Если в аду и существуют пытки, то шопинг точно входит в их число.
Дома мама попыталась заставить меня по второму кругу померить всё то, что мы купили, чтобы продемонстрировать обновки папе, но я категорически отказалась, потому что ещё раз я такое не переживу. А вот предложение папы съездить куда-нибудь отдохнуть выслушиваю с интересом, потому что я с удовольствием поменяла бы обстановку хотя бы ненадолго. Но всё это ждёт меня летом, потому что сейчас мне предстоит восстановиться в университете и проучиться целых полгода до летних каникул.
Впереди самое тяжёлое время для меня, потому что помогать мне заново влиться в коллектив будет некому.
Иногда я замечаю на улице парочки — чаще всего меня, конечно, выворачивает наизнанку, но иногда я ловлю себя на мысли, что мне тоже хотелось бы иметь рядом кого-то сильного и надёжного; кого-то, кто смог бы защитить меня от всего мира, поддержать, когда не всё получается, и просто быть рядом. Но после неизменно накрывают воспоминания той жуткой ночи, и я чувствую лишь ненависть и обиду на противоположный пол; конечно, я понимаю, что грести всех под одну гребёнку неправильно, что все не могут быть одинаково плохими, но пока я не встретила ни одного человека, кто развеял бы моё предвзятое отношение.
Правда, справедливости ради стоит сказать, что есть всё же во всей этой темноте светлый лучик: в ту страшную ночь какой-то парень спас меня от Сергея. Предотвратить трагедию не успел, но сделал всё, чтобы спасти меня от лап этого урода, хотя мне было уже всё равно — для меня жизнь кончилась. Я смутно помню всё то, что было дальше, но знаю, что моя реакция на моего спасителя была далека от адекватной.
Скорее всего, он решил, что у меня не все дома, и правильно сделал.
Мои последние две недели свободы пронеслись мимо, словно осенние листья на ветру; и как бы я ни старалась, у меня всё рано не вышло настроиться на учёбу или хотя бы на встречу с людьми, которые за год стали мне чужими. Остались последние выходные для того, чтобы хотя бы попытаться свыкнуться с неизбежностью, которая вытолкнет меня из моего защитного панциря.
Правда, сейчас и прогулка с Каином уже не казалась мне привычным ритуалом; даже теперь, снимая его поводок с крючка, мне казалось, будто я смотрю на себя со стороны и чувствую себя не в своей тарелке от этого. Каин же напротив привычно топчется и путается под ногами, подгоняя меня, изредка тыкая мокрым носом в бедро.
Сегодня на улице светит солнце — наверно, впервые за последний месяц; оно то ли подбадривало меня перед «выходом в свет», то ли насмехалось, с издёвкой пуская «зайчики» в глаза. Каин весело шнырял по кустам, ища что-то своё, собачье, и изредка подавал голос в сторону хитрой сороки или надоедливо каркающей вороны. Я же вертела головой, словно сова, на все триста шестьдесят градусов, чтобы не дай Бог снова не наткнуться на Сергея.
Мои волосы, которые я заколола шпильками, держались из последних сил, а после моих интенсивных поворотов головой — и вовсе на честном слове. Но я всё равно не могу понять, с какой силой я должна была столкнуться с этой скалой, чтобы с меня слетели очки, а шпильки выскочили из волос, будто пробка из бутылки шампанского. От падения на обледенелую дорожку меня спасли только чьи-то цепкие пальцы, больно впившиеся в кожу на предплечьях — я почувствовала это даже сквозь толстую зимнюю куртку. Каин, которому не понравилось, что к его хозяйке кто-то прикасается — как и мне, в общем-то — кружил вокруг нас, истошно лая на незнакомца так, что у меня закладывало уши. Я инстинктивно попыталась освободиться, чувствуя тот первобытный страх, который заставляет буквально сражаться за свою жизнь, хотя опасности для меня не было никакой. Стальная хватка на моих руках ослабевает, и я тут же увеличиваю расстояние между собой и…
О, Боже…
Есть много терминов, с помощью которых можно описать человека. Передо мной сейчас стоял парень, буквально испускающий уверенность в себе и своей неотразимости — иначе как себялюбивым Нарциссом назвать его никак не получалось. Но вместе с тем в нём чувствовался и внутренний стержень — чисто мужская сила, которая не позволит кому-либо дать в обиду себя или того, кто рядом. Сплошной тестостерон, обаяние, притяжение, самомнение, сила, гордость, несгибаемость — этот список можно продолжать бесконечно.
Какой-то необычный сплав получается.
А ещё мне показалось смутно знакомым его лицо.
Пока я разглядывала парня, стараясь унять сердцебиение, он занимался тем же самым, но взгляд его мне не понравился от слова совсем.
Будто впервые видел перед собой девушку.
Кажется, даже дышать перестал.
Мне было противно уже от того, что он в принципе парень; а уж то, что он явно раздевал меня глазами, играло точно не в его пользу.
И, видит Бог, если он не перестанет пялиться на меня — я его ударю.
— Простите, — сцепив зубы, всё же прошу прощения, потому что моя вина в том, что мы столкнулись, тоже была.
Не знаю, куда смотрел парень, когда шёл, а мои мысли точно были сконцентрированы не на дороге.
Поднимаю с земли свои очки, у которых от контакта с поверхностью треснуло левое стекло, и досадливо вздыхаю: носить их в универе мне уже не светит; после собираю в кучу шпильки — по-прежнему под внимательным взглядом незнакомца, который даже не пошевелился, чтобы мне помочь (хотя бы из вежливости). Его помощь мне, конечно, была не нужна, но его реакция на происходящее мне не нравилась совершенно. Другой бы извинился и, если не собирался помогать, просто ушёл бы, а этот застыл, словно истукан, и наверно до скончания времён не двинется с места.
А вот я двинусь, и ещё как.
Не досчитываюсь одной шпильки, ну и Бог с ней; сейчас главное унести ноги от этого ненормального. Вдруг он какой-нибудь маньяк, и сейчас подыскивает себе потенциальную жертву, а я тут перед ним словно на блюдечке с голубой каёмочкой. Вцепляюсь пальцами в ошейник Каина — не столько для своей защиты, сколько для того, чтобы увести его отсюда, потому что собака упёрлась всеми четырьмя лапами и продолжала лаять; только сейчас я замечаю, что рядом с парнем тоже стоит пёс, но в породах собак я не очень разбираюсь, поэтому не могу определить наверняка. Он, словно копируя поведение хозяина, испепелял взглядом мою собаку, которая силилась сорвать себе голос и распугать всех вокруг. Мне с каждой секундой становилось всё больше не по себе, поэтому я просто тащила Каина на буксире, увеличивая расстояние между собой и этой ненормальной парочкой.
Легче мне стало только на выходе из парка, когда странный парень пропал из вида окончательно, хотя отголоски лёгкой паники всё ещё будоражили душу.
Не так, как любая встреча со Сталевским, конечно, но приятного всё равно было мало.
Впрочем, и здесь есть свои плюсы: пусть и не в положительном смысле, но подобные встречи тоже действуют отрезвляюще, выталкивают из зоны комфорта, и вроде бы начинаешь чувствовать, что ты всё ещё жив.
Хотя лучше таких встреч пусть будет поменьше в моей жизни.
Пока Каин отправляется на кухню выпрашивать у мамы лакомство, я иду в свою комнату и первым делом подхожу к календарю, целиком исчёрканному красным маркером: им я зачёркивала дни, которые приближали меня к возвращению в университет, и слегка морально подготавливали к неизбежному. Беру в руки маркер и зачёркиваю очередной квадратик, который извещает о том, что сегодня суббота, и послезавтра мои будни поменяют своё привычное расписание. Вздыхаю и бросаю взгляд на ноутбук, пылящийся на столе; пылящийся в переносном смысле, потому что от пыли он протирался регулярно.
А вот по прямому назначению не использовался уже целый год.
Что такое год без интернета и соцсетей для человека, живущего в двадцать первом веке? Для кого-то это конкретная смерть — особенно, если человек популярен и имеет много друзей; для кого-то — норма жизни, потому что он предпочитает всё видеть своими глазами и общаться с людьми в живую; для меня же это был своего рода тайм-аут, который я взяла осознанно, и знаете что? Я совершенно ничего не потеряла. Быть может, потому, что из моей жизни исчезли друзья, с которыми можно было бы поддерживать связь виртуально; а может, я просто не хотела быть связанной с ТАКИМ миром — в котором отобрать чью-то жизнь или невинность было в порядке вещей.
Но мой тайм-аут закончился, и нужно было возвращаться обратно, потому что есть вещи, которые иными путями получить не получается. Например, официальное сообщество моей новой группы, созданное в ВК для облегчения получения необходимой информации: расписание предметов и экзаменов, домашнее задание, темы рефератов и многое другое. Удобно, конечно, но ведь раньше люди как-то умудрялись узнать всё это без современных технологий? Мой профиль в ВК был неактивен целый год — в прямом смысле этого слова; последний раз я была в сети четвёртого октября две тысячи семнадцатого — чуть больше года назад. Быть может, это странно, но у меня не было желания заходить сюда — даже из любопытства; и я вполне себе ожидала увидеть ноль целых ноль десятых человек у себя «в друзьях».