Только через полчаса из здания консерватории появился Давид. Он медленно шел по огромной лестнице. Видимо, почувствовав на себе взгляд, Давид поднял голову и, встретившись глазами с Артемом, улыбнулся. Он быстро побежал по дорожке в сторону скамьи, на которой сидел Артем, но, не добежав пару метров, остановился. Улыбка с его губ медленно сошла, и он молча опустился на край скамейки.

— Ты чего так долго? — проворчал Артем. — Я тебя уже полчаса тут жду.

— С преподавателем обсуждали новую пьесу, — ответил Давид, глядя вперед. — Я решил, шо ты от нас насовсем ушел, — добавил он тихо.

— Я хотел, — ответил Артем, заметив, как вздрогнули при этих словах плечи Давида, — но не смог.

— Отчего не смог? — Давид посмотрел на Артема с надеждой.

— Музыка не дала, — незло усмехнулся Артем, — да и хозяйство у меня тут. Вон воды на полив огорода нужно натаскать. Курям отрубей дать. Да и ты вон с мамой пропадете без меня, — он смотрел на Давида и в этот момент был полностью уверен, что поступил правильно.

— А куда ты хотел уйти? — спросил Давид, улыбнувшись.

— К себе, в будущее. Мне стоило только войти туда, и все… Если бы я вернулся обратно, ты бы меня уже не помнил, — сказал Артем.

— Почему? — спросил Давид.

— Вот смотри… — начал объяснять Артем, — я могу уходить к себе сколько угодно раз и возвращаться обратно. Но возвращаюсь я сюда в двадцать четвертое мая. Сколько бы тут ни прожил раньше. И выходит, что все события повторяются. Вернее, их можно изменить, но… понимаешь… я понял, что не хочу ничего менять. Ты мне веришь? — он поднял глаза на Давида.

— Верю, — кивнул тот.

— А теперь пошли в лавку. Купим немного постного сахара. А вечером чай будем с ним пить. Я тут на работу устроился. Вот решил первую зарплату отметить, — Артем достал из кармана мятый трояк.

— Вот тут ты прав, шо хочешь гостинец купить. Ой и получишь ты от мамки мокрой тряпкой по спине, — засмеялся Давид.

========== Глава 18 ==========

Они спустились по узкой тропинке, ведущей в овраг, и вышли к бараку. Роза стояла возле огромного стола и полоскала в большом железном корыте белую футболку Артема.

— Прям дежаву, — хмыкнул Артем. Его посетило странное чувство, что он после долгого отсутствия вернулся домой.

— Счас будет тебе «дежаву», — толкнул его в плечо Давид.

— Вай ме… Темочка… — всплеснула руками женщина и кинулась к нему, все еще держа мокрую футболку. — Сынок! А я уж глаза виплакала, решила, шо ты от нас ушел. Вот и Додик все утро ходил, как в воду опущенный, — Роза обняла Артема и положила ему голову на грудь.

— Мама Роза! Ну чо ты как эта… — смущенно пробормотал Артем. Он погладил женщину по спине и поцеловал седую голову.

— Шо как эта? — Роза легонько оттолкнула Артем. — Шлимазл! Как в голову такое ему пришло? Бросить нас! — Роза замахнулась мокрой футболкой. — Вот ты у меня сейчас получишь! — первый удар пришелся по плечу. От второго Артему удалось увернуться, но Роза не сдавалась. — А ты подумал, что я за тебя расстроюсь? — она снова замахнулась. — Ты подумал, что Доде без тебя плохо? — она махнула футболкой, но Артем развернулся и перебежал на другую сторону стола. — Ты подумал своей глупой головой, что мы скучать за тебя, застранца, будем? — Роза попыталась обогнуть стол и достать Артема, но тот снова сменил место дислокации. Тогда Роза перегнулась через стол и попала мокрой тряпкой точно ему по груди.

— Мама Роза, — хохотал Артем, — ну хватит тебе уже! Давай лучше поедим. Мы с Давидом не жрамши!

Видимо, мысль о том, что дети голодные, успокоила Розу. Она бросила футболку в корыто и пошла на кухню готовить ужин, неслышно ворча себе под нос.

Был тихий вечер. Закончив все свои дневные дела, жители барака расположились за большим столом на кухне. Роза испекла скорую коврижку. Соня принесла баночку меда. В небольшой стеклянной вазочке лежали постный сахар и кем-то принесенные конфеты.

Вокруг стола носились дети, изредка подбегая к родителям и получая конфету или кусок коврижки. Коврижка, облитая ароматным медом, казалась Артему вкуснее любого дорого торта. Он облизывал испачканные медом пальцы и украдкой поглядывал на Давида, сидящего напротив.

Он пытался услышать ту самую музыку, но видел только ослепительную улыбку на его губах и блеск от лампы в глазах. Ветер ласково перебирал крутые завитки черных волос, а сквозь тонкую белую рубашку просвечивало худенькое тело. Сам не зная почему, Артем тихо замурлыкал под нос:

— Ах, эта девушка-а-а… полумесяцем бро-о-овь.

— Ты чо за песню поешь? — к нему подсела Зойка и схватила из сахарницы конфету.

— Да вспомнилось вдруг, — пожал плечами Артем.

— А-а-а. — понимающе кивнула ему Зойка, — из нашего Додьки красивая баба вышла бы.

— Да при чем тут Давид вообще? — удивился Артем.

— Сам смотрит на Додьку и песню поет, потом спрашивает, при чем он тут, — пожала плечами Зойка.

Артем хотел что-то возразить, но она вспорхнула с лавки и бросилась догонять Родика.

Ночью Артем с удовольствием растянулся на стареньком диване и укрылся теплым одеялом.

— Тем, а расскажи мне, как ты раньше жил, — Давид снова уселся по-турецки, высоко подтянув острые коленки.

— Да и рассказывать нечего, — Артем уселся напротив друга. — Папа у меня был историком. Преподавал в университете. Знаешь, какое у него было любимое время? — Давид мотнул кудрявой головой. — Годы правления Сталина, до его смерти в пятьдесят третьем и признания культа личности в его лице, — Давид испуганно покосился на дверь.

— Ты сейчас говоришь, шо товарисч Сталин умрет через семь лет и его врагом народа признают? — спросил он шепотом.

— Еще каким! — кивнул Артем. — Он народа сгубил больше, чем в войну погибло. Но я не про это сейчас. Папа часто брал путевки на экскурсии, и мы объездили все Золотое кольцо.

— Шо объездили? — не понял Давид.

— Ну, города Золотого кольца. Города-памятники архитектуры и истории. Сейчас все не упомню, но вообще, больше всего поездка в Питер запомнилась. Мы почти неделю в Эрмитаже провели. Приходили уставшие, а утром снова туда шли. Мама была пианисткой. Вернее, она в юности подавала большие надежды, но ей не хватило блата, чтобы пробиться. Поэтому она стала обычным учителем в музыкальной школе. Но она любила своих учеников и свою работу. С ней мы ходили на концерты классической музыки. Помню, мне было лет пять, и папа подарил ей билеты на «Лебединое озеро» в Большой. Прикинь, я, дурак малолетний, весь балет на люстру смотрел и мечтал о такой же в своей комнате, — Артем горько усмехнулся. — Я никогда не видел, чтоб они ругались. Папа постоянно дарил маме цветы. Просто так. Приходил с работы с букетом роз или маленький букет ландышей приносил. А мама смотрела на него как на супергероя. Можно я не буду про аварию рассказывать? — спросил он у Давида. Тот коротко кивнул, и Артем продолжил: — После похорон мамина сестра, Ленка, оформила опеку и переехала из своего Мухосранска к нам. Она хорошая, Ленка, просто молодая. Ей тогда двадцать было. Попала из провинциального города в столицу, ну и захотелось ей красивой жизни. Сначала мы жили на те деньги, которые она выручила с продажи своего дома, дальше на наследство, которое оставили папа с мамой. Потом деньги кончились, и Ленка нашла работу. Денег с трудом хватало на еду. Пенсия по утере кормильцев, которую я получал, уходила на квартплату. Я к тому времени учебу совсем забросил. После операции мне стало трудно учиться. Я плохо воспринимал материал, и память стала подводить. С трудом закончив девять классов, я поступил в колледж на слесаря. Там я познакомился с гоп-компанией: Шлангом. Слоном и Котом. Из-за того, что психовал постоянно, меня Психом и прозвали. Мы сидели на лавке, пили пиво, курили и грызли семечки. Иногда срубали немного бабла, тряханув какого-нибудь пацана на улице. По-крупному не воровали. Снимали магнитолы с машин. Иногда удавалось телефон отработать. Обокрасть старого еврея — это было самое крупное дело, на которое мы решились. Так я и познакомились с твоим отцом. Иосифом Линдерманом.

Когда Артем стал рассказывал про старика, Давид оживился. Он не задавал вопросов, но вслушивался в каждое слово, сказанное про отца. Когда Артем рассказал про смерть старика и про то, как он попал в прошлое, Давид сказал: