– Мы обсудим это завтра с утра. Давай сейчас сделаем укол, приведем тебя в порядок, а затем снова в бой. Ты ведь не хочешь, чтобы я вновь начал объяснять тебе правила поведения? – он стоял над ней и, как маленькой, рассказывал что нужно делать.
– Я ничего не хочу, я… Ты… – она кричала и не слышала его, боль нашла выход и она не могла остановиться, девушка рыдала и била его кулаками в грудь. – Ты сделал мне больно. Ты так много боли мне доставляешь всегда. Я уже забыла, когда не боялась тебя. Я хочу, чтобы ты уехал и я почувствовала себя человеком, настоящим. Он относится ко мне, как к дорогой фарфоровой кукле, которую боится разбить, а ты, ты разбиваешь меня каждый день, а потом склеиваешь кое-как для того, чтоб вновь разбить.
Он сильно прижал ее к себе и прошептал на ухо:
– Когда я тебя выкину, уйдешь к нему, он склеит то, что останется, а пока, – сильно прижал голову к своей груди, сжал волосы на затылке. – Пока терпи и моли бога, чтобы я не злился.
Затем отпустил и тихонько перебирал ее волосы, в тот момент пока успокаивалась, иногда всхлипывая. Усадил на стул и, перевязав руку жгутом, медленно ввел иголку в вену.
– Не нужно дергаться. Сейчас не самый подходящий момент. Ты же не хочешь, чтобы кровь пошла под кожу? Гематома будет просто огромной, – он медленно ввел лекарство и вынул иглу. Девушка почувствовала как тепло побежало по венам.
– Что это?
– Это? – он посмотрел на пустой шприц и бросил его на стол. – Ничего такого, что тебе навредит, – он посмотрел на соловьиные глаза девушки и поймал ее, падающую с дивана. Она спала.
Сондрин проснулась от тихого гула и от тепла, которое лилось на нее, было много света, она лежала на столе и на нее светила огромная лампа.
– Проснулась, замечательно.
– Что это, где я?
– Дома. Мы в Швейцарии, к большому сожалению, я не мог оставаться во Франции. Но и оставить тебя одну тоже не мог, поэтому мы дома, в моем любимом Монтигоре, если ты не в курсе, так называется мое поместье в горах Швейцарии. Это специальное оборудование, которое сокращает, гораздо сокращает сроки восстановления после травм. Повернись на животик и мы еще проведем процедуру для спины, ног и попки, там где гуляли розги.
Она замерла. Девушка подняла руку и увидела что припухлости были, но совсем не большие только полоски, она поднялась и легла на живот. Через секунду почувствовала тепло на спине и на ягодицах. Затем почувствовала как он провел рукой по синяку.
– Сколько я здесь нахожусь?
– Не долго, два дня. Реабилитация в таком состоянии проходит гораздо быстрее. Ты уже смело можешь принять душ. И я хочу тебе кое-что показать.
– Насколько я помню, я больше никого не целовала, никому не подставляла руку для поцелуя и не была в ванной комнате, чтобы нарушить правила. Или ты хочешь мне показать очередную комнату пыток?
– Да, комнату, но вот пыток ли, ты мне скажешь сама.
Он замолчал и до конца процедуры не проронил не слова. Слышно было, что настроение у него было не самое радужное. Он вел ее в дальнее крыло на первом этаже, здесь она еще не была, но от этого не зависел интерьер, казалось, что даже в самом дальнем глубоком уголке был наведен идеальный порядок и продуман дизайн его цвета и конфигурации мебели. Он остановился у двери, открыл, ее пропуская девушку вперед.
Они молчали, только она задохнулась от увиденного. Огромные высокие потолки и такие же огромные окна, через которые солнце заливало ослепительным светом огромную художественную студию. Там было все: холсты разных размеров, палитры, огромное количество красок и кистей. От неожиданно нахлынувшей радости она не могла произнести ни слова, только сердце от радости выпрыгивало из груди.
– Боже… Это же студия, самая огромная студия, которую я только видела, господи, сколько же здесь всего, – она бросилась к стенду с красками и провела заботливо по ним руками, затем взяла несколько кистей и мягко провела или по щеке. -Мммм моя прелесть, как же я это все люблю! – девушка повернулась со сверкающими от радости глазами.
– Я не знаю как благодарить за это. Спасибо.
– Это в знак примирения после последних событий, – он стоял и улыбался, глядя на такой неописуемый восторг, его глаза были огромные, синие и немного озабоченные какими-то проблемами. – Я очень надеюсь, Сондрин, – он подошел к ней и погладил ее руку чуть выше локтя. – Что больше такого не будет и ты станешь намного избирательнее в своем общении, я люблю мучить, но это достаточно дозировано, сейчас я сыт этим. И надеюсь, что мои правила не такие сложные, ты их выучишь и станешь исполнять. Я, действительно, очень сильно на это рассчитываю. И еще я рад, что тебе понравился подарок, -он поднял ее руку и поцеловал, задержав губы на тыльной стороне руки, неотрывно глядя ей в глаза.
Она снова видела пронзительную синеву, в которой отражалась она сама, чувствовала его теплые пальцы рук и почему-то захлебывалась счастьем. Идиотка, но она ничего не могла с собой поделать.
Он понимал, что сильно обидел ее, и знал что долго она не продержится рядом с ним не получая его нежность и понимания, она должна была получить подтверждение того, что он знает ее внутренний мир, видит его и хоть немного принимает. Она смотрела на него, как он поднял руку, коснулся ее лица, скользнул по коже фалангами пальцев смертельной лаской любимого палача.
– Сведу тебя с ума раньше, чем ты успеешь понять, что увязла во мне, что обратной дороги больше не будет, и не потому, что я тебя не отпущу, а потому, что больше не сможешь уйти сама, как и дышать, думать, жить без меня! -он провел тыльной стороной кисти, очерчивая линию щеки, скул, подбородка, приподнимая мягким давлением снизу ее голову, вверх – на себя, направляя и фиксируя взгляд больших расширенных глаз.
– Ты всегда будешь меня ждать.
Она улыбалась и, обняв его, зарылась лицом на груди, вдыхая и наслаждаясь запахом единственного в мире человека, которому было позволено все.
ГЛАВА 13.
Она смотрела как он изящно садился в машину, застегивая на ходу пиджак, последний взгляд и ее сердце пропустило удар, такое гнетущее чувство боли, потери и смерти. Он говорил, что это ненадолго и, возможно, год-два, не больше, но как же это, черт возьми долго, вот только его теплые сильные руки скользили по ее коже. Его иногда теплые, иногда жесткие губы так сладко пытали ее в последнюю неделю. Кристофер не отпускал ни на минуту, он так глубоко врос в нее, казалось, все ее нутро было пропитано этим человеком, каждая капелька крови на своем генетическом уровне скопировала всю информацию о нем и теперь этот коктейль питал ее, давал жизнь, разрешал дышать и любить. Он так точно знал о ней все, так много с ней говорил, так много ее любил, хотя, если разобраться во временном промежутке, прошло всего несколько месяцев как они были плотно вместе, и эти месяцы были просто вулканом событий, он требовал признания, требовал любви, настоящей, трепетной, ранимой и дарил счастье, столько, сколько ее израненная душа могла выдержать. Он заливал ее своим теплом после того как разрывал в клочья. Как сильно она сопротивлялась тому, о чем он так настоятельно просил, просил с молчаливой, всеобъемлющей властью. Сначала она не принимала это, не могла, он слишком много требовал, но потом что-то случилось и она увидела его совсем другим, увидела что нужна… Ах, какое же это пьянящее чувство, когда ты, зная этого человека, силу его возможностей, видишь, что нужна ему, что именно ты даешь ему искру, что только тебя он хочет видеть рядом с собой. Человек, о встрече с которым нужно было договариваться за несколько месяцев, который вершил судьбы людей, так много ниточек державший в своих сильных руках, так просто лежал с ней в постели, любил ее. Ах, какое же это безумно приятное чувство – слышать когда он засыпает, обняв сильным кольцом рук твое хрупкое тело, доверяя и отдавая всего себя только тебе. Никогда не думала, что это так заводит– доставлять ему удовольствие и смотреть, как он изнывает от страсти. Жизнь, безумная гонка событий, сейчас, когда она встретила этого странного человека, он был далек от всех кого когда-либо встречала, ее жизнь разделилась на до и после него, много поняла и пересмотрела свои ценности. Поняла, что счастлив не тот, кто выбрал «правильный» путь, а тот, кто любит свою дорогу. Каждый подъём, каждый спуск, каждый камень, выбоину, ухаб. Каждый день прожитый с ним – это необычное приключение. Она открывала его, такого многогранного ,интересного, сильного, умного мужчину, он мог быть ласковым, нежным, игривым, порочным, похотливым, темным, светлым, боже, сколько же у него могло быть ликов, он поистине неиссякаем и она понимала, что только приоткрыла завесу, не могла узнать его полностью, он о многом умалчивал, хитро улыбаясь уголками губ. Сондрин поняла, что любовь к жизни делает человека по-настоящему счастливым. Так много событий он принес в ее жизнь, так много понятий разбил вдребезги и вымел начисто осколки из ее сознания. Теперь она спокойно допускала, что в каждом из нас – свое сумасшествие, и в каждом из нас живет непреодолимое желание сорваться: кому-то с крыши, кому то в небо, кому то с катушек. И девушка была только рада этим срывам, которые рядом с ним были почему-то подчинены строгой системе, которую он прекрасно контролировал. Она называла это «контролируемое безумие», и оно принадлежало им обоим, ей это очень нравилось, полюбила то, где находилась, с кем находилась и то как он любил ее. Как же было тепло с ним. Написала много картин в студии, которую подарил ей и часто, когда уходила в процесс, не замечала, что он стоял в проеме двери и любовался тем, как творила.