– Я уже сказала тебе – он сделал это ради меня, я просила его приехать.
– А почему ты его просила, Габби? – Квил перебирал ее шелковистые золотисто-каштановые волосы.
Габби замялась.
– Может, он привез свой чудодейственный отвар? – невинным тоном поинтересовался Квил.
– Ты не должен так говорить о его лекарстве!
– А как я должен говорить о том, чего не знаю? А ты-то сама знаешь?
– Я… я тоже не знаю, – призналась Габби. – Но у Судхакара особенное лекарство.
– Мы с тобой о нем ничего не знаем. Может, это такая же гадость, какую я выкинул? Мне кажется, хватит уже этих разговоров. Я не стану принимать никакого зелья. Ни от английского аптекаря, ни от индийского чудо-лекаря. Ни при каких обстоятельствах и невзирая на твою дружбу с Судхакаром!
– Но Судхакар не шарлатан, как тот аптекарь, – взмолилась Габби, поймав взгляд мужа в зеркале своего туалетного столика. – В этом лекарстве нет никакой конопли.
– Поскольку мистер Мур хвастал, что ее используют индусы, Судхакар с успехом мог включить ее в свой рецепт. – Габби нервно передернула плечами. – Кроме того, – продолжал Квил, – ты обещала больше не покупать мне лекарств.
– Я написала Судхакару задолго до этого обещания.
– Насколько я помню, мы с тобой однажды уже обсуждали его лекарские способности, – жестко произнес Квил. – И ты сказала, я цитирую: «Обещаю не покупать больше никаких отваров». И после этого ты снова предлагаешь мне «особенное лекарство Судхакара».
Габби сделалась пунцовой.
– Мне не нужно покупать его лекарство, – пробормотала она.
– Это не относится к делу. – Квил резко повернулся и, отойдя от нее, остановился у окна. – Но что самое возмутительное, Габби, – это твоя ложь.
– Квил, но я действительно…
– Ты лгала мне, сознательно вводя меня в заблуждение, – подчеркнул он. – Конечно, не так, как про Кази-Рао.
– Здесь я тебе не лгала!
– Умолчала, – с горечью уточнил Квил. – Ты ничего не рассказывала о Джосенте-Рао Холькаре и той бурной деятельности, которую ты развила, чтобы возвести его на престол. Я делаю вывод, что ты мне не доверяешь. Ты, наверное, думаешь, что я не прервал контакты с Ост-Индской компанией?
– Вовсе нет! И я не лгу тебе, когда…
– Не надо, Габби! – оборвал ее Квил. Его голос был подобен щелчку хлыста. – Никогда не лги мне впредь. Неужели ты не можешь признать, что не права? Ты нарушила свое слово.
Он круто повернулся к ней.
Габби слышала в ушах стук своего сердца. Веки распухли от подступивших слез.
– Но я не имела в виду…
– С оправданиями у тебя уже перебор, – заметил Квил. – Благие намерения – не повод для лжи. А ты лгала на каждом шагу, как только вошла в этот дом, и не придавала этому никакого значения. Я не утверждаю, – мягко произнес он, – что ты делала это с какой-то низменной целью.
Она подавила рыдания и крикнула сквозь слезы:
– Я не со зла!
– Я знаю.
– Единственное, почему я скрывала все это… Я просто хотела помочь тебе. Я знала, что ты не позволишь Судхакару приехать в Англию. А позже подумала, что он уже в пути, поэтому не видела смысла сообщать тебе об этом. И вообще, разве ты не понимаешь, что его лекарство может избавить тебя от мигрени? Он писал, что есть средство, которое…
– Я понимаю только одно, – прервал ее Квил, – что я не могу доверять своей жене. – Четкие звуки его голоса напоминали удары камней, падающих в глубокий колодец. – Я должен постоянно думать, говоришь ли ты правду или решила меня обмануть ради моего же блага, – сердито закончил он.
Из глаз Габби снова закапали слезы, но она старалась не разрыдаться и говорить ровным голосом:
– Я… я собиралась рассказать тебе о Джосенте Холькаре, но мне было интересно устроить все это самой. Да, я умолчала о нескольких письмах, но я не считала это ложью. Я подумала, пусть это будет для тебя сюрпризом.
– Это и есть ложь. Ты не считаешь, что ложь – это то, чего нужно избегать?
Габби заморгала, и слезы закапали еще чаще. В замешательстве она потеряла контроль над своим голосом.
– Я никогда не позволяю себе плохой лжи, – всхлипывая, пропищала она. – У меня это вошло в привычку, потому что мой отец… – Она была вынуждена замолчать, чтобы проглотить проклятые рыдания.
– Габби, твой отец, несомненно, заслуживал, чтобы ты его обманывала, – вздохнул Квил. Он подошел к ней и поднял ее со стула. – Но меня-то зачем? Я не тиран. И я никогда не выдал бы Ост-Индской компании твои планы. Я понимаю, твой отец вынуждал тебя действовать тайно, но теперь ты моя жена! И если мы будем постоянно лгать друг другу, наша жизнь превратится в ад!
Квил поцеловал ее в голову, прикоснулся к соленой щеке – и слова сами собой вырвались из груди:
– Видит Бог, Габби, я хочу, чтобы наш брак был счастливым! Я хочу этого больше всего на свете!
Она с рыданием упала к нему на грудь.
– Я верю тебе, верю! – приговаривала она. – Я не хотела тебе лгать! Если б ты знал, как сильно я люблю тебя, Квил!
В груди у него всколыхнулось теплое чувство.
– Я тоже люблю тебя, Габби.
– Я знаю, – всхлипывала она, – потому так и поступала. Я имею в виду, если б я не знала, что ты меня любишь, я бы не стала ничего скрывать… Просто я хотела сделать тебе сюрприз! Потому что ты любишь меня и считаешь, что я смышленая. Ты сам так сказал – и я хотела показать, что способна сделать действительно что-то умное!
– Все ясно, – медленно проговорил Квил, пятясь к кровати. Держа жену за руку, он усадил ее к себе на колени. – Значит, ты не рассказывала мне о своих планах относительно Холькара и трона, потому что я…
– Ты сказал, – прервала его Габби, – что женщин нужно вводить в директорат Ост-Индской компании!
Квил прижал ее к себе и поцеловал шелковые волосы.
– Это была моя ошибка, больше я никогда не стану восхищаться твоим умом, – засмеялся он.
Габби подняла голову.
– О, Квил, ты такой… – Икота помешала ей договорить. – Неудивительно, что я ужасно влюблена в тебя.
Квил судорожно сглотнул. Убогих не любят – разве что чересчур романтичные люди вроде Габби.
– Вот, возьми. – Он вложил ей в руку носовой платок.
Габби прислонилась к его плечу. Из груди у нее вырвался всхлип.
– Завтра я скажу Судхакару, что ты отказываешься от его лечения.
– Почему бы тебе не сказать, что все решилось само собой уже после того, как ты ему написала? – предложил Квил. – Я бы не хотел, чтобы твой друг подумал, что его заставили проделать столь трудное путешествие ради твоего каприза. И я должен признать, что вполне доволен неожиданным разрешением моих… проблем. – Он сомкнул руки вокруг этой очаровательной душистой кошечки у него на коленях. – Особенно если учесть, что это заслуга моей ох какой сметливой женушки!
– Если я пообещаю больше не лгать, ты думаешь, мы сможем быть счастливы? – тревожно спросила Габби.
Квил нежно стер последние слезы с ее щек.
– Наш брак и так чересчур хорош, – прошептал он, прокладывая поцелуями путь к ее рту. – Настолько хорош, что я… даже пугаюсь. Я не предполагал, что можно испытывать подобные чувства к кому-либо.
– О, Квил, мне так жаль, что я обманывала тебя. Клянусь, это не из-за недоверия или…
– Я знаю, – прошептал он в ее волосы. – Я знаю, ты делала это из самых лучших побуждений.
С минуту они сидели молча. Габби почти перестала плакать.
– Ты знаешь, что сейчас сказала бы леди Сильвия? – спросила она с длинным прерывистым всхлипом.
– Вот уж не берусь предсказывать, что ей стукнет в голову.
– «Квил, позвони, чтобы принесли чай! Такой перерасход эмоций требует подкрепления». – После довольно удачной имитации рявкающего голоса леди Сильвии Габби уткнулась мужу в грудь и добавила: – Я позвоню Маргарет. Мой нос должно быть, красный, как черешня.
– Мне так не кажется, – улыбнулся Квил, проводя пальцем вдоль ее маленького аристократического носика. – И я не хочу никакого чая. Для чаепития сейчас слишком позднее время. Мне нужна ты, Габби. Я хочу выпить мою жену. – Он почти не видел ее лица – только длинные коричневые ресницы, золотистые на кончиках, и слегка приподнявшиеся уголки губ.
Она обняла мужа за шею и накрыла губами его рот.
– Но я действительно хотела бы выпить чая.
– Габби… – В голосе Квила слышалось недовольство.
– У меня, наверное, опухли веки. Мне нужен чай для компресса.
– Габби! – заворчал Квил. Он наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на опухших веках.