Алина Знаменская - Пленница дождя

— Ну? Как она? — не здороваясь, выпаливал он. И жадно ловил каждое слово о Лике.

Сегодня, придя к матери, Саша снова подумала, что во дворе натолкнется на Илью. Что-то внутри дрогнуло, и неожиданно для себя Саша сказала матери:

— Илья хочет навестить тебя.

Саша схватила глазами мать.

— Илья? Он разговаривал с тобой? — Мать вдруг вся напряглась, черты ее лица обострились, она приподнялась от этого усилия жилки на шее вздулись, кожа обтянула все косточки, до предела выпятив болезнь.

Саша внутренне содрогнулась. С каким-то язвительным чувством она подумала примерно следующее: вот мать, больная, непричесанная, потерявшая былую красоту, не хочет пустить к себе молодого парня, который любит ее! Она еще таит какие-то обиды, сводит счеты… К чему все это? Поведение матери казалось ей фарсом, и было жалко не мать — Илью. Он-то любит ее, несмотря ни на что, хочет помочь, хочет быть рядом, хотя она такая больная и некрасивая, а она…

— Да он каждый день поджидает меня и спрашивает о тебе, — призналась Саша, глядя матери в глаза.

— И что ты?

— Что я? — не поняла Саша.

Мать вдруг убрала локти-подпорки и рухнула головой на подушку. Саша испугалась, подвинулась к ней, но та жестом остановила ее. И Саша села на место.

— Ты сказала ему, что я не хочу его видеть? Сказала?

— А почему я должна ему это говорить? — с вызовом спросила Саша.

— Потому, что я просила тебя об этом!

«А когда я просила пустоту прислать мне тебя? — кричало все внутри Саши. — Когда я плакала, мусоля фотографии, ты разве откликнулась на мой зов?»

— Он имеет право приходить под окно, — жестко отчеканила Саша. — Он не лезет тебе на глаза!

Лика закрыла глаза и замолчала. Саша тоже не смела нарушить молчание. Она уже решила, что мать уснула, как это с ней бывает. Вдруг посреди разговора — взять, закрыть глаза и исчезнуть. Нужно прислушиваться к дыханию, чтобы понять, спит она или нет.

— Посмотри… Он сейчас там?

Саша послушно подошла к окну. Илья сидел на краю песочницы и чертил что-то прутиком на песке.

— Он здесь, — доложила Саша.

— Помоги мне подняться, — приказала Лика. Саша подошла и поддержала мать. Они вместе добрались до окна. Лика была настолько слаба, что руки дрожали, когда она держалась за подоконник. Саша не знала, чего ожидать от матери, и потому в совершенном непонимании следила за ней. А мать, казалось, забыла о существовании Саши. Она вся сосредоточилась на созерцании детской песочницы. Глаза засветились и стали влажными.

Саша испугалась: что, если мать захочет отдернуть штору, застучать в окно, сказать Илье что-нибудь грубое, злое? Но секунды бежали, а ничего не менялось — мать стояла и смотрела влажными глазами. Саше не было видно, что там, в этих глазах.

— Может, позвать? — вслух подумала Саша.

Мать резко развернулась в ее сторону и от этого чуть пошатнулась. Она посмотрела на дочь стеклянным взглядом и, оттолкнув ее руку, шагнула прочь от окна, едва не упала. А когда Саша подбежала, она вдруг совершенно истошным голосом истерично завизжала. До звона в ушах:

— Уйдите! Оставьте меня! Что вы понимаете?! Не трогайте меня! Не хочу!

Саша остолбенела. От крика, от того, что мать обращалась к ней во множественном числе, Саша стояла, не смея двинуться, и, широко раскрыв глаза, смотрела и смотрела на мать.

На крики прибежали соседки, вызвали «скорую». Они пытались справиться с матерью, уговаривали ее, успокаивали, как ребенка. Как только Саша почувствовала, что может двигаться, она попятилась и, ни слова не говоря, выскочила в подъезд. Слетев по лестнице, выбежала из тьмы в день и бежала, пока ее не остановил Илья.

— Что? Что? — тряс он ее за плечи. Саша молча освободилась от его рук и пошла прочь. Но, пройдя несколько шагов, оглянулась. Илья уже был у подъезда.

— Не ходи! — заорала она. — Тебе нельзя туда!

Он не слушал ее. Она нагнала художника, вцепилась руками, стала тащить назад. Илья оказался неожиданно сильным для своей худощавой фигуры, и Саше нелегко было с ним бороться. Она повисла на нем, обняла за шею и заплакала. Тогда Илья перестал бороться с ней и тоже заплакал. Они стояли в темноте подъезда и плакали как две сироты. А наверху врачи собирали мать для госпитализации. Она стала такой легкой, что не понадобились носилки. Санитар отнес ее вниз на руках.

— И вот так каждую ночь!

Вахтерша отхлебнула из высокой кружки чай и многозначительно взглянула на сторожиху.

— Как часы, — согласилась сторожиха, равномерно кивая и размешивая в стакане варенье. — А ведь какие молоденькие! И уже шастают по ночам!

— А родители думают, что они тут науками занимаются.

— Во-во. А у них другое на уме.

— А ты их не пусти разок ночевать. Что они запоют? Сторожиха степенно отхлебнула чай, похрустела сушкой.

— Как не пустишь? Жалко. Да и потом — платят они за жилье без льгот, по полной. Ведь не студентки пока. Не имею права такого — не пустить. Вот вчера…

Услышав шаги на лестнице, вахтерша сделала знак сторожихе, и та замолчала. Обе сделали вид, что целиком поглощены чаем, и уставились в телевизор, где шла реклама. По лестнице легко и весело спускались девчонки, о которых только что шла речь. Они хохотали, подталкивая друг друга в бок.

— Это куда же наши кумушки собрались на ночь глядя? — приторно улыбнулась вахтерша.

— Какая же ночь, теть Нюр? — невинно удивилась Настя. — Время-то детское!

— Мы воздухом подышать, — закончила за подругу Саша.

Бросив ключи вахтерше, они выпорхнули в ночь.

На крыльце Настя в лицах изобразила сначала вахтершу, потом сторожиху, заставив свою единственную зрительницу приседать от смеха. Затем, отправились привычным маршрутом, по дороге делясь впечатлениями дня. На этот раз в остановленной Настей машине оказался мужчина лет тридцати, бритый под ноль, в очках с тонкой оправой.

— Прыгайте, — скомандовал он, не дослушав историю о больной подруге.

И, не спрашивая, куда ехать, поехал.

Настя как обычно принялась щебетать что-то. Но, взглядывая сбоку на водителя, натыкалась на блуждающую по его лицу странную полуулыбку.

— А куда мы едем? — вдруг подала голос Саша с заднего сиденья. Настя поглядела в окно. Уже промелькнули огни новостроек какого-то микрорайона, потянулись участки дач…

— А вам, девчонки, разве не безразлично? — усмехнулся водитель. — Вы ведь все равно катаетесь?

В салоне повисло молчание.

— У нас подруга бо… — заблеяла Настя, а водитель вдруг громко и нехорошо заржал, нажал на сигнал, замигал фарами, а потом переключил скорость и помчал по шоссе, оставив позади пригород с его особняками и халупами.

— Ну вы, блин, даете! — гоготнул он и снова замолчал. Саша больно ущипнула Настю за руку. Настя потерла руку и стала молча смотреть на водителя. Теперь уже и его профиль с горбатым носом, и особенно оправа очков начинали казаться ей знакомыми.

Конечно! Он уже подвозил их, только тогда у него была шевелюра. А теперь он обрит наголо.

Настя почувствовала в темноте, что голову заливает горячим. Это она краснеет так. Хотя в темноте кому это нужно? И краска-то не от стыда, а от страха. Он уже катал их! Понял, что они накололи его, и теперь считает своим долгом отомстить им. Что делать?

Настины мысли понеслись в разные стороны. Сердце бешено застучало.

— А куда мы едем? — стараясь казаться беспечной, поинтересовалась Настя.

— Нам нужно в город! — пискнула с заднего сиденья Саша.

— А зачем вам в город, девчонки? — бросил водитель, сверкнув глазами. — Не все ли вам равно, куда ехать? Я вас с ветерком прокачу.

И машина помчалась так, что Настя испугалась: сейчас взлетит!

— Вот сейчас высажу вас в этой посадке… Весело будет голосовать? — Водитель недобро усмехнулся.

— Я хочу пить! — объявила Настя, словно и не слышала никаких намеков. — В этой тачке найдется вода?

Саша снова ущипнула Настю за руку. Та сердито отдернула локоть.

— Может, водочки? — ехидно поинтересовался бритый.

— Лучше пива, — как ни в чем не бывало ответила Настя. Саша, ничего не понимая в замыслах подруги, паниковала. Она металась от окна к окну: тут хоть на ходу выпрыгивай, а Аська пива захотела!

От беспомощности и обиды на глазах у Саши выступили слезы.

Водитель потянулся к бардачку, открыл его и достал бутылку пива.