Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

Сколько он находился в беспамятстве, не помнил. Когда очнулся, то никак не мог поверить, что жив, что не в «верхней тундре». «А может, «верхняя тундра» такая же, как на земле Кутха?[15] Но шаманы говорят, что в «верхней тундре» звезды близко, а здесь они все так же далеко...» Боясь пошевелиться, старик покосился на то место, где только что сидел большой страшный волк, который подошел совсем близко. Кутузье помнил, что, уже проваливаясь куда-то в темноту, вдруг почувствовал, как лицо обдало горячим дыханием зверя. Вот и след, но самого волка не было. Кутувье оглянулся. Никого. Тихо. Так тихо, что слышен шорох звезд. Тогда он покосился на то место, где горел костер. Крохотный уголек, будто волчий глаз, светился в снегу. «Неужели я все еще на земле предков?» — опять удивился старик. Хотел пошевелиться, но побоялся. Ждал, что вот-вот снова услышит страшную песню волков и острые белые зубы вцепятся ему в горло. Но тундра не отозвалась ни единым звуком. Затаив дыхание, Кутувье пошевелил рукой, потянулся к ножу. Нащупав холодную рукоятку, старик немного осмелел, приподнялся. Нет, волков рядом не было! «Почему они меня не разорвали?» — удивился Кутувье и робко ощупал себя» Значит, он еще живой и стоит на той земле, где родился?! Значит, волки пощадили его! Почему? Ведь он слышал их песню смерти, видел их, как видит сейчас аргизы. «Ой-е! А может, это не волки обнюхивали меня, а кала?![16] От страха и холода лицо его закоченело.

Живой хочет жить. Старик рванулся к аргизам, обрезал ремень, которым было привязано ружье, схватил его и озираясь по сторонам, шагнул к кедрачу. Он разгреб снег и нарезал много пушистых, упругих пахучих веток. В безмолвной, призрачной от белого снега тундре вскоре весело загорелся, затрещал большой костер.

До рассвета горел огонь Кутувье, и только когда в белесом небе растаяли звезды, старик взвалил мешок на спину, встал на лыжи и поспешил к стойбищу. Чайник он привязал к ремню, рядом с ножом. Без чая, однако, зимой далеко не уйдешь.

К вечеру следующего дня в яранге Вуквутагина было тесно от людей. Посреди яранги горел костер. Огонь лизал прокопченные бока большого котла, в котором варилось мясо. На почетном месте сидел Кутувье. Рядом с ним пристроились самые уважаемые, самые мудрые старики стойбища. Старость сделала мудрецов в чем-то похожими друг на друга: их лица, темно-коричневые от ветров и ярких лучей солнца, с реденькими бороденками и усами, были измяты морщинами, словно снег в стойбище следами нарт.

Кутувье начал рассказывать о встрече с волчьей стаей. Как всякий северянин, он говорил тихо, неторопливо. Когда же закончил свой удивительный и страшный рассказ, в яранге стало шумно:

- Ой-е! Ай! Ой-е!

Кутувье гордо оглядел гостей, ребятишек, которые, так и забыв закрыть рты, испуганно глазели на него,

- О, волки умеют заколдовывать людей. Я знаю, — сказал Кованна, самый древний из стариков.

- Но почему они меня отпустили? Почему не разорвали меня, Кованна? — спросил Кутувье. — Ты много волков повидал, много убил за свою долгую жизнь.

В яранге стало тихо.

- Почему? — Кованна закрыл глаза, пустил клубок дыма из маленькой трубки. — Старый ты, мясо у тебя старое, плохое... Стае нужен был человек сильный. А ты — старый, — закончил Кованна и прикрыл веки...

- Человек?!— испуганно зашептали в яранге.

Рядом протяжно, тоскливо завыла чья-то собака. Все замерли. Страх вполз в ярангу Вуквутагина.

...Мудрый Кованна оказался прав: приблизившись к обмершему от страха пастуху, Вожак почуял старость. Да, старое тело пахнет совсем не так, как молодое. К Человеку приблизились и остальные волки. Они настороженно косилить в сторону почти потухшего костра. Огонь всегда страшен волку.. Огонь — это смерть, и только Человеку он подвластен.

«Этот Человек стар. Он не поможет нам», — сказал Вожак, еще раз обнюхав лицо Кутувье.

«Надо догонять его оленей», — подал голос Хмурый.

«Мы догоним их. Я кончил», — дал команду Вожак, и стая бросилась по следам убежавших оленей.

Пастух Атувье жил на свете двадцатую зиму. Он был высок, но худ, пастух Атувье, сын пастуха Ивигина. Однако, глядя на него, старики многозначительно покачивали головами: через два три лета этот парень станет первым борцом рода. Настоящим богатырем, ибо у сына Ивигина была широкая кость. А мясо нарастет. О, Атувье будет великим, непобедимым борцом. Старики это знали, мудрые старики давно предвидели это. По обычаям предков, которые раньше часто воевали с соседними племенами, родовые советы стариков при рождении мальчика определяли его судьбу. По строению тельца новорожденного они безошибочно определяли, кем он будет для рода — борцом, бегуном или метателем копий и камней. Согласно их приговору, опытные мужчины-бойцы исподволь готовили мальчика к будущим боям и состязаниям в том виде, в котором он мог отличиться. Если род имел непобедимого борца, бегуна или метателя, тот род был счастлив. Такой род уважали и побаивались.

Уже сейчас Атувье на целую голову был выше самого высокого взрослого пастуха. Он был худ, но ловок, сын Ивигина. Настоящий пастух. Его чаут не знал промаха, его ноги не знали устали. Но Атувье был беден, потому что бедным был его отец Ивигин. Уже четыре лета и четвертую зиму пасет Атувье оленей богача Вувувье за долги отца. Когда-то отец Вувувье, богач Мулювье дал взаймы пятнадцать оленей бедному пастуху Ивигину, чтобы тот смог отдать выкуп за невесту. Через три года Ивигин расплатился с Мулювье, который вскоре ушел к «верхним людям». Но наступили плохие времена: коварная копытка, бич оленей, унесла в две зимы все богатство Ивигина — семь голов. И снова Ивигин, чтобы не умерли с голода жена и два сына, вынужден был идти на поклон к богачу. Теперь уже к Вувувье — сыну Мулювье. О, богачам никакая копытка не страшна — у них всегда много оленей. А Ивигину нужно было кормить еще и своих родителей. Большая семья ест много мяса и рыбы. Вувувье дал десять оленей, но за это Ивигин должен был три лета и три зимы пасти его табун.

Летели годы, как гуси на юг, — быстро, неудержимо, а Ивигин никак не мог выпутаться из долговых силков. Рано ушел от отца старший сын Иттык. Вырос Иттык сильным. А что толку? Сильный, а бедствует, как и отец. Да-а, не в силе счастье. Вон Вувувье — и ростом немного выше оленя, и кривоног, и косит одним глазом, а очень многие на долговой веревке у него ходят. Вот и он, Атувье, уже четвертую зиму его оленей пасет вместе с оленями своей семьи. За одну еду пасет он оленей богача. Как и многие мужчины стойбища Каиль. А не хочешь пасти оленей Вувувье — уходи. Только разве прокормится семья своими оленями?

Много в краю зажиточных оленных людей, но Вувувье — самый богатый. О-очень богатый! У него в яранге, говорят, есть большое-большое зеркало, в котором человек виден с головы до ног. За него Вувувье отдал американу купцу Чарле гору соболей, лисиц и песцов. Еще бы! Чарля за маленький осколочек хитрого стекла берет по одному соболю и связке горностаев. А тут такое зеркало! Еще в яранге Вувувье, говорят, на самом видном месте висит диковинная, оч-чень дорогая одежда — из черной крепкой материи штаны и пи-иджак. На пи-иджаке два ряда блестящих железных пуговиц. Это ему русский купец Елохин привез. Сказал, что такую одежду носят оч-чень важные начальники — «пошталёны». Видно, поэтому одежда таких громадных размеров — Вувувье она шибко велика. Но богач все равно нос задирает и летом часто прогуливается в пи-иджаке, который ему до колен. Рукава он, правда, заворачивает. Ух, какой он тогда важный! Да-а, богатый Вувувье! Однако очень жадный. У него две жены, и в его яранге всегда праздник: каждый день он ест печень оленя, каждый день мозгует, обжирается нежным нерпичьим жиром. Вувувье — большой человек! Он дружит с самим американом Чарлей — богатым заморским купцом. От Чарли Вувувье привозит со своими слугами порох, патроны, бисер, сахар, осколки зеркал, разную материю... И самое большое богатство — винчестеры и ножи. Ай-ай-ай, какие винчестеры! Никакой медведь с ними не страшен, никакой волк. Только сильно много берет за них Вувувье.

Ой, много надо добыть пушнины, чтобы винчестер заиметь! Только у Киртагина винчестер имеется. О, Вувувье привозит от американа Чарли еще «огненной воды». Вувувье приезжает из своего стойбища в их стойбище и дает «огненной воды» самым красивым девушкам, которые с ним ложатся спать. Да, богатый Вувувье. Однако очень жадный. Собакам Вувувье куда как лучше живется, чем им, его пастухам. Кухлянки у них старые, торбаса старые. А еда? Хорошо, если зайца из петли вынешь или куропатку подстрелишь. Еще лучше, когда снежного барана кто добудет. Не то совсем плохо — каждый олень у Вувувье на счету. Если зарежешь больше того, что он велит резать на прокорм пастухам, — сразу долг набавит. Скоро свой семейный очаг разводить Атувье, но где взять оленей, чтобы за невесту Тынаку выкуп отдать? Вон их сколько в табуне да почти все хозяйские. Э-э, богата тундра, но не всех ее богатства греют. И почем так? Одним богатство навалом — словно кета на нерест идет, а для других мимо проплывает...