Ею овладело незнакомое доселе отчаяние. Ее легкие почти не двигались, дыхание становилось все прерывистей. Перед глазами замелькали черные точки. Она сделала неуверенный шаг навстречу Годрику, но от этого движения у нее все поплыло перед глазами. Все потемнело, и Эмили наклонилась вперед, а потом вдруг резко увидела пол.


Годрик подхватил девушку за секунду до того, как она упала на пол. Он прижал ее к груди, вдыхая ее запах и наслаждаясь им, после чего выругал себя за это.

Побег Эмили прекрасно доказывал ее намерения. Слова любви, что она шептала, были ничем иным, как ложью, хитрыми уловками, чтобы усыпить его бдительность.

Он нашел небольшую сумку девушки там, где она оставила ее возле двери. Голова Эмили качалась в разные стороны, потом упала на его грудь. Господи, он был глупцом.

Годрик был даже больше чем глупцом, потому что хотел вернуть ее. Он понимал, какая жизнь ожидала ее там – брак с Бланкеншипом, пожизненные невзгоды. После того, что она с ним сделала, он убеждал себя, будто она этого заслуживает, но в его сердце не было места для отмщения.

Эмили нужно было уйти. Вот и все. Если она останется, он сделает то, о чем впоследствии пожалеет, например, будет умолять ее полюбить его. Герцог снова оживил в памяти детские воспоминания, как он искал любви, хотя и знал, что она никогда не наступит. Ненависть к себе только усиливалась с каждым шагом, что он делал в сторону двери и когда вышел в коридор.

Там стояли Седрик с Чарльзом, виконт держал извивающегося щенка, а Чарльз еле стоявшего на ногах Джонатана Хелприна, который уже пришел в себя. Все трое обеспокоенно посмотрели на Эмили.

– Она… – начал Чарльз.

– Она в порядке. Просто упала в обморок.

На подбородке Джонатана уже проявился синяк.

– Ваша светлость, клянусь, с ней ничего не произошло.

– Я разберусь с тобой, когда вернемся в поместье. – Если бы он сейчас заговорил с этим парнем, то придушил бы его.

Друзья последовали за ним, когда он снес Эмили вниз по лестнице постоялого двора мимо изумленных гостей; они вышли под дождь, и Седрик взял у него девушку, пока его светлость взбирался на лошадь. Как только Эмили вновь была в его руках, он расслабился, но совсем ненадолго.


Они вернулись в поместье под покровом глубокой ночи и громыхающего неба.

Когда приехали, Симкинс увел Джонатана и Пенелопу, чтобы ими занялись слуги. Чарльз и Седрик последовали за Годриком в его спальню, где он опустил Эмили на кровать. Затем двое парней вышли в коридор, а он снял с нее мокрую одежду и нижнее белье. Накрыл ее одеялом и подоткнул края, потом снова позвал друзей в комнату.

– Проверь окна, Седрик. Чарльз, а ты запри дверь в смежную комнату.

Оба парня поспешили выполнить его просьбы без всяких колебаний, боясь плохого настроения друга. Годрик, склонившись над Эмили, сильнее натянул на нее одеяло, до самого подбородка. Он аккуратно убрал назад мокрый локон ее волос, затем махнул друзьям, и они вместе с ним вышли из комнаты. Настало время разобраться с другим предателем.

Они вернулись в гостиную, где их ожидали Симкинс с Джонатаном.

Годрик обратился к дворецкому:

– Симкинс, попроси кого-то зажечь камин в моей спальне. Не Либбу.

Дворецкий, кивнув, исчез.

Чарльз направился к двери.

– Нам… э… тоже уйти?

– Останьтесь. Может быть, понадобится, чтобы вы сдержали меня от убийства этого подонка, – сказал Годрик, не сводя глаз с Джонатана. – Но не слишком усердствуйте.

Камердинер поднялся, пытаясь защититься.

– Ничего не произошло, ваша светлость. Она попросила меня о помощи, вот я и помог. Мы всего лишь взяли комнату на постоялом дворе, чтобы укрыться от дождя.

– Ты лжешь! – Годрик крепко сжал кулаки. – Она была полураздета, так же, как и ты!

Джонатан ударил ногой по стулу, стоявшему между ними, и тот отлетел в сторону.

– Вы хотите убить меня? Тогда убейте. Если думаете, что сможете.

Седрик и Чарльз подступили на шаг ближе, готовые вмешаться.

– Так тому и быть! – Герцог потянулся к парню и схватил за ворот рубашки, тряся беднягу.

– Сейчас же отпустите его!

Годрик с Джонатаном замерли и повернулись, с удивлением посмотрев на того, кто осмелился обратиться к его светлости таким тоном. В открытых дверях стоял Симкинс, как будто это он был хозяином Эссекс-Хауса. Когда все уставились на него, он вернулся к своему обычному состоянию и добавил:

– Ваша светлость.

Годрик пришел в себя.

– Не вмешивайся. Это дело чести.

Симкинс вытащил из-под своего пиджака пистолет и направил дуло в грудь Годрика.

– Вы отойдете от своего единокровного брата, ваша светлость, – произнес Симкинс на удивление спокойным голосом.

– Брата? – переспросил Годрик, наконец оставив в покое рубашку Джонатана.


Симкинс опустил пистолет.

– Я поклялся вашему отцу, что с ним не случится ничего плохого. Из-за этого оказываюсь в затруднительном положении. Я, конечно, поплачусь должностью, но твердо намерен защитить Джонатана.

Парень бросил сердитый взгляд на Годрика после того, как прозвучала эта новость.

– Кто я ему?

Герцог не был настолько удивлен. Когда Эмили упомянула это, он заподозрил, что в прошлом его камердинера была какая-то тайна. Он даже начал привыкать к такой мысли, но это произошло до нынешней ночи. Сегодня все было не вовремя. Сейчас он хотел видеть Джонатана мертвым.

– Мне все равно, пусть он окажется хоть королем Англии! Коль он обидел мою Эмили…

– Тогда мы будем решать эту проблему, но только если мисс Парр подтвердит ваши предположения, что он действительно оскорбил ее.

Годрик застонал и поежился, затем сильно потер ладонями веки, да так, что у него едва искры из глаз не посыпались. В настоящий момент он даже не ощущал себя хозяином своего собственного дома. Не говоря уже о том, что его дворецкий направлял на него пистолет.

– Как… как мы можем быть братьями? – спросил Джонатан.

Симкинс опустил оружие, но не убрал его.

– Престарелый герцог нашел утешение в объятиях твоей матери. Он опекал ее и тебя. Когда его светлость заболел, я поклялся заботиться о тебе, так же, как и о нем.

– Так я что, в самом деле…

– Бастард, – предложил вариант Годрик.

– Нет. Джонатан – законнорожденный сын бывшего герцога Эссекского. Он тайно женился на ней за десять месяцев до появления на свет ребенка. Его рождение записано в церковной книге под фамилией вашего отца, милорд.

– Если я законнорожденный сын, тогда почему меня не воспитывали вместе с ним? – Джонатан указал пальцем в сторону Годрика.

Глубокие морщины отразились на лбу Симкинса.

– Бывший герцог сказал мне на смертном одре, чтобы Годрика растили как единственного ребенка. Он не хотел, дабы правда о тебе стала известна, разве только если бы Годрик умер, не оставив наследника.

– Почему он так поступил? – Ярость Джонатана начала превосходить злость его светлости. – Почему он отобрал у меня право жить как сын герцога?

– Ваш отец осознал, насколько жестоко обращался с Годриком, а признание, что он полюбил другую женщину, только ухудшило бы положение дел, он боялся, что Годрик станет ревновать к тебе.

Герцог не мог поверить в это. Какой глупый человек! Он сам предпочел бы брата жестокому обращению с ним. То, что его отец полюбил служанку, не имело значения, но отрицать брата все эти годы – совсем другое.

Джонатан посмотрел на герцога, не зная, что сказать.

– Ну что ж… Что это нам дает?

Годрик нахмурился.

– Ты все равно ублюдок.

– Если думаешь, что я еще хоть раз стану натирать твои ботинки, то ошибаешься. Я не бастард, и ты не можешь ко мне так относиться.

– Я имел в виду не это, болван. Ты ублюдок, потому что прикасался к моей Эмили!

– Твоей Эмили? Она настолько привязалась к тебе, что выплакала все глаза, бедняжка.

Чарльз вздохнул и укутался в плащ.

– Ах, эта братская любовь. Напомнила мне о доме.

Седрик сдержал смех.

– Конечно. Ты вызывал собственного брата на дуэль из-за девушки.

– Да, вот же было невезение. Мама обнаружила нас отсчитывающими шаги в саду. Эта женщина все еще может орудовать хлыстом и заставить взрослого мужчину плакать.