Лин Уормсли - Пленники любви

Что еще могла она сказать? Что не хочет оставаться здесь ни секундой дольше, потому что чувствует, насколько он опасен для нее? Сейчас Виктор действительно казался ей опасным. Исчез жесткий презрительный взгляд, и в глазах появилось совсем новое выражение, против которого она не могла устоять. Но, возможно, оно существовало только в ее воображении? Просто Уэстон решил положить конец препирательствам. К чему эти бесконечные стычки, если их можно избежать?

— …Если ваша невеста не будет против, — с запозданием добавила Хэлен, для того только, чтобы не дать себе забыть, что Виктор за человек, и желая показать ему, что ее не так легко уговорить отказаться от своих защитных колючек.

— Вы можете смело доверить мне самому урегулировать свои любовные проблемы, — широко улыбнулся тот, показывая крепкие белые зубы. У девушки похолодело внутри при слове «урегулировать». О любви не говорят такими казенными словами. Она растерянно мигнула, когда он заговорил снова, тем же мягким, вызывающим на откровенность тоном: — А теперь расскажите мне о ваших. — И пояснил, чтобы сделать свой вопрос понятнее: — У вас есть кто-нибудь? Какой-нибудь постоянный друг?

— Нет, — ответила девушка, покачав головой, так что ее светлые волосы взметнулись вокруг лица светлым облачком. — У меня ни с кем нет ничего постоянного.

Разумеется, это было крайне неудачное выражение, если принять во внимание его о ней мнение. Хэлен быстро поправилась:

— Любовь может повлечь за собой гибельные для человека последствия. Я видела это на примере своей собственной семьи, не говоря о бесчисленных коллегах. Я ни за что на свете не хотела бы зависеть от другого человека. — Она с беспокойством взглянула на него из-под настороженно опущенных ресниц, но, вместо того чтобы упрекнуть ее в цинизме, тот удивил ее, ответив:

— Значит, мы полностью сходимся в этом вопросе. Любовь — игра для глупцов. — Уэстон словно признавался в том, что ей и так было известно, — он совсем не любил Стефани Райт. Глядя в мерцающие серебряные зеркала его глаз, Хэлен испытала непрошеный приступ сочувствия. Слова слетели с ее губ, прежде чем она успела удержать их:

— Вы когда-нибудь переживали несчастную любовь?

И тут же невольно съежилась на стуле. Как-то раз она уже попробовала пожалеть его и поплатилась за это. Но теперь он только пожал широкими плечами.

— Однажды и я совершил эту обычную ошибку молодости, решив, что безумно влюблен. Мне было тогда семнадцать, и я верил, что не могу жить без нее, и в этом нелепом состоянии пробыл целых три недели. Теперь я даже не помню ее имени и с трудом могу представить, как она выглядела.

Не слишком серьезное разочарование, чтобы можно было объяснить им его неверие в любовь. Может быть, его родители постоянно ссорились и он вырос на поле домашних битв? Но Хэлен не собиралась спрашивать об этом — один раз она уже попробовала вступить на это минное поле; но его слова сильно заинтересовали ее. А Виктор, должно быть, ожидал с ее стороны дальнейших расспросов, потому что снова пристально взглянул на нее, слегка склонив голову набок. Его взгляд казался почти жестоким:

— В вашей жизни непременно должны быть мужчины.

— Почему?

— Глупый вопрос. — Глаза Уэстона скользнули по ее вспыхнувшему лицу и растрепавшимся волосам, остановились на расстегнутом воротничке блузки. Рука Виктора медленно протянулась и сжала его краешек между большим и указательным пальцами: Когда вам выгодно, вы надеваете на себя маску целомудрия. Но это мало помогает. Ничто не в состоянии скрыть вашу чувственность. Она бьет из вас ключом и притягивает мужчин, и с этим вы поделать ничего не можете.

Уэстон удерживал ее испуганный взгляд и говорил ей слова, которым она едва отваживалась верить. Он находил ее столь же привлекательной, какой девушка находила его!

Теперь для нее не было спасения, не было другого исхода. Желания, продиктованные телом, загипнотизировали ее сознание, и, когда пальцы Уэстона соскользнули с воротничка и медленно, со смертельно завораживающей истомой коснулись ее гладкой кожи, она не смогла издать ни звука, только губы Хэлен приоткрылись, и слабый вздох согласия вылетел из них. Небывалое чувство переполняло девушку, она забыла о благоразумии и осторожности, забыла о сидевших вокруг людях. Все перестало существовать для нее, кроме ощущения его руки на своей груди. В ее глазах поплыл туман, взгляды их скрестились, и в них одновременно промелькнуло удивление перед охватившим их внезапным безумным порывом. Хэлен подняла руку и бессознательным жестом опустила ее поверх, его ладони, словно хотела удержать ее навсегда, как будто она уже предугадывала, что произойдет дальше…

Но даже это смутное предчувствие не сумело подготовить ее к шоку, который она испытала, увидев, как губы Виктора вдруг искривились в гримасе отвращения к самому себе, как он отдернул свою руку, словно ее теплая кожа обожгла его адским пламенем. Как он встал и пошел прочь, брезгливо подняв плечи, предоставив ей последовать за ним на подгибающихся ногах, неся на себе тяжесть стыда, от которого ей теперь не избавиться всю жизнь.

Итак, Хэлен медленно шла за ним. Колени ее дрожали, и она всерьез опасалась, что ноги перестанут ее слушаться в любую секунду. Она желала только одного — исчезнуть и чтобы никто никогда о ней больше не вспомнил. Как могла она позволить Виктору дотрагиваться до себя так откровенно и даже ласкать себя? Эта сцена могла стать достоянием любого зрителя, который, чего доброго, принялся бы отпускать поощрительные реплики. В присутствии Виктора девушка становилась безнадежно беспомощной. Он действовал на нее как горький наркотик, меняющий природу человека. Он заставлял ее совершать абсолютно несвойственные ей поступки, глубоко чуждые ее целомудренной натуре.

Нервный взгляд, брошенный из-под пристыженно опущенных ресниц, убедил Хэлен, что, благодарение Богу, никто не показывает на нее пальцем с отвращением или ухмылкой на лице. Несколько пожилых мужчин сидели, уставившись в газеты, молодые парочки были полностью поглощены друг другом, а усталая супружеская чета пыталась урезонить своих шумливых отпрысков. Слава Создателю, ее позор, кажется, не был замечен. Он был очевиден только ей одной. И еще Виктору.

Тот уже сидел в машине. Он включил двигатель и открыл дверцу, ожидая ее. Все в сознании девушки всколыхнулось в протесте при мысли о возвращении на виллу вместе с ним, но что еще ей оставалось? Она чувствовала, что сейчас у нее нет ни сил, ни желания спорить, искать такси, которое отвезет ее домой. Ей хотелось только побыстрее уединиться в своей комнате и не показываться ему на глаза как можно дольше.

Девушка несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь немного успокоиться. От пережитого волнения она чувствовала себя совсем разбитой. Хэлен опустилась на сиденье, готовясь услышать уничтожающие комментарии по поводу ее вопиюще низкого морального уровня, которые, по ее расчету, вот-вот должны были последовать. Но Виктор не сказал ничего. Молчаливый и мрачный, он вел машину с такой скоростью, что сначала девушка просто испугалась. Однако скоро она удостоверились, что Уэстон управляет автомобилем мастерски. И правда, ведь он не из тех, кто станет рисковать и совершать опрометчивые поступки. Как и она, он открыто признался, что никогда не рискнет влюбиться. Хотя в отличие от нее был готов вступить в брак и, возможно, иметь детей, руководствуясь конформистскими соображениями.

И сейчас его интимное прикосновение к ней в кафе вовсе не было импульсивным или опрометчивым. «Хотелось только проверить». Она почти слышала, как Виктор произносит эти слова, и даже закрыла глаза, так как ее захлестнула волна чувства унижения. Он проверял на ней свою теорию, выяснял, насколько Хэлен доступна. Эти страстные прикосновения длинных пальцев объяснялись вовсе не безотчетным порывом, не его влечением к ней, как в течение нескольких мгновений она позволила себе надеяться. Вовсе нет. Оскорбительная торопливость, с которой Виктор отдернул руку, его резко изменившееся лицо не оставляли места для иллюзий. Как только они вернутся на виллу, он поспешит в ванную и примется отмывать руки горячей водой и карболовым мылом, пока полностью не изгонит из памяти ощущение ее теплого, податливого тела. И так будет лучше всего, отчаянно пыталась утешить себя девушка. Если бы его ласка была искренней, если бы и он испытывал те же чувства к ней, что и она к нему, тогда ее тело могло бы предательски поддаться. Впервые в жизни Хэлен готова была уступить мужчине под воздействием безумного порыва снедающей ее страсти. И тогда она уже никогда не была бы прежней Хэлен Килгерран, принадлежащей только себе, и никому другому. Она стала бы его женщиной. Навсегда. Несмотря на то что рассудок подсказывал ей ненависть к нему, несмотря на то что он был связан с другой женщиной, — все равно, отныне она принадлежала бы ему безраздельно. А это было бы непоправимым безумием.