– Нет, – солгала она.
Эштон, повернувшись к своим друзьям, обратился к ним на отличном греческом языке. Она с легкостью понимала их разговор.
– Чарльз, что ты с ней сделал?
Граф с виноватым видом посмотрел на Годрика, затем опустил глаза.
– Я попросил, чтобы она поцеловала меня. Она же дала пощечину. Клянусь, это больше не повторится.
– Похоже, ты потерял былую хватку, – пошутил Люсьен.
– Распалившись, я немного увлекся, но ничего страшного не произошло.
Годрик ударил кулаком по столу.
– Ничего страшного? Ты не можешь требовать таких вещей и не ожидать, что это не отразится на ней!
Чашка Эмили вдруг цокнула, и чай разлился на стол. «Лицемер». Она с беспокойством посмотрела на герцога. Но никто из присутствующих не обратил на это внимания.
Виконт заговорил низким голосом:
– Годрик… Не хочу оказаться адвокатом дьявола, но сегодня утром ты зашел дальше, чем просьба о нескольких поцелуях, если я правильно помню.
«Вот именно». Лицо Эмили начало гореть, чего они не заметили.
– Если я хочу ее, Седрик, значит, она моя! – закричал Годрик. – Это мои деньги украл ее дядя, потому я имею право похитить что-то взамен!
– Но Эмили не крала твоих денег, – резко произнес Люсьен. – Ты навредил ей, привезя сюда, и вообще-то не обязан соблазнять ее. Мы не арабские шейхи, которые держат женщину, как рабыню в гареме.
Эштон прочистил горло, заставив всех в комнате замолчать.
– Очевидно, мы все заинтересовались Эмили, и не как захватчики пленницей. Мой совет: нам нужно более тщательно взвешивать наши поступки и стараться думать головой, а не местом ниже пояса. Если это возможно. – Он бросил быстрый взгляд на Чарльза. – Настало время действовать в соответствии с Правилом Четвертым нашего кодекса. Если кто-либо из присутствующих мужчин желает получить Эмили, он должен убедить ее выбрать его. Как только это произойдет, никто другой не может добиваться ее. Больше не будет поцелуев, взятых силой, даже от тебя, Годрик. Я решительно настаиваю на этом.
Его требование удивило Эмили: неужели он и вправду тайный лидер группы? Возможно, звания на самом деле не влияют на внутреннюю политику Лиги.
– Но, Эш, – возразил Чарльз, – ты же не можешь ожидать от нас, что мы не притронемся к ней. Она такая…
– Неотразимая? – мрачно произнес Годрик. – Кто, черт возьми, в чьей власти, ты или твои чресла?
– Да, она очаровала всех, но если бы знала об этом, то могла бы использовать это против нас. Потому опять-таки я повторяю: если кто-либо из мужчин хочет Эмили, он обязан будет, по сути, покорить ее. Ежели она не поддастся на ухаживания этого человека, ему следует прекратить любезничать с ней.
– И все последующие обсуждения по этому поводу, – добавил Люсьен, – будут вестись на греческом.
– Простите, джентльмены, – по-английски обратилась к ним Эмили, и мужчины устремили на нее свои взгляды. – Все в порядке? У меня такое ощущение, что из-за меня возникли проблемы.
Напряжение в комнате немного спало.
– Вовсе нет, Эмили, – ответил Люсьен. – Мы просто говорили Чарльзу, что он не должен больше так поступать… разве только ты сама не захочешь этого, конечно.
Лорд Лонсдейл ухмыльнулся.
– Я… – Ее лицо горело, и она в смущении отвернулась. – Я не совсем уверена, чего хочу. Мне никогда не оказывали столько внимания до того, как я попала сюда. Мне оно кажется непомерным.
Их виноватые лица являлись подтверждением того, что они поверили ей. «Отлично». Наконец-то у нее появился неплохой шанс убежать. Она никогда не осознавала, насколько убедительными могут быть женские уловки, пока эти пятеро мужчин не стали бороться за нее и ухаживать за ней. «Глупцы».
– Тогда я должен попросить прощения за мое навязчивое поведение, Эмили. – Чарльз с уважением сделал поклон головой.
– Извинение принято.
Она разрешила Годрику и Чарльзу, каждому со своей стороны, ухаживать за ней во время позднего ланча и делала вид, будто не обращает внимания, что даже это стало соревнованием. Забавно, еще два дня назад девушка и представить не могла, что пять шаловливых лордов станут плясать под ее дудку. Эмили ела, улыбалась и наблюдала.
«Она принадлежит мне. Она будет моей».
Томас Бланкеншип поднимался по лестнице к своему дому, кипя от злости. Он знал, что задумал этот дуралей Парр. «Он собирается столкнуть меня с Эссекским на тайных торгах. Что ж, я не буду играть в эту игру. Она моя».
Вместо того чтобы воспользоваться дверным кольцом, мужчина постучал в двери кулаком.
Балтус, его старый дворецкий, возник у порога.
– Добро пожаловать, сэр.
Бланкеншип лишь прорычал что-то в ответ и прошел мимо дворецкого в холл. Сняв пальто, швырнул его в лакея, ожидавшего у лестницы.
– Принеси бренди в мой кабинет, Балтус.
Вековые слои сажи покрыли окна и камин. Пыль осела на полках с книгами, а чернила забрызгали пятнами изношенный ковер под рабочим столом. Он имел более чем достаточно денег, чтобы поддерживать дом в чистоте и надлежащем состоянии, но ему была по вкусу символичная разруха его жилища. Это напоминало Бланкеншипу о его собственной жизни и побуждало активнее бороться за то, чего он больше всего желал. Эмили Парр.
Повалившись в кресло, Бланкеншип закрыл глаза. Его гнев был живым существом, умеющим дышать и закопавшимся глубоко в груди. Это существо сгребло его внутренности в свои окровавленные когти и смотрело маленькими блестящими глазками прямо в душу. Он бросил чудовищу вызов, посадив его на цепь в темном месте своего сознания. Он сохранял контроль, во всяком случае пока.
Дворецкий вошел с графином бренди и налил стакан.
– Что-нибудь еще? – прохрипел Балтус.
– Нет.
Бланкеншип, обхватив пальцами хрусталь, взболтнул янтарное содержимое. Густой цвет напоминал волосы Эмили. Его мысли снова вернулись к девушке. Он должен обладать ею. Пусть ее мать смогла ускользнуть от его хватки, но Эмили это не удастся.
Девятнадцать лет назад, когда ему было около сорока, он все еще наносил визиты в поиске невесты. Притворные изысканные цветки светского общества не производили на него впечатления, пока он не встретил Клару.
Клара Беларми. Остроумная, смышленая, бриллиант высшей пробы. Золотисто-каштановые волосы и глаза цвета сочной сливы. Она была неповторима.
Он полюбил ее, как и все другие мужчины. Тратил огромные деньги на букеты для нее и танцевал с ней не одну ужасную кадриль. Однако она никогда не обращала на него внимания. Она всегда исчезала в разгар какого-нибудь бала, чтобы побыть с этим молодым идеалистичным дураком, Робертом Парром.
Между тем Бланкеншип лелеял надежду, что она все-таки может выйти за него, учитывая, насколько он богат. Он взял кольцо, некогда принадлежавшее его матери, и отправился свататься. Но Клара не принимала посетителей в тот день, и дворецкий отказал ему. Проходя мимо окна, выходящего на улицу, он мельком увидел ее в объятиях Роберта, она целовала его с дикой несдержанностью.
Бланкеншип знал, какая женщина отдается первому встречному. Шлюха.
После этого совсем забросил бальные залы. Сфокусировался на своем бизнесе и вредил любому вложению, которое делал Роберт Парр, тем самым заставляя молодоженов переселиться в деревню, где расходы не так высоки.
Но и этого было недостаточно. Ему хотелось ранить Клару так же, как она когда-то ранила его.
Он хладнокровно воспринял новость о смерти Клары и Роберта. Заскрежетал зубами от воспоминаний. Пропал подпитывающий его огонь ненависти, остался лишь заряженный пистолет в его рабочем кабинете, чтобы свести счеты с жизнью.
А потом он узнал об Эмили.
Он не понимал, каким образом Кларе удавалось скрывать девочку. Но как только Бланкеншип услышал, что девчонка отправилась к дяде, сразу решил: ему надо увидеть ее.
Он начал навещать Альберта в его клубе, убеждая взять займы для последующих вложений. Уговорить Парра инвестировать было слишком легко, а еще легче – наблюдать, как эти предприятия терпят крах. Чтобы рассчитаться с долгами, тот вынужден был предложить Эмили в качестве потенциальной невесты. В считанные дни он добился приглашения в резиденцию Парра.
Наконец Бланкеншип увидел ее, сидящую за столом в маленькой библиотеке. Волосы девушки, похожие на вечерний солнечный свет, были распущены и спадали на плечи буйными волнами. До мельчайших деталей она походила на распутное создание, которое он жаждал подмять в своей постели.