Но даже в этих путах пленник все еще пытался сопротивляться.
Неразумно одному бороться с такой сворой, подумала Аннелиза. Сердце ее разрывалось от отчаяния, словно ему передавались ощущения другого сердца после каждого бесполезного рывка, каждого напрасного телодвижения. Внутренний голос нашептывал ей, что любой отказ подчиниться чужой воле достоин восхищения.
Аннелиза вцепилась в подзорную трубу, как будто этот предмет позволял ей обрести чудесный дар и передать пленнику ее тайный наказ перестать попусту тратить силы и смириться. Она-то знала, что голландцы из Ост-Индской компании в любом случае добьются своего.
«Непременно убежал бы, если бы не удавка», – думал в этот момент Майкл Роуленд. Веревка так сильно сдавливала ему шею, что он едва дышал.
Кривоногий подонок, сделавший удачный бросок, гоготал от восторга. Тогда пленник собрал оставшийся в легких воздух и на последнем дыхании выпустил в него обойму ругательств.
– Чертов ублюдок! Шакал! Это тебе так не сойдет. Я раздавлю твои яйца и заставлю тебя ползать на брюхе! Подожди, я еще вывожу тебя мордой в помоях!
После столь свирепых угроз торжествующие победители сразу как-то стихли, однако к этому времени руки и ноги Майкла от недостатка кислорода сделались ватными, а мозг ослабел настолько, что не позволял воспроизвести хотя бы одно из тысячи бранных слов, которые просто необходимо знать мужчине, чтобы выжить в стране со смешением множества культур. Впрочем, ругательства устрашили только богобоязненных африканцев – на голландцев, представлявших наибольшую угрозу для его свободы, они вряд ли могли оказать какое-либо влияние.
Тем временем пленника флегматично, со знанием дела опутывали сетью веревок, так что под конец Майкл стал похож на батон колбасы, приготовленный к сушке под кухонной балкой у какой-нибудь запасливой итальянской хозяйки. Наверное, ему не стоило так рьяно сопротивляться, чтобы не раскрывать противникам своей истинной силы. Теперь, со связанными руками и ногами, черта с два он убежит от них. Майкл тяжко вздохнул, когда полдюжины моряков не без труда подняли его на плечи и понесли к морю. Надо думать, вся процессия презабавно выглядела со стороны – группа могильщиков тащит куда-то спеленатую египетскую мумию.
Не утруждая себя излишними предосторожностями, победители сбросили его в лодку, так что Майкл упал головой вперед и крепко стукнулся о какую-то доску. Удар был столь силен, что он даже на мгновение потерял сознание. Ему потребовались значительные усилия, чтобы заставить себя вдохнуть затхлый воздух – несметное число раз моряки чистили здесь рыбу, и поэтому дерево было насквозь пропитано застарелым запахом требухи. Майкл попытался дышать ртом, но сразу же закашлялся от мутной солоноватой воды, проникшей в легкие вместе с воздухом со дна лодки.
Будь они сто раз прокляты! Не хватало только отдать концы, нахлебавшись этой гадости. Майкл со стоном приподнял голову. Его шея была слаба, как у только что вылупившегося птенца, и все же он мгновенно понял, как ему повезло. Даже с руками, прижатыми к туловищу, и плотно соединенными ногами он был достаточно широк, чтобы закрыть собой лодку в поперечнике, а в длину его массивное тело простиралось от носа почти до самой кормы, так что, кроме него, сюда могли вместиться лишь два голландских моряка. Всего два! Ему ничего не стоило разобраться с ними – лишь бы удалось развязать руки. Он сиганет в море, и поминай как звали! А еще лучше было бы вышвырнуть провожатых за борт и оставить лодку для себя. Да, это как раз то, что нужно. Майкл пошевелил руками. Ощутив, что веревки натянулись как тетива лука, он нисколько не удивился. Проклятые голландцы – накрутили тысячу узлов и довольны.
И тут в голове пленника молниеносно родился план. Действовать надо было без промедления, каждый гребок весел приближал их к кораблю, который он приметил еще с берега; его принадлежность можно было безошибочно определить по характерной форме корпуса и типу парусного вооружения.
Когда лодка подплыла ближе, Майкл с трудом приподнял голову, но не увидел на палубе никого, кроме одиноко стоящей фигуры. Невероятно, черт подери! Видимо, ушиб оказался сильнее, чем он предполагал. Разрази его гром, если он ошибался, – на палубе стояла монахиня в темном одеянии и развевающейся на ветру косынке: она смотрела на него через подзорную трубу. Точно, монахиня. Обычная женщина никогда не рискнула бы подвергать себя риску теплового удара, напялив столько ярдов шерсти под таким палящим солнцем.
Забавно, подумал Майкл. Что ж, может быть, она помолится и за его душу? Сейчас он как никогда нуждался в заступнической молитве, ибо его дела обстояли куда как плачевно. Худшей судьбы для человека, виновного в таком преступлении, какое совершил он, было трудно представить. Он никогда не предполагал, что его схватят голландцы и посадят в карцер на своем судне, следующем скорее всего на острова Банда, но теперь насчет того, предпринимать или не предпринимать побег, у него не было никаких сомнений.
Майкл повернулся на левый бок, на правый, затем повторил все в том же порядке. Лодка накренилась.
– Эй ты, не валяй дурака! – оглянувшись, прикрикнул один из моряков. Затем он бросил весла и с силой шлепнул Майкла по спине.
Майкл едва заставил себя сдержаться и не лягнуть его в ответ. Вместо этого он повернулся еще несколько раз. Лодка заходила ходуном. Майкл услышал, как второй моряк тоже закрутился на своем сиденье, и оба гребца начали энергично переговариваться. Они не могли остановить его, не привязав к лодке. Но чтобы сделать это, им нужно было перебраться к нему, что ему и требовалось.
Когда моряки приблизились к Майклу, лодка, крен которой благодаря его энергичным движениям достиг опасной черты, внезапно перевернулась, и всех троих выбросило в море.
Человек, лишенный возможности плыть, не станет сознательно плюхаться в воду. Тем более ему незачем делать это, если он так перевязан веревками, что по форме напоминает плотно свернутый кокон, и сразу пойдет ко дну как гарпун, пущенный из ствола пушки.
Майкл рассчитывал, что сможет задержать дыхание под водой минуты на две. Однако уже через считанные секунды он ощутил невыносимое давление, грозящее расплющить ему грудь. С упорством обреченного он пытался разорвать веревки, чтобы освободить руки и всплыть на поверхность. Чем безнадежнее становилось положение, тем упорнее его мозг искал выход. Майкл вдруг вспомнил о маленькой монахине на палубе. Может быть, забота о бессмертии его души заставит святошу на время оставить подзорную трубу и занять свои руки четками? Слабая надежда неожиданно прибавила ему спокойствия, и он прекратил борьбу. Что ж, скоро станет ясно, оправдаются ли его предположения. Если нет, то ему об этом уже никогда не узнать. Никогда.
Аннелиза таки уронила драгоценный прибор капитана Фербека, и подзорная труба по отвесной линии полетела в воду Салданской бухты. «Боже, смилуйся!» – пронеслось у нее в голове. Она вцепилась в перила с такой силой, что у нее заболели пальцы, а на дереве остались полукруглые вмятины от ногтей. Сама того не замечая, она задерживала дыхание до тех пор, пока один из вынырнувших моряков не вытянул за собой пленника. Тогда она с шумом выдохнула все, что скопилось в груди, и помолилась про себя.
Моряк, удерживая голову Майкла над водой, неловко греб одной рукой в направлении капитанского ялика, откуда к пленнику уже в нетерпении тянулось несколько рук. Когда его втаскивали на борт, сопротивления в нем было не больше, чем в выжатом лимоне.
Аннелиза вспомнила о подзорной трубе, и в каком-то дальнем уголке ее души шевельнулось сожаление. Не будь этой утраты, сейчас можно было бы приглядеться и понять, дышит он или нет. Капитан отдал какой-то приказ, и один из матросов быстро перерезал веревки. Однако беглец по-прежнему не двигался. Тогда его не без труда подтащили к борту, так что голова несчастного оказалась над водой, и двое моряков принялись энергично хлопать его по спине. Аннелиза в испуге подумала, что в своем усердии дюжие молодцы могут сломать ему позвоночник, но тут, казалось бы, безжизненное тело вдруг задергалось. Через секунду спасенный заворочался и стал давиться кашлем, а затем в изнеможении упал ничком, так что она не успела даже толком увидеть его лица.
В этот момент несколько лодок с голландцами приблизилось к кораблю, и моряки по веревочным лестницам с привычной сноровкой взобрались на борт. Они радостно похлопывали друг друга и криками ободряли своих товарищей внизу. Аннелиза посторонилась. Отчего-то их воодушевление представлялось ей отвратительным.