– Почему вы не женились молодым, Жан?
Он густо покраснел.
– Я полагаю, что у меня были идеалы, а когда идеалы ушли и я хотел жениться, – вы сами видели результаты моей попытки.
Они встали из-за стола, и он предложил ей:
– Пойдем, вы должны посмотреть картинную галерею и оранжерею, комнату Марии-Антуанетты и потайную лестницу.
Он повел ее к парадной лестнице, сделанной из камня, с прекрасной балюстрадой из кованого железа. Они прошли через комнату, меблированную в стиле Людовика XVI, и вышли в очень длинный коридор, освещенный наполовину стеклянной крышей и специально устроенной системой электрических лампочек.
Де Солн указывал ей картины и рассказывал их историю.
– Джакита Орандж, – сказал он, останавливаясь перед портретом пятнадцатого века, изображавшим женщину с черными глазами и очень белым лицом. – Она вышла замуж за «хромого графа», как его называли, вот туг его портрет – следующий.
Тони посмотрела на портрет.
– Но ведь это – вы!
– Я думаю, что он очень похож на меня, его звали тоже Жаном. Он и Джакита были обвенчаны церковью. Это значит, что церковь устроила их брак. Говорят, что ненависть ее к нему перешла в обожание настолько сильное, что она покончила с собой, думая, что он любит другую. Ее считали самой красивой женщиной в Испании в то время.
– И она любила Жана?
– А между тем он был так уродлив, как, ну, скажем, как я. Женщины – удивительные существа, разве нет!
Он начал показывать другие портреты. Перед портретом своей матери, работы Мане, он остановился.
– Понравилась вам вчера моя мать?
– Я нашла, что она очаровательна.
– Вы хотите этим сказать, что считаете ее красивой женщиной, но что она вам не понравилась? Мне очень жаль.
– Вам жаль, почему?
– Потому что это очень важно для дальнейшего.
Тони пожала плечами:
– Не понимаю.
– Я хочу показать вам еще комнату, пойдем. Он открыл дверь и держал ее, чтобы дать Тони пройти.
– Почему тут тоже комната весны?
– Я обставил эти комнаты для Гиацинты.
Тони почувствовала себя очень неловко.
– Они очень красивы, – быстро проговорила она. – Мы ведь пойдем еще в парк?
– Немного погодя, Тони. Я привел вас сюда с намерением, специально в эти комнаты. Если бы я любил Гиацинту, я бы не мог так поступить, – теперь вы понимаете?
Она покачала головой. Выражение испуга появилось в ее глазах.
Де Солн подошел и стал близко около нее.
– Тони, хотите быть моей женой?
Она уставилась на него глазами, пораженная, испуганная, от полной неожиданности.
– Я люблю вас.
Она слегка отступила назад.
– Не пугайтесь, – быстро проговорил он. – Я не намерен дотронуться до вас. Я этого не сделаю никогда, пока вы сами этого не пожелаете. Выслушайте меня немного и постарайтесь поверить, что все, что я вам говорю, – это сущая правда. Я не любил Гиацинты. Я думал, что люблю, и, пока иллюзия продолжалась, казалось, что так оно и есть в действительности. Но настоящая любовь не умерла бы всецело. Человек может пережить любовь, но любовь не может умереть, если даже вырвать ее из сердца в один безумный момент. Вы сами первая сказали мне, что я не любил. Вы забыли этот вечер у вас в комнате? Впервые вы тогда стали мне близки. Я хочу этим сказать, что в этот вечер что-то в вас непосредственно взывало к каким-то струнам во мне. Затем вы пришли навестить меня, ко мне, в мою комнату. Все время, что я был в отъезде, я носил с собой воспоминание о вашем прикосновении, о вашем голосе, когда вы сказали мне «до свидания». Я поехал в Петербург, желая убедиться. Я видел Гиацинту лишь один раз и сразу же понял все. На следующий день я уехал в Париж. Я никогда в своей жизни не испытывал такого волнения. Я горел от желания вернуться – вернуться к вам, к вашим холодным ручкам, к вашему холодному смеху, к вашему умению понимать. Я вдруг понял в этот день в Петербурге, что никакая поверхностная любовь, то есть любовь к человеку за его красоту или ум, – ничего не стоит по сравнению с этим инстинктивным пониманием. Только это одно связывает людей, – и только это. Как будто бы внезапно выглянуло яркое солнышко после томительного дождя повседневных отношений. Я имею право на вас: я надеюсь, хотя вы можете этого и не знать, что и вы имеете право на меня. Я надеюсь, что, если вы только позволите, я буду в состоянии пополнить вашу жизнь. Я люблю вас, Тони, а вы, как вы думаете, можете ли и вы меня полюбить?
Он смотрел на нее с серьезным видом, она заметила, что его руки дрожат.
– Не знаю, – тихо сказала она. – Может быть, я уже люблю вас. Мне кажется, что это началось с того момента, как мы впервые, как вы выражаетесь, поняли друг друга. Жан, хорошо ли вы осознали все, что вы мне сказали? Я не красавица, даже некрасива.
– Не говорите, – резко сказал он, – что же, вы хотите, чтобы я воспевал вас? Я мог бы и это. Вы, по-видимому, не понимаете, что я не только люблю вас, но я влюблен в вас. Мне нелегко выжидать таким образом, стоя рядом с вами.
Она густо покраснела: страстная личная нотка, звучавшая в его голосе, казалась ей теплой рукой, приложенной к ее застывшему сердцу.
Вдруг она ясно поняла все то, что он ей предлагает, она вспомнила то настроение неудовлетворенности, которое испытывала накануне вечером. Она, значит, тосковала, – о чем? Ясно, что она страстно желала человеческого понимания и сочувствия. Она так долго была забыта, заброшена в своем холодном одиночестве.
Теперь любовь ждала, чтобы освободить ее. Она глазами искала глаза Жана.
– О, я не знаю, – жалобно сказала она, – не знаю.
Он улыбнулся ей.
– Я расстроил вас, а я думал устроить все так хорошо. Я так старательно обдумал этот визит и всю обстановку.
Помимо своей воли она рассмеялась в ответ. Он улыбнулся ей в лицо. Ему удалось вернуть ей ее обычное отношение к вещам.
– Вы всегда смеетесь, когда со мной, – сказал он, – разве это не признак симпатии?
Она импульсивно схватила его за рукав.
– Я питаю к вам больше, чем симпатию, – с жаром сказала она, – вы это знаете. Именно потому, что я не уверена, что означает это больше, я колеблюсь, и я это делаю ради вас. Разве вы не видите, как все, что вы мне предлагаете, искушает меня? Уже одна радость принадлежать кому-нибудь значила так много для такой женщины, как я. Это одна из причин, по которой многие из нас выходят замуж, мой дорогой, и это очень себялюбивая причина. Я выйду за вас замуж не из-за себя, а из-за вас. Жан, хотите дать мне немного времени? Позвольте мне уехать и постараться обдумать все это.
– Почему нет, разумеется, я согласен, – сказал он очень мягко. – Тони, если вы вернетесь не моей, мы все же останемся друзьями? Мы все же будем иногда встречаться?
Она притянула его немного ближе.
– Я – животное, когда прошу вас об этом, – прошептала она, – но я хочу, чтобы ваша любовь, если ей суждено осуществиться, была бы совершенством. Я бы могла выйти замуж и сейчас, я так верю вам, но я хочу, мой дорогой, дать вам столько же, сколько вы даете мне.
– Я надеюсь, что все отлично устроится. Великий покой, казалось, снизошел на их души.
Мягкий солнечный свет простирался над деревьями, как будто благословляя их, вся природа была, как в сладостном ожидании.
Де Солн сильнее сжал ее руки. Любовь реяла очень близко, ее крылья задевали сердце Тони.
После, много позже, она поняла, что, если бы в этот момент Жан взял ее, заставил бы ее отдать ему ее свободу, она бы так и сделала, и она бы всецело принадлежала ему. Но его врожденная деликатность, которая не позволяла ему даже принять ласку от любимой женщины до того, как он был уверен в ее любви, удержала его от этого. Момент взывал и к нему, но он боролся, подавляя свои желания усилием воли.
– На сколько времени вы уедете от меня?
– Не надолго. Вероятно, на месяц.
Он нахмурился, услышав срок.
– И мне нельзя писать вам?
– Это зависит от вашего собственного решения.
– Значит, можно! Тогда я буду писать каждый день.
– Я не знала, что вы такое нетерпеливое создание.
– Я не был таким, пока не любил вас.
Он выпустил ее руки, и она почувствовала, что теплая защита его любви словно была отнята у ней. Она повернулась и вместе с ним смотрела вдаль.
– Я буду такой нелепой графиней, Жан, я такая маленькая.
– Я могу сказать вам в утешение одно, Туанетта, ваш граф будет тоже иметь не очень могущественный вид.