— Ах, что я наделала! — Миранда прижала ко лбу трясущуюся ладонь. — Мне так жаль. У вас и так полно хлопот.
С колотящимся сердцем она подошла к двери. Оно каждый раз так колотилось. Каждый раз.
— Подождите, мисс! — Юноша протягивал к Миранде руки, будто хотел оттащить ее обратно.
Пальцы на ручке двери дрогнули, и Миранда послала продавцу извиняющуюся улыбку:
— До свидания. Мне действительно жаль.
Звон дверного колокольчика заглушил его ответ.
Снаружи пресловутой кареты уже не было видно, ее поглотили уличное движение и стелющийся туман. Зеваки только-только начали расходиться. Волна тревожного шепота пробежала по улице, прежде чем ее заглушил обычный шум: цокот копыт, грохот омнибусов и дребезжание повозок по мостовой. Миранда решила, что ей совсем не интересно поглядеть на несчастного лорда Арчера. В ее короткой жизни ужасов и без того хватало.
Небольшое ожерелье оттягивало карман так, будто весило целую тонну. Подходя к дому, Миранда запнулась и остановилась: у переднего крыльца, будто гроб, вытянулась изящная черная карета. По мощеной дорожке стелился вечерний туман, скрывая в ядовито-желтых клубах спицы больших колес и обвиваясь змеей вокруг ног терпеливо ждавшей пары черных фризских лошадей.
Внутри все сжалось от неприятного предчувствия. Давно минули те дни, когда аристократы заезжали к отцу, дабы купить товару, и у дома выстраивались в очередь ландо, коляски и фаэтоны.
Заскрипела упряжь, застучали копыта, карета развернулась и в гаснущем свете промелькнул герб на двери. Надпись на белом щите, разделенном надвое черным крестом, гласила «Sola bona quae honesta». Честность превыше всего. Четыре стрелы пересекали наискось белые поля щита. У Миранды волосы встали дыбом. Теперь ясно, почему ей так неспокойно: Ужасный Лорд Арчер.
Карета поравнялась с ней, и в окне показалась фигура, видны были лишь темные очертания — широкие плечи, рука. Глядя вслед черному экипажу, Миранда чувствовала, как по спине ледяными пальцами скользит холодок: на нее тоже смотрели.
— Не выйду!
Ее крик эхом отразился от голых каменных стен темной заставленной кухни. Высокий и тонкий, почти визг, совсем непохожий на нормальный голос Миранды. Надо успокоиться.
Отец обошел старый деревянный стол, разделявший их. Карие глаза горели гневом.
— Непременно выйдешь! — Он ударил кулаком по столу. — Мое слово здесь — закон!
— Вздор! — Миранда тоже стукнула по столу, деревянной ложкой, и пудинг забрызгало подливкой от бараньего рагу. — Ты не распоряжаешься мной с того дня, как продал Дейзи предложившему самую высокую цену.
Морщинистое лицо побледнело, как льняная простыня.
— Как ты смеешь!
Рука поднялась для удара, но так и осталась трястись в воздухе, когда Миранда даже не шелохнулась.
— Давай, пожалуйста, — тихо произнесла она и посмотрела отцу прямо в глаза. Воздух вокруг нее начал сгущаться, согреваясь, завихряясь, почти в радостном ожидании. — Прошу тебя.
Рука дрогнула, потом медленно опустилась.
— Не сомневаюсь, дочь моя. — В углах трясущихся губ выступила слюна. — Ты бы с радостью смотрела, как я мучаюсь от ожогов.
Миранда заерзала, внутри смешались жар и боль, пламя просилось наружу.
— Всегда зовешь на защиту огонь, — отец, не отводя горящего взгляда, шагнул еще ближе, — о цене не задумываешься.
Будто свечу сквозняком, сказанные слова погасили жар. А уверенность родителя, напротив, раздуло.
— Хуже всего то, что я для тебя стараюсь, — уговаривал он, склоняясь сверху. — Ты уже не девочка. Давно уже. Неужели собиралась всегда жить здесь, со мной?
— Нет, я…. — Она закрыла рот.
Миранда не задумывалась о будущем, просто жила. Выживала каждый день, как могла. Какой смысл менять знакомый ад на другой, незнакомый?
— Похоже, собиралась. Отпугивала каждого парня, кто появлялся поблизости после того дурака Мартина… — Отец остановился. В кои-то веки понял, что зашел слишком далеко. Но тут же начал снова, сведя вместе седые кустистые брови: — Ты не могла не заметить, что мы давным-давно так хорошо не ели. — Старческая рука указала на скромный ужин, который готовила Миранда: баранье рагу и простой хлебный пудинг. — Как ты думаешь, на чьи деньги это куплено?
— Я полагала, ты продал шерсть…
Он фыркнул саркастически:
— Шерсть так упала в цене, а у меня столько долгов, что тех денег едва хватило бы на рыбьи головы. К концу года кредиторы отберут у меня особняк, — тихо добавил он. — У тебя даже дома не будет.
Дом? Она чуть не рассмеялась. Настоящего дома у нее давно уже нет. С тех пор, как его покинули сестры.
— Нетрудно представить себе, чем будет зарабатывать себе на жизнь такая красавица, — продолжал отец. — Но что станешь делать, когда красота поблекнет? Вряд ли мне стоит рассказывать, что тебя ждет.
— Ох, перестань! — не выдержала Миранда. — Ты рисуешь ужасно мрачную картину. Ту самую, что грозит мне уже годы.
— Черт побери! — Пудинг полетел на пол и превратился в коричневое месиво с осколками посуды. — Миранда, ты у меня в долгу! — Побагровев от гнева, отец наставил на нее палец. — Если бы не пожар, половина моего состояния была бы при мне! Ведь ты уничтожила тот чертов склад!
— И годами расплачиваюсь за свою ошибку! — заорала она. — А тебе все мало. Что ж, с меня хватит. — Миранда рубанула воздух рукой, как будто это движение могло как-то прекратить их разговор. — Ты не можешь меня заставить.
Тонкие губы отца скривились в усмешке, он неожиданно спокойно согласился:
— И правда, не могу. В договоре указано, что ты должна выйти по своей воле, иначе он недействителен. — Он подошел вплотную, прижав ее к столу, и ткнул в нее дрожащим пальцем: — Но вот что я тебе скажу: откажешься — здесь больше жить не дам!
Горло перехватило, будто там застрял болезненный, горячий ком. Одно дело, когда у тебя нет настоящего дома. И совсем другое — когда негде переночевать.
— Ты не можешь серьезно… — Ей пришлось сглотнуть, не закончив фразы.
Пожелтевшие белки глаз отца сверкнули в свете лампы.
— С тобой покончено. Я не терпел бы тебя так долго, не жди подобного предложения и подходящего момента. Что ж, Мартин тебя разочаровал. Я рад! Глупо с моей стороны было даже надеяться, некоторые обещания слишком опасны… — Он громко сглотнул и отрезал: — В любом случае вещи твои собраны.
Вот так, значит. Нижняя губа Миранды задрожала, и она крепко ее прикусила. Особой любви друг к другу они не испытывали. Но он все-таки отец ей, а готов бросить ее волкам. Боль из груди разливалась по всему телу, проникая в кости.
Но в смотревших на нее глазах не осталось эмоций. И жизни. Миранда хорошо знала, что это означает: решение окончательно. И все равно, нельзя не попытаться.
— Не могу поверить, что ты…
— Ты выйдешь замуж за лорда Арчера! — выкрикнул отец, его показное спокойствие рассыпалось в прах. — К дьяволу, тебя пожелал один из богатейших аристократов королевства! Не могу поверить, что ты настолько глупа, чтобы отказаться. Из всех чертовых упрямых…
— Но почему? — Жалобный всхлип вырвался прежде, чем Миранда смогла его подавить. Как ей была ненавистна эта слабость перед отцом!
Он замолк и непонимающе моргнул:
— Что почему?
— Почему он пожелал меня? — Она утерла рот рукой. — Я никто. Никогда не слышала о нем раньше. Откуда он меня знает?
Отец какое-то время стоял с застывшим на лице выражением недоумения, а потом разразился смехом:
— Пусть я банкрот, Миранда Роуз. Но в моих сундуках все же есть настоящий бриллиант.
Он снова пошел к ней, глядя на нее почти влюбленно. Она отступала, пока не наткнулась на разделочный стол. Отец остановился, но довольная улыбка не сходила с его губ.
— У лорда Арчера есть богатство, власть, земля. Такому человеку нет нужды искать невесту среди аристократии. Близкородственные браки приносят детей без подбородков и с маленькими глазками. А ты, дорогая, — бриллиант среди океана стекляшек. — В пожелтевших глазах появился знакомый блеск, отсвет удачно провернутой сделки. — Его прекраснейший трофей.
На мгновение мир заволокло красным.