– Я могу делать это всю ночь и весь дальнейший день. Ты знаешь чего я от тебя хочу, сделай, и мы перейдем к дальнейшим действиям, более приятным, – он подошел и поднял ее.

Девушка потянулась к трусикам, но руки дрожали, она не могла даже их снять.

– Я не могу… Мои руки, они меня не слушаются…

– Не слушаются, потому что они наказаны. Пытайся.

Девушка кое-как зацепила большими пальцами трусики и спустила их чуть ниже коленок.

– Хорошо. А теперь раздвигай пошире ножки и приступай.

Сондрин немного развела ноги и попыталась что-то сделать, но пальцы отзывались острой болью, такой, что не давала возможности пошевелить ими.

– Я не могу, не могу, мои руки, они … Мои пальцы…

– Меньше слов, Сондрин, – Альфред очень холодно посмотрел на часы. – У меня завтра ранняя встреча.

Она закрыла глаза и провела ладошкой по груди. Затем опустила пальцы к клитору. В таком состоянии о получении удовольствия даже не могло быть и речи, но… Розги … Это было очень, очень больно, и девушка видела, что он не остановится, в его взгляде при последнем ударе она прочитала восторг и наслаждение. Она легонько коснулась своего бугорка и удивилась – была мокрой. Пальцы кое-как начали движение сквозь боль и она почувствовала как он смотрит. Его взгляд стал очень пронзительным, чувствовала его желание и знала чем все закончится. Несколько раз останавливалась и рыдала над своими руками. Несколько мотивирующих ударов по спине и бедрам – и она вновь продолжала, пока не почувствовала, как ее вот-вот накроет и в этот момент он остановил ее.

– Стоп, стоп. Все остальное позже.

Альфред поднялся и, поправив брюки, подошел к ней.

– Я же тебе говорил, что он не просто так тебя выбрал. После того, как тебя отхлестали по щекам, губам, и так жестко по рукам, ты текла. Ты именно то, что нужно. До встречи, дорогая, мне понравилось. Я даже возбудился, – развернулся и ушел.

В комнате повисла тишина, Кристофер обошел ее сзади. Девушка стояла и дрожала. На нее навалилась вся обида и усталость от вечера, он провел по ударам, она охнула, но он нагнул вперед, подведя к дивану, затем разорвал трусики и буквально врезался в нее полностью на всю свою длину и остановился. Девушка взвыла, но он удерживал ее и не давал вывернуться. Затем еще сильнее стал насаживать, практически не выходя.

– Моя… Запомни, только моя, моя собственность, – он сильно взял за волосы и поднял. – Только я могу прикасаться к тебе, запомни, только я могу давать удовольствия, никто больше пока я владею, когда выкину – можешь делать все, что захочешь, а пока только я, ты моя собственность, моя игрушка, моя кукла и все в тебе мое. Говори…

Она что-то пыталась сказать, но только плакала.

Он сильно несколько раз вошел резко и глубоко, и вновь, дернув за волосы, потребовал:

– Говори.

– Твоя, я твоя собственность, все права на меня принадлежат только тебе, – кое-как, заикаясь и запинаясь, она прошептала то, что он требовал.

– Кто я?

– Господин Кристофер.

– Отлично. А теперь порезвимся.

Он начал сначала медленные, но очень глубокие толчки, задерживаясь в ней, отдаваясь только своему наслаждению, он совершенно не слышал ее стонов боли. В момент когда достигал самой дальней точки у нее была вспышка боли, которая отзывалась вспышкой в закрытых глазах. Он резко вышел, взял ее за плечи и отвел к дивану, толкнул и перевернул на спину. Девушка закрывалась руками и плакала не переставая.

– Открой глаза. Открой и посмотри на меня.

Сондрин только мотала головой, закрываясь просто от взгляда. Боль была везде. Боль и страх, она не видела и не слышала ничего, только боль и его власть которая сегодня просто размазала ее по полу. Разбитые губы, размазанная по щекам косметика, заплывшие и опухшие от слез глаза, она слабо напоминала то хрупкое нежное создание, которым была всего несколько часов назад. Он смотрел на нее и ненавидел себя. Его внутренний демон не давал права на жалость.

– Открой глаза, посмотри на меня, Сондрин, – ее реакции поменялись, она была другой, не дрожала под его руками, только тупая защита.

Ее боль сквозила отовсюду, она молча кричала и закрывалась . Его это не устраивало, он хотел огня, хотел эмоций, ее тупой страх бесил его. Девушка услышала как он сел рядом, его губы начали шептать что-то на ухо. Плохо разбирала слова и он это понимал, он нежно прикасался губами повсюду: ее виски, глаза, лоб, начал тереться щетиной о ее щеку и гладил руками, стирая слезы, затем вновь целовал глаза, продолжая нежно уносить ее туда, где не было его тотального контроля и жестокости, давая ей свободу и отдавая ей временные права на себя. Разрешил плакать навзрыд, выплевывая обиду и боль, все это время он нежно касался подушечками пальцев ее всюду и шептал прямо в ухо «люблю, обожаю, никогда и никому не отдам…», пока она не расслабилась и не начала просто спокойно дышать, а затем робко отвечать на его поцелуи, его язык плел кружева на ее теле. Его слова медленно нашли дорогу и полились целебным бальзамом внутри, она слышала, как сквозь боль пробилось желание взять у него оргазм.

– Я хочу слышать тебя. Твое сердце. Твой трепет, твою боль, я хочу видеть твои слезы. Ты живая, горячая, настоящая, никогда больше не делай так, как ты поступила, я не хочу ломать тебя болью, – он шептал это в ухо и она слышала как его голос дрожал, было чувство, что он сожалел о том, что произошло, но она знала и он знал, что по-другому он никогда бы не поступил и не поступит, если ситуация повторится.

– Пообещай мне, что ты будешь хорошей девочкой. Пообещай следовать всем моим правилам, – она только всхлипнула и кивала головой. Такая перемена в его настроении шокировали. Его руки нежно гладили все ушибы.

– Я могу быть еще хуже, но я не хочу чтобы ты видела это, ты моя, все что принадлежит мне, живет по моим правилам, и я не смогу иначе, придется меняться тебе, я понимаю, что возможно в том что произошло есть и моя вина, возможно, стоило очень подробно объяснить что можно, а что нет, но я почему-то был уверен что ты меня понимаешь. Если ты хочешь, я сейчас не стану продолжать.

– Да, я не хочу, – в момент когда он предложил, она начала жалеть себя и боль вновь вернулась.

– Хорошо, тогда на сегодня закончим это. Надеюсь, что ты усвоила урок. – он встал, надел легкие брюки и вышел из комнаты. Через минуту он вошел с аптечкой.

– Надо привести тебя в порядок .

Сондрин лежала на кровати, скрутившись, поджав ноги к животу, и всхлипывала. Слезы продолжали катиться по щекам, она прижала к губам простынь и ждала что будет дальше.

Он вытащил несколько ампул и сделал коктейль в одном шприце.

– Небольшой укол, я думаю, будет не лишним, после всего что сегодня произошло, ты вряд ли уснешь.

Он подошел и присел на диван

– Не надо… – она смотрела на него.

– Это не больно. Я очень хорошо делаю уколы, быстро и практически безболезненно.

– Не надо, я не хочу, – она отталкивала его руки.

Он вздохнул и немного напрягся.

– Начнем с начала? Мне достать наручники? -она подняла на него глаза и затравленно посмотрела.

– Нет. Не нужно, Кристофер, не нужно.

– Тогда поднимайся и клади руку на стол, я аккуратно сделаю укол и ты будешь отдыхать, я отнесу тебя в твою комнату, в твою кроватку и ты будешь спать.

Она минуту молчала, потом поднялась и протянула ему синюю в полосках руку. Он посмотрел, погладил полоски от розг.

– Вот видишь как бывает, если не следуешь моим правилам.

– Я ничего не сделала для того, чтоб ты меня так наказал, я даже не думала о нем…– она тихо начала говорить, но постепенно слова полились рекой и она перешла почти на крик. – Я думала только о тебе. Он просто провел меня, чтобы не было скучно, а этот поцелуй, который ты отпечатал пощечиной, был дружеским. И я не поцеловала его, а просто… – она начала заикаться. – Просто прикоснулась к его щеке. Я не думала, что за такие, казалось бы простые вещи, можно так…-она посмотрела на свои израненные руки, – Поступить со мной… И как ты мог заставить меня делать это при твоем брате. Это ужасно. Это отвратительно. Это просто невозможно… Как я буду смотреть ему в глаза. Как я буду с этим теперь…

Он смотрел на нее, сколько обиды было в ней. Будучи психологом, он понимал, что она должна была выплакаться и выплеснуть все наружу, чтобы боль не осталась внутри, но как же ему было сложно оставить ее без наказания за такое количество обвинений, ведь он видел ситуацию совсем по-другому.