Донна Валентино - Пират моего сердца

– Я признаю ребенка своим.

– Но мы никогда не сможем пожениться. Ребенок по закону будет принадлежать Питеру. Он будет преследовать нас, использует все доступные средства, чтобы отнять у нас малыша. Я уже сейчас всем сердцем люблю свое дитя и скорее умру, чем позволю разлучить нас.

Майкл упрямо затряс головой:

– Ты просто убиваешь меня своими доводами. Я никогда бы не посмел предлагать тебе выбирать между нашим ребенком и мной, потому что слишком сильно люблю вас обоих.

– О Майкл!

Аннелиза чувствовала, как слезы застилают ей глаза.

– Даже если я убегу с тобой, мы пропадем. Разве ты не понимаешь? Эти острова, эти воды – все во власти голландцев. У нас не будет надежды на спасение. Если ты объявишь себя отцом, они узнают, что ты и есть тот контрабандист, которому я помогла бежать. Они вырвут у меня моего сыночка, а тебя повесят на первом же дереве. Питер, и только он, будет иметь неограниченные права на ребенка. Никто не знает, как далеко он может зайти в своем гневе. Он очень могущественный человек, его влияние распространяется даже на Амстердам. Он доберется до моей матери. О, Майкл, если бы нас было только двое, я бы без колебаний убежала с тобой. Но ребенок, но моя мать… Я не могу рисковать.

– Ты рискуешь даже больше, оставаясь с ним.

– Я понимаю, что эта партия не принесет мне того уважения, которого я искала. Но Питер уже не раз доказал, что в случае чего защитит меня.

– Вот в этом ты очень ошибаешься. Да будет тебе известно: твой муж виновен не меньше меня. Он подрывает устои твоей драгоценной компании.

– О чем ты говоришь, Майкл?

– О мускатном орехе. Аннелиза, те орехи, что я незаконно провозил, получены с плантации твоего мужа. Питер Хотендорф занимается контрабандой под носом у компании.

– Не может быть! Я прекрасно помню, как однажды разговаривала с ним на эту тему. Стоило мне заикнуться о том, что, возможно, некоторые плантаторы участвуют в контрабанде, как он буквально взорвался.

– А чего ты ожидала – что он во всем тебе признается? Если компания выяснит истинную роль твоего мужа, его будут судить как предателя, и тогда ты тоже пострадаешь, а вместе с тобой и наш ребенок.

– Значит, ты собираешься разоблачить его?

– Только если ты этого захочешь. Я вижу, знаю – ты несчастлива с ним, потому что ты не любишь его. Я могу освободить тебя.

– Но если ты решишься на это, то выдашь себя. Они бросят тебя в тюрьму, меня объявят неверной женой, а нашего ребенка – отпрыском преступника.

– Нет, Аннелиза! Я никогда не признаюсь, что мы любили друг друга. Ни у кого не возникнет даже малейшего подозрения. Все будут думать, что это ребенок Питера Хотендорфа…

– И тогда я потеряю тебя навсегда, неужели ты этого не понимаешь? Я могу смириться с той жизнью, которую сама выбрала, но не смогу жить, зная, что повинна в твоей смерти. Пока я буду знать, что ты ходишь по земле, я смогу вспоминать про нашу любовь. Я буду в мечтах представлять все, что происходило между нами. Мне вовсе не нужно, чтобы ты жертвовал собой ради моей свободы. И не забывай – я добровольно взвалила на себя это бремя, мне одной его и нести.

Аннелиза прислонилась к широкой груди Майкла, упиваясь запретным ощущением тепла, исходившего от его тела. Хотя она знала, что обращает на себя внимание моряков, ее это почти не волновало. Она была согласна принять на себя любой позор, лишь бы насладиться возможностью быть с ним.

– Любовь, Майкл, это бесценное богатство. Я уже и не надеялась, что мне доведется испытать ее. Теперь ты понимаешь меня? Ничто не вытравит из моей памяти воспоминаний. Ничто. Но сейчас ты должен идти. Уезжай отсюда как можно скорее и устраивай свою жизнь.

– Иными словами – делай что задумал.

– Да. Возможно, дома, в Америке, ты найдешь счастье, которого заслуживаешь.

– А ты?

Аннелиза посмотрела в глаза Майкла долгим взглядом:

– Я смогу держать в руках твоего ребенка.

– И он станет называть Питера Хотендорфа своим отцом.

– Я буду рассказывать ему истории об отважном пирате, в поисках приключений не раз рисковавшем жизнью.

– Действительно, я всегда стремился к приключениям. Но сейчас, когда я слышу об этом из твоих уст, жизнь представляется мне бессмысленным и безотрадным занятием.

Что она могла ответить ему на это?

Подобрав юбки, Аннелиза пробилась через заслон мужчин и вернулась в зал. Пройдя под пристальными взглядами гостей, она заняла место рядом с высокой безмолвной фигурой мужа.

Вода выкипела. И что же он имел в сухом остатке? Только страх. Ни один человек в мире не презирал себя больше, чем он. Аннелиза боялась, что он может погибнуть, она опасалась за его жизнь и приговорила себя вместе с их ребенком к вечному трауру, чтобы Майкл Роуленд мог продолжать свою беззаботную жизнь, овеянную юношескими мечтами.

Свобода, которой Майкл так долго жаждал, теперь казалась ему безбрежным океаном пустоты, и он отнюдь не хотел барахтаться там в одиночку целую вечность. Зато все, чего он прежде так старательно избегал, теперь, напротив, манило его как чарующее пение сирен. Он предпочел бы работать день и ночь ради исключительного права приходить в свой дом и видеть в нем Аннелизу, созерцать ее кормящей грудью их младенца.

Аннелиза считала, что можно до конца жизни довольствоваться воспоминаниями. Как она ошибалась! Никакие воспоминания не смогут заменить того, кого любишь. Она также утверждала, что ему достаточно будет представлений о предстоящих романтических приключениях; он же видел свое будущее совсем в иных красках. Лучшие годы жизни могли пройти в потакании собственным слабостям и беспробудном пьянстве, если рядом не будет ее.

Но и у нее не будет жизни без него. Ее существование от начала до конца перейдет под контроль Питера Хотендорфа. Ее муж станет решать, что ей следует надеть, как есть, как пить и как проводить каждый час. То, что Майкл обожал в ней, – ее гордый дух, ее искрометную красоту – всему этому суждено поблекнуть под оболочкой респектабельности, которой она так жаждала. У Аннелизы не было оружия, чтобы вырваться на свободу, и лишь он, Майкл, мог дать ей его. Для этого надо было только представить доказательства участия Питера Хотендорфа в контрабанде. Если Аннелиза использует их в нужный момент, это обеспечит ей путь к свободе.

Значит, он обязан дать ей эти доказательства, даже если для достижения его плана ему придется умереть.

Пока Мару расчесывала ей волосы, Аннелиза разглядывала в зеркале свое отражение. Нет, зрение не обманывало ее. На нее смотрел призрак с мертвенно-бледной кожей и безумным взглядом. День, проведенный в неослабевающем напряжении, отнял у нее все силы и привел ее на грань нервного срыва.

Видеть Майкла, разговаривать с ним, ощущать на себе его руки – все это было и милостью Божьей, и адовой мукой. Она никогда не думала, что ей доведется снова встретить его, и уже настроилась тосковать по нему до конца жизни. Судьба дала ей возможность обнять его на ничтожно короткое время лишь для того, чтобы напомнить: наутро он уплывет и никогда не вернется. Рана в сердце, только-только начавшая затягиваться, обнажилась вновь.

Дверь открылась, и в комнату вошел Питер. У Аннелизы упало сердце. Никогда еще он не смотрел на нее так жадно, как сейчас. Вероятно, танцуя с другими мужчинами, она подстегнула в нем собственнический инстинкт. Только не сегодня, взмолилась она про себя: терпеть его объятия, пока все в ней трепетало от прикосновений Майкла, было бы для нее просто невыносимо.

– Простите меня, – жалобно простонала она. – Сегодня мне что-то нездоровится.

Питер стиснул челюсти, и по этому еле заметному движению Аннелиза поняла, что на этот раз он не потерпит отказа.

– Выглядишь ты, надо сказать, и в самом деле неважно. Я не удивляюсь, что после всех этих танцев у тебя хаос в голове. Надо было мне раньше остановить тебя.

Как он умел не теряться в подобных ситуациях и сразу переходить в атаку! Эта способность мужа одновременно впечатляла и угнетала ее. В находчивости ей никогда не превзойти этого человека.

– Мне бы только выспаться, а завтра все будет хорошо.

Если за ночь ей удастся собрать из осколков свое сердце, к утру она будет в более подходящей форме. Тогда Майкл уже покинет Банда-Нейру, и с этого времени ей не придется больше жить в смертельном страхе за него. Все будет позади, а значит, она сможет перестать думать о нем и начнет новую жизнь.