Мици Валентайн - Пленение Селии

Вскоре Колин также подготовит стеснительную заднюю дырочку Селии, напоминавшую круглый леденец, а сам будет наслаждаться сочетанием ароматов, порождаемых этим вкусным угощением, и начнет слизывать большую порцию превращенного в желе фрукта, а кончик его языка загуляет по извилинам, окружавшим девственную нишу, до тех пор, пока сможет сосчитать их во сне. Для столь необычного предприятия потребовались уговоры, ибо Селию очень стесняли намерения возлюбленного в этой области. Однако несколько нежных слов покорили настороженную молодую женщину, и она неохотно позволила Колину намазать глубокую щель джемом и дрожала от трепетного удовольствия, пока его язык щекотал, продвигаясь до ануса. Тут ее тело напряглось и изящные срамные губы сжались перед его дразнящим языком. Влажность ее более традиционного отверстия поведала Колину, что она по достоинству оценила труды его языка в этой запретной зоне, и он умолял ее позволить ему продолжать начатое, причем его желание было столь сильным, что никакие отговорки все равно не остановили бы его.

Получив разрешение, Колин намазал джем вокруг моргающего глазка ее ануса, стараясь делать нежные движения, когда проник пальцами в уютное пространство внутри. Разведя ее ягодицы ладонями, он добывал эту фруктовую субстанцию точно так же, как муравьед ловким языком добывает себе обед. Внутренняя сторона трепетала от движений его пылкого языка, а мускулистый ободок прижал его, словно призывая вернуться назад. На второе блюдо Колин снова заполнил эту часть еще одной порцией джема, прильнул губами к окрашенному в оранжевый цвет периметру и лизал до тех пор, пока не осталось ни малейшего следа сладости.

Возражения Селии насчет того, что поведение Колина в высшей мере непристойно, если не сказать совершенно неестественно, угасали по мере того, как пробуждались ее собственные желания, и она стала предвкушать повторение, прокрадываясь на цыпочках в комнату Колина после того, как его кузен лег спать, чтобы подставить свой услащенный джемом зад языку возлюбленного. Она украсила эти похотливые встречи тем, что сама намазала пенис и яички возлюбленного большой порцией джема и неторопливо слизывала его с напряженной плоти, и Колину не приходилось засовывать кулак в рот, чтобы заглушить свои крики от пропавшего даром экстаза, и без предупреждения обдал ее язык бурлящим потоком. Селия покорно приняла щедрые подношения Колина вместе с джемом, а затем языком приводила в порядок его истощенный орган.

Оба заговорщически хихикали, удивляясь, догадается ли миссис Биггинс, на какие развратные цели идет ее знаменитый апельсиновый джем. Что же касается сэра Джейсона, то у него возникли подозрения, когда миссис Биггинс пожаловалась, что больше не успевает снабжать дом джемом. Поэтому за завтраком на столе вскоре появился противный сливовый джем, а поскольку он не находил спроса, то вскоре отправлялся на помойку.

В джеме недостатка не будет, ибо этот продукт послужил средством для избавления Селии, а также Колина от всяких запретов. Он наслаждался ею, как только подворачивалась возможность, особенно в самой чистой форме, и ругал себя за то, что так долго ждал, чтобы сделать это открытие. Колин стал действовать подобно мужчине, наверстывавшему упущенное, и подстерегал свою возлюбленную в ранние утренние часы, надеясь, что его кузен слишком утомился от своих похотливых игр, чтобы требовать от Селии еще чего-нибудь. Колину особенно, нравилась ее изящная маленькая прелесть в тех случаях, когда ту день или два не касалась вода — действительно, чем дольше ее не мыли, тем больше она нравилась Колину. Он вылизывал ароматные складки дочиста, надеясь вызвать у Селии оргазм и насытить свои уста вкусным потоком кремового меда. Жаждая большего, Колин заставлял отверстие снабжать его дополнительным количеством потока тем, что поднимал капюшон клитора и облизывал обнаженные железы до тех пор, пока жалобные стоны Селии не становились слишком громкими и он опасался, как бы не проснулся сэр Джейсон. Опьяняющий запах мускуса усиливался, проникал в его ноздри, и в ответ те раздувались, приглашая аромат проникнуть внутрь и насытить его обоняние. Селия извивалась под устами Колина, ее руки и ноги бились о кровать, пока его язык истязал это чувствительное место. Но Колин ни за что не хотел останавливаться, как бы она об этом ни умоляла, поэтому он дразнил извивавшийся бутон до тех пор, пока из нижней щели не текла новая река, а его желание поглотить ее становилось прелюдией к более необузданным вожделениям, во власти которых он окажется позднее.

Селия лежала, выбившись из сил, и была довольна тем, что удовлетворила Колина. Даже в этом случае он не собирался оставлять ее в покое. Он обратил свое внимание на ее другое отверстие и начал забавляться им и пальцем, и языком, умоляя, чтобы она позволила его отчаявшемуся пенису воспользоваться этим входом, ибо она, несомненно, захочет оставить традиционный вход на брачную ночь.

Сэр Джейсон мог только мечтать о подобных восторгах…

Йоркширские холмы присыпало снегом, чего давно не случалось. Как обычно, три жильца Дома на Пустоши сидели в гостиной и потягивали херес, что постороннему человеку показалось бы совершенно цивилизованным сценарием, а для самих участников это было еще одной прелюдией к игре во власть и унижение, хотя эта игра и пленяла, и заманивала в сети самих участников. Поленья в камине потрескивали в языках пламени, лизавших их, да и сама комната потрескивала от затаенных эмоций, которые порождались вынужденной изоляцией от внешнего мира.

Колин расположился на обычном месте — на диванчике напротив Селии, он то скрещивал ноги, то снимал ногу с ноги. Гладкая кожа его лба наморщилась, когда уже третья за этот вечер порция хереса избавляла его от последних, подобающих джентльмену, ограничений. Одно пребывание в этой комнате вызывало головокружительное чувство смутного ожидания, ибо являлась сценой для множества эротических увеселений. Даже от аромата янтарной жидкости в бокале кожу начало пощипывать, а язык чесался в предвкушении стимулирующего средства, которое, как он знал, предстанет перед ним.

Селия сидела в кресле, в том же самом, которое всегда невольно занимала, может быть, потому что оно находилось дальше всего от сэра Джейсона. Но ведь расстояние не являлось для него преградой. Теплые дни лета, когда ее обнаженная попочка покоилась на подушке, прошли, хотя свидетельства об этом остались на ткани, навсегда заклеймив этот атрибут как ее собственность — мягкая ткань с начесом огрубела и потемнела на том месте, где покоилось устье ее женской прелести. Сэр Джейсон часто приходил сюда один, вставал на колени перед объектом, который было принято называть «креслом Селии». Он прижимал свое лицо к подушке и вдыхал то, что осталось от ее запаха, а его слезы отчаяния оставляли на бархате новые пятна. Однако Селия об этом не знала, да и не поняла бы причину его боли. Она сама терзалась, думая о будущем и о том, что с ними станется. Селия не знала, чего хотела, но только считала, что у нее возникло не совсем естественное пристрастие к старшему Хардвику, с которым, как бы она ни старалась, не могла ничего поделать. Как ей вернуться к нормальной жизни после всего того, что произошло за несколько последних месяцев? Что случилось с энергичной конторской девушкой, которая каждую неделю — пять раз утром и пять раз вечером — на метро ездила на свою скромную работу и возвращалась домой? Она даже не осмеливались думать о слове, которое охарактеризовало бы то, что сэр Джейсон сделал из нее. В самом же деле энергичная конторская девочка сейчас с нетерпением ждала, когда ощутит, как его толстый член раскрывает ее, или отведает его вкус, если данный инструмент окажется у нее во рту.

Дирижер этой сексуальной симфонии не томился чувством вины, когда смотрел на двух молодых людей, один из которых был почти его копией, а красота второй росла с каждым проходившим часом. Сэр Джейсон не беспокоился о будущем, он лишь опасался, как бы кузен однажды не воткнул ему нож в спину в тот момент, когда он будет объезжать красивое тело суженой дорогого мальчика. Однако подобные страхи носили мимолетный характер, ибо Колин не мог больше скрыть желание, которое пожирало его каждый раз, когда он смотрел, как его кузен насилует отверстия Селии. Сэр Джейсон видел, как у того слюна течет лишь оттого, что Селия наклоняется, чтобы поднять что-то.

Вдруг сэр Джейсон вскочил со стула, и его лицо выражало крайнее нетерпение.