– Поглядите, Елена Валерьевна, вот тут у меня искусственный пруд, – явно с гордостью демонстрировал Сван работу ландшафтного дизайнера на своем огромном участке, обнесенном высоченным забором. Мельком подумалось, насколько же его доходы превышают наши, если он себе такое может позволить. – Вам нравится?

– Да-да, – немного рассеянно пробормотала, оглядывая живописные альпийские горки и группы явно очень недешевых крупных хвойников. – Жаль, что он зимой будет промерзать, скорее всего, до дна, а то можно было бы карпов кои запустить.

– Хм… Так и запустим, вы только скажите.

– Что, простите?

– Я говорю, что вам ведь достаточно сказать, Елена вы прекрасная, и все выполним. А чтобы не замерзало, построим вокруг какую-нибудь там теплицу или оранжерею. Так оно зовется?

– Я не понимаю… – смешавшись, я отпустила его локоть и попыталась отступить, но Сван с удивительной стремительностью сцапал меня за запястье и подтянул обратно.

– Не нужно так пугаться, Елена. Могу ведь я звать тебя так, мы же не первый день знакомы? – Я смотрела только на его кисть, удерживающую меня, и молчала. Ужасно некрасивые волосатые пальцы в тату, перстни, пара широких колец. – Я думаю, настало время для серьезного разговора, голубка.

– И о чем же?

– О тебе и обо мне, Елена.

– В каком смысле?

– В смысле, что пора перестать нам обоим делать вид, будто твой Серый – тот мужчина, что заслуживает такую женщину, как ты. Его уровень – это те самые писклявые размалеванные шмары, которых ты видела там за столом.

– Это…

– Неправда? – ухмыльнулся мужчина. – Скажи, вот так вырядиться сегодня разве не он заставил? Очки носить на сходняках запрещает, так? Стремается такой, какая ты есть. Цвет волос же этот не родной, так?

– Послушайте, Георгий Владимирович…

– Просто по имени, Лена, – велел он жестко. – И прежде чем отшивать меня, подумай. Подумай, что я могу дать такой женщине, а что твой недоумок Серый. Он же и не понимает, что ему досталась за женщина. Как такую, как ты, нужно достойно содержать и сколько на это бабок нужно.

– Я не…

– Он и дальше станет лепить из тебя дешевку, знаешь ведь. Опускать до доступного ему уровня. А не опустишься – топтать станет. Или уже топчет, Лен?

– Да прекратите! Что у нас с мужем – это не ваше дело! Или вы с женщинами лучше обращаетесь? Я не слепая, вижу.

– Ты видела, как я с шалавами обхожусь. Не примеряй это на себя. С тобой я другим совсем буду. Соглашайся со мной жить, Лена, и все будет у тебя, что захочешь. Все, клянусь. Пацана перевезем. Подрастет – за границу учиться пошлем…

– Да вы в своем уме? Я замужем!

– Ну так я же не против, Лен. Мне, по нашим понятиям, жениться нельзя, я же в законе. Но ты всему тут хозяйкой и так будешь. Все на тебя перепишу, все, что имею, твое будет. А печать… черт с ней, пусть себе остается у тебя.

– Господи, да что за безумие! Вы как вообще… это же… Сергей… он…

– Он согласится, Лен, поверь.

– Ни за что!

– Хочешь спросим?

– Нет, не хочу! Я этого сама не хочу! И он вас боится, какой смысл спрашивать. Это бесчестно.

– Боиться-то – само собой, голубка, но тут вопрос в другом. Предложи я ему сейчас встать старшим над всеми, кто подо мной ходит, и он мне сам тебя сюда привезет. Потому что твой Серый – жадный до бабок и власти куда как сильнее, чем ревнивый.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет! Неправда! – замотала я головой, выкручивая руку из его захвата. – Вам не понять! Сергей меня любит. Он просто связался… с вами. Его дружки затянули. Он другой. Он хороший, добрый, ему просто надо вылезти из вот этого всего, и он опять…

– Что, станет прежним добрым парнем, за которого ты вышла? – усмехнулся цинично Сван. – Ну-ну. Хорошо, Елена, не дергайся, я не насильник какой и принуждать не собираюсь. Я свое предложение сделал, а ты думай, думай и смотри на все уже как взрослая женщина. Цену себе, голубка, знать надо и за беспонтовый вариант не держаться.

– Это ужасный подход. В семье так нельзя.

– Да как скажешь, успокойся. Пойдем лучше я тебе покажу, какую баню отгрохал. Бассейн двадцать метров!

Георгий увлек меня за собой, будто сразу и забыв о нашем разговоре. Вел по хрустящей под подошвами дорожке, указывая то направо, то налево, хвастая всякими изысками, которые я, по сути, и не видела, все еще внутри клокотало и тряслось. Перед новеньким срубом, от которого пахло сосной и немного дымом, он чуть затормозил и внимательно глянул мне в лицо.

– Смотри, Лена, смотри. – Он толкнул дверь, из-за которой тоже был слышен ненавистный шансон, женский смех и мужские голоса.

Тамбур, и вот мы в большом предбаннике. Длинный стол, лавки, шкуры по стенам и огромный бильярдный стол, над которым мой Сергей нагнул какую-то девицу и вдалбливался в нее под глумливый гогот и комментарии своих дружков. Напротив тем же самым занималась еще одна парочка.

– Мужики, вы бы хоть предупреждали, – ухмыльнулся Сван. – А то я гостье своей экскурсию устроил, а вы тут с шалавами балуетесь.

Сергей оглянулся через плечо, скользнув по мне совершенно рассредоточенным пьяным взглядом, очевидно и не сразу узнавая.

– Ленка, вон пошла! – рявкнул, отстранившись от своей партнерши, когда наконец дошло.

– Серый, язык прикуси, скотина пьяная! – прикрикнул на моего, моего мужа, имеющего на моих глазах девку, его босс и протянул мне руку, как ни в чем ни бывало. – Идемте, Лена. Уж простите, не хотел делать вас свидетельницей таких непотребств. Что поделать: молодежь, кровь горячая.

Я же, игнорируя его, попятилась прочь, чувствуя, что не могу дышать. Да, я догадывалась… что там… была практически уверена, что муж изменяет мне. Потому и не могла с ним спать. Брезговала. Как будто и проблем с возбуждением было недостаточно. Но одно дело понимать, что, скорее всего, измены бывают, а другое – увидеть все своими глазами. Да еще унизительно, так, чтобы у этого была куча свидетелей. Схватившись рукой за горло, будто это могло помочь вдохнуть, я быстро пошла прочь.

– Лена, постой, не нужно так расстраиваться! – догнал меня Сван и приобнял за плечи. – Я извиняюсь, что так вышло.

– О, ну да, конечно же совершенно случайно вышло само, Георгий Владимирович! – взорвавшись злостью, я вырвалась и развернулась, глядя на него в ярости. – Вы, само собой, и предположить не могли, чем они там занимаются, думали, плавали, а тут такое! Какая неожиданность и, главное, удачное совпадение!

– Удачного не вижу ничего, голубка, но все же это к лучшему. Я, согласись, понятия не мог иметь, что Серому приспичит прямо сейчас трахнуть эту шмару. Но до тебя должно дойти: это не в первый и не в последний раз. Не по-пацански так говорить, но правда есть правда. Вот это – его уровень, Лена. Его жизнь. Ему это в кайф. Никто его не втягивал. И никто, даже ты, сколько ни уговаривай, его не вытащит.

– Ленка! – заревел где-то сзади опамятовшийся, видно, муж. – Ленка, сюда иди! Ленка-а-а-а!

– Лена, просто скажи – и я его отсюда выставлю. Прими решение.

– Ленка-а-а!

У меня в голове и в груди будто что-то взорвалось. Боль. Такая сильная, что почудилось, что вывернула ребра наружу, и череп вот-вот тоже лопнет, как орех. Сорвавшись с места, я побежала. Металась между проклятыми деревьями, пока не выскочила к коттеджу. Метнувшись на террасу, схватила свою сумку и побежала вон со двора, сопровождаемая криками. Завела двигатель и рванула с места, успев засечь Свана, выскочившего из ворот.

Слезы никак не шли, они как будто застряли где-то, и от этого дико жгло глаза и в сердце. Думать не получалось. Перед мысленным взором на повторе проигрывалась картинка ритмично движущейся задницы Сергея в приспущенных штанах. Мерзко. Ожидаемо. Но все равно мерзко.

В зеркале заднего вида мелькнули вдали фары. Меня преследуют? Да что же еще от меня нужно? Раздавить окончательно?

Резко вильнула в первую попавшуюся неширокую улицу поселка. Через минуту еще и снова. Петляла до тех пор, пока не выскочила с асфальта на гравийку, а потом пошел лес и вообще началась размытая дождем грунтовая, где я и застряла в первой же глубокой луже. Буксовала, дергая машину вперед-назад до тех пор, пока она не заглохла и больше не завелась. Вот тут уже уткнулась лбом в руль и разревелась. Выла белугой, оплакивая себя, любовь свою, окончательно изгаженную и добитую. А ведь верила я. Верила, что не все для нас с Сережей потеряно. Что он осознает, перебесится. Ведь в душе не такой. А там, может, от той души уже и нет ничего. И я не хочу, не хочу уже ничего назад. Невозможно это.