Карина Рейн - Плейбой

Договорить не получается, потому что Лёша, уставший слушать моё занудство, затыкает мне рот поцелуем — таким напористым, что его идея про переезд уже не кажется мне такой невозможной.

— Самое главное, что большую часть времени ты будешь рядом, — выдыхает в мои губы, от чего по всему телу бегут мурашки. — С остальным я готов мириться.

Пока мы поднимаемся на мой этаж, и я пытаюсь унять нервную дрожь, перспектива жить вместе с человеком, которого люблю, нравится мне всё больше; единственное, что заставляет хмуриться — родители наверняка будут против. Бросаю беглый взгляд на Лёшу: на лице — ни капли смущения или неуверенности; в движениях — ни грамма напряжения.

Сама расслабленность и лёгкость, будто шёл к себе домой, а не в пещеру к драконам.

Пока мы раздевались в прихожей — точнее, Лёша, пользуясь отсутствием свидетелей, делал всё возможное, чтобы превратить это нехитрое занятие в сладкую пытку — я пыталась придумать, как подготовить родителей к тому, что собираюсь оставить их и жить с парнем, которого они не знают. Понятия не имею, как к такому вообще можно подготовить, но и просто вывалить на них эту новость нельзя.

— Ты снова делаешь это, — журит меня Лис.

— Делаю что? — непонимающе хмурюсь.

— Грузишься. Успокойся, Карамелька. Просто познакомь меня со своими родителями, а остальное я беру на себя.

Вздыхаю: надеюсь, он достаточно красноречив, чтобы убедить моих родителей в своей надёжности и серьёзности.

— Солнышко, это ты? — слышу голос мамы из кухни.

Интересно, кого ещё она ожидала тут увидеть? Хотя сегодня её вопрос был вполне обоснован — пусть она пока и не знает об этом.

— Да, — подаю голос. — Мам, я не одна.

Пусть хоть это не будет для неё сюрпризом.

Вместо ответа в дверном проёме кухни появляется мамина фигура; её лицо выглядит удивлённым, но когда она переводит взгляд на Лёшу, выражение её лица становится довольным.

— Я так и знала, — улыбается родительница.

Снова хмурюсь.

— Знала что?

— Что ещё увижу этого мальчика рядом с тобой. Странно, что ты так долго тянула…

— Странно, что я… Ты о чём вообще?

Господи, да что за день-то сегодня такой — сплошные сюрпризы, неожиданности и странности.

— Так и будете топтаться в пороге или всё же пройдёте? — фыркает папа.

Я перестаю что-либо понимать, но послушно плетусь в комнату, таща за собой Лиса, который выглядел скорее котом, объевшимся сметаны.

— Ты совсем не выглядишь удивлённой… — недоумеваю, смотря на родительницу.

Мама снова улыбается и при этом выглядит такой счастливой, какой я её не видела уже давно.

— То, что у вас всё серьёзно, я поняла ещё в тот вечер, когда он первый раз пришёл к нам, — отвечает родительница. — Твоё лицо так сияло тогда, что мне сразу всё стало понятно. А теперь может познакомишь нас с папой со своим мальчиком?

Фыркаю, потому что… Знала бы мама, что этот «мальчик» вытворял несколько минут назад в коридоре или при каждом удобном случае, когда мы оставались одни…

— Меня зовут Алексей, — обаятельно улыбается Лис, не дав мне и рта раскрыть.

— Приятно познакомиться, — миролюбиво улыбается мама. — Я Наталья Николаевна, мама Кристины, но ты уже знаешь; а это — Дмитрий Викторович — её папа.

Мужчины пожали друг другу руки и уселись за стол, как-то сходу начав обсуждать мир футбола и автомобилей, и мне оставалось только диву даваться способности Лиса располагать к себе людей. После ужина, который Лёша уплёл за обе щеки — будто с голодного края, ей Богу — мне начало казаться, что насчёт переезда парень просто пошутил. Я уже обиралась утянуть его в свою комнату, когда он внезапно заговорил.

— Понимаю, что для таких разговоров ещё рановато, но я хотел бы забрать Кристину к себе, — произносит Лёша таким тоном, будто речь шла о погоде.

— Насколько я знаю, ты итак забираешь её к себе каждый день, — непонимающе хмурится папа.

Это правда. В последние несколько недель я часто бывала у Лёши в гостях — мы смотрели фильмы, ели вкусную еду, которую он заказывал из ресторана (потому что, к своему стыду, готовить я так и не научилась) и наслаждались временем, которое проводили вдали ото всех. И надо отдать Лису должное — ни разу за всё это время он не пытался забраться ко мне под юбку, хотя прикосновений, которые язык не повернётся назвать невинными, было предостаточно.

Но парень говорил совсем о другом, и я приготовилась к тому, что сейчас запахнет жареным.

— Речь идёт не про день или вечер, — качает головой Лёша, и я затаиваю дыхание. — Я хочу, чтобы Кристина переехала ко мне насовсем.

В кухне воцаряется полнейшая тишина; мама забывает про турку, в которой варился кофе, и капризный напиток щедро выплёскивается на поверхность плиты.

— Вот так новости, — крякает папа.

— Насовсем? — недоумевает мама. — Но ведь это серьёзный шаг, а вы знакомы всего ничего, как же это…

— Знакомы всего ничего? — переспрашиваю. — Со знакомством с вами я, значит, тянула, но для переезда времени прошло недостаточно…

— Это две большие разницы, дорогая, — категорично машет рукой мама. — Мы его совсем не знаем и не можем доверить ему самое дорогое, что у нас есть.

— При всём уважении, — встревает Лёша. — Но как бы грубо это ни звучало, именно живя под одной крышей с вами в этом жутком районе, она потеряла свою честь — назовём это так. Я не могу спать спокойно, когда возвращаю её вам, потому что район ваш больше похож на притон для насильников и Бог знает, кого ещё. Я не имею в виду то, что вы не в состоянии обеспечить дочери должную защиту, но если она будет рядом со мной — мне будет спокойнее.

— Это он тогда спас мою жизнь, — добавляю ещё один весомый аргумент. — Без его помощи той ночью не представляю, что со мной было бы.

Родителей, кажется, парализует, когда они понимают, кто перед ними; и пока мама заново вспоминает, как разговаривать, я перевожу взгляд на Лиса, который улыбается мне — той самой улыбкой, которая говорит мне, что он хочет остаться со мной наедине. Испепеляющий огонь ответного желания и ледяные щупальца страха снова начинают во мне свой поединок, но я даже думать не хочу об этом, чтобы не растерять остатки самообладания.

— Мы благодарны тебе за спасение нашей дочери, — произносит наконец папа. — Однако вы оба должны отдавать себе отчёт в том, что совместное проживание — это не игрушки; что, если через неделю вы поймёте, что всё это было ошибкой? Кто тогда будет залечивать твои шрамы, Крестик?

Я и сама часто задавала себе этот вопрос — настолько часто, что уже перестала понимать его смысл: так бывает, когда долго произносишь одно слово, и его значение постепенно стирается из твоей головы, заставляя сомневаться в его существовании. Но Лёша развеял мои сомнения; убедил в том, что этого не произойдёт, и я верю ему.

— Никому не придётся, потому что их не будет, — твёрдо отвечаю и чувствую, как рука Лиса сжимает моё колено под столом. — Я знаю, что вы сомневаетесь, но вам придётся довериться мне. И Лёше тоже.

Ведь, как ни крути, когда-то это должно было произойти — я не жила бы с ними под одной крышей вечно.

Родители обмениваются взглядами целую вечность, но вот мама наконец кивает отцу.

— Будь по-твоему, дорогая, — говорит мама. — В конце концов, ты уже достаточно взрослая, чтобы не совершать глупостей, и достаточно разумная, чтобы не делать их специально.

Позволяю себе осторожно выдохнуть и сжимаю руку Лиса, стискивающую мою ногу.

Чуть позже, когда мы ушли в мою комнату, скрывшись от глаз людских, и лежали в обнимку на постели, я слушала, как спокойно бьётся сердце в груди того, кто незаметно чуть меньше, чем за полгода, стал для меня смыслом жизни. Этот ровный ритм дарил мне ощущение спокойствия и безопасности, которые я чувствовала только рядом с Лёшей. Приподнимаюсь на локте, чтобы заглянуть ему в глаза и в который раз сказать самые важные слова в своей жизни.

— Люблю тебя, мой Лис.

Шастинский мягко улыбается, перебирая пальцами мои волосы, и целую вечность смотрит на меня с той любовью, на которую способен только он один. И я знаю, что пока он со мной — ничто не способно причинить мне вред или сделать больно.

— И я люблю тебя, Карамелька. Всегда любил и всегда буду.

Жизнь продолжается.