— А она стоит с этим полотенцем… У меня коленки подкосились!

— А у меня руки затряслись, думал, носилки выроню!

— Я как Настю увидела в парике, ну, все…

— А у Михи халат сзади не сходится, на веревочках… Я как посмотрю на него…

— А я такая…

— А он такой…

— А куда мы едем? — наконец задала вопрос Саша.

— К твоему милому, — улыбнулась Настя. — Он пока еще непригоден для таких погонь.

Мальчики тактично притихли. Саша отодвинула шторку на окне.

Ехали полем. Просторы, припорошенные снегом, напомнили что-то пушкинское — про колокольчик и версты полосаты.

— Едем на дачу одного Мишиного друга, — пояснила Настя.

— Всю операцию по твоему плану разрабатывал Илья, — добавил Вадим. — Мы только исполнители.

— Вы классные! Знаете, какие вы? — горячо возразила Саша. — Я вас всех так люблю!

— Каешься, что отказала мне тогда, летом? — быстро поддел Миша.

Саша зажмурилась и отрицательно покрутила головой.

— Ну, понятно… — в унисон пропели «медбратья».

Машина остановилась на деревенской улице, возле двухэтажного деревянного домика, спрятанного за шеренгой рябин. Рябины без листьев вызывающе горели алыми пятнами. Под рябинами стоял Илья в распахнутой куртке. Миша с Вадимом помогли Саше выбраться из машины. Илья не двигался с места, и Саша, сделав пару шагов, остановилась. Настя взяла «медбратьев» за руки и увела за машину. Илья наконец сделал шаг навстречу Саше, дошел до калитки. Дернул калитку на себя. Та не поддалась. Саша покрутила ручку к себе — дохлый номер. Вдруг оба занервничали. Стали трясти несчастную калитку, словно она была Берлинской стеной, разъединившей их навеки. Первым опомнился Илья. Он оставил калитку в покое и протянул руки сквозь прутья. Он трогал Сашины волосы, лицо, словно слепой. Саша прижалась лбом к прутьям калитки. Илья достал губами ее лоб.

— Ты замерз, — отметила Саша.

— Я дежурил. Несколько раз доходил до самого леса. Вы ехали так долго…

— Это ты ехал долго.

Саша почувствовала, что плачет.

— Я больше никогда от тебя не уеду, — тихо сказал Илья. И поправился:

— От вас.

— От нас, — повторила Саша и ткнулась носом в изгиб его локтя.

Настя подошла и повернула щеколду на калитке.

— Что бы вы без меня делали…

Калитка открылась, Саша прижалась к Илье.

— Нам пора ехать, — сказала Настя. — Шофер уже ворчит. Вы тут не скучайте..

— Не будем, — пообещал Илья.

— Аська! Я не знаю, как благодарить тебя! — Саша обняла подружку. — Ты не представляешь, что ты для меня сделала.

— Благодарить она меня вздумала! Да для меня кайф участвовать в таком шоу! Но конечно, вам придется расплачиваться со мной!

Илья и Саша переглянулись.

Настя хитро улыбнулась:

— Я хочу быть крестной!

— Заметано! — ответил Илья.

Они стояли обнявшись под рябинами, пока машина не скрылась из виду.

* * *

В августе на островах стало прохладно. Лето на Вологодчине короткое, и ночами бывает по-осеннему зябко. Саша закуталась в бабушкину шаль и отправилась проведать мужа. Илья стоял на лесах, под самым куполом. Там же был укреплен мощный фонарь. Свет от него заливал храм, делая пространство в нем по-утреннему молочным.

— Долго еще? — прокричала Саша снизу. Ей была видна клетчатая рубаха Ильи. Он повернул голову, и она увидела перетянутый льняной полоской лоб.

— Еще немножко, Сашок. Уже спускаюсь.

«Уже спускаюсь» могло тянуться и час, и два, Саша это прекрасно знала.

Когда Илья работал, он не замечал времени. А работа в храме захватила его целиком. Он мог работать с утра и до поздней ночи. Очень уж ему хотелось закончить купол к приезду гостей. Настя с Мишей обещали прибыть к двенадцатому числу, пожить здесь недельку перед новым учебным годом.

Саша уселась на доски внизу и стала дожидаться мужа. Немного погодя он спустился и подошел к Саше.

— Одни глаза остались, — проворчала она. Глаза на забрызганном краской лице Ильи действительно жили особенной жизнью. Они горели огнем, смеялись, лучились счастьем.

— Наша принцесса уже спит?

Саша покачала головой:

— Как же! Уложишь их! Бабушка потащилась с ней на берег, смотреть закат.

— Похоже, бабушке здесь нравится?

— А разве может здесь не понравиться? Я, например, не представляю, как мы уедем отсюда, когда реставрация закончится.

— Поедем еще куда-нибудь.

Они вышли на воздух. Пространство звенело цикадами; лягушки давали вечерний концерт. За соседним островом таяло малиновое солнце. В длинном бревенчатом доме, в котором жила артель художников, зажгли огни. Кто-то сидел с удочкой на берегу. Саша и Илья подошли ближе к воде. Возле плакучей ивы стояла Валентина Ильинична и что-то объясняла правнучке. В ответ слышалось равномерное агуканье. Илья разделся и, прежде чем Саша успела возразить, с разбега бросился в воду.

— Сумасшедший! — охнула Саша. — Вода холодная! Валентина Ильинична подошла к внучке.

— Как вы здесь живете? — проворчала она, наблюдая, как художник, отфыркиваясь, плещется в воде. — У вас даже врача нет!

— Поэтому мы и не болеем, — отшутилась Саша. — Знаем, что нельзя.

— А ребенок? Она тоже знает, что нельзя?

— Настенька у нас дама закаленная! — Саша поправила чепчик на головке у дочери. Та живо ухватила мать за палец.

— Саша! Она ведь не игрушка!

— Игрушка, игрушка! — Саша подхватила дочь на руки и закружила, не отрывая глаз от ее смеющегося личика. — Чем не игрушка?

— Она грудной ребенок, — не поддавалась Валентина Ильинична. — И ей нужны определенные условия. А здесь, в лесу…

— Ей нужны мама и папа.

— А здесь, в лесу, на острове, — продолжала Валентина Ильинична, не замечая возражений Саши, — нет элементарных санитарных условий. Рукомойник на улице, общий туалет…

— Ты сама мне рассказывала, что и вы так жили, когда строили свой завод.

— Да! Именно поэтому мне пришлось оставить твою мать на бабушку. Я хотя бы знала, что она в тепле и вовремя накормлена.

— Бабушка! Ты опять? — Саша строго взглянула на Валентину Ильиничну. — Ты за этим приехала?

— Когда я ехала, то не знала — зачем. Ехала просто проведать вас. А теперь посмотрела на ваше житье-бытье и повторяю тебе который раз: Настеньке будет лучше пока пожить у меня. Тут у вас артель. Какой-то каменный век… Кругом компьютеры, ультразвук, а тут…

— А тут клюква и брусника!

Валентина Ильинична вздохнула.

— Сашенька, ты влюблена, и это понятно. Твой избранник.., творческая личность. Все они немного…

— Сумасшедшие? — весело подхватила Саша.

— Я этого не говорила, — строго одернула внучку Валентина Ильинична. — Илья мне очень нравится. И он любит тебя. Но.., художники настолько непрактичны… А ты настолько молода, что ребенок…

— Настя останется с нами, — оборвала бабушку Саша. Замолчали обе.

Саше стало стыдно, что она так резко говорила с бабушкой. Та ведь из добрых побуждений… Ехала в такую даль. И возраст у нее уже не тот, чтобы переживать и волноваться.

— Бабушка, ну вспомни, ты ведь так сердилась на маму! Ты не простила ее.

— Это другое дело, — возразила Валентина Ильинична. — Когда я узнала о ее поступке.., о том, что она продала своего ребенка новым русским…

— Ты лишила ее родительских прав на меня, — закончила за нее Саша. — И решила вырастить меня самостоятельно. И скрыть от меня правду.

Саша знала, что ее голос звучит жестко. Но она не научилась еще говорить бесстрастно о таких вещах.

— Саша! Ну пойми же меня наконец! Ну не могла я рассказать тебе тогда ничего! Ты ведь была совсем ребенок! И мне стыдно было за дочь, и обидно. И виноватой я себя чувствовала, наверное, хоть и не признавалась себе.

— Я не хочу повторять ничьих ошибок, — сказала Саша, укачивая дочь. Она завернула ее в шаль, и ребенок задремал в тепле. — Настя останется рядом с нами, и ей подойдут любые условия. Тем более она пока в них ничего не понимает.

Илья, отфыркиваясь, выходил из воды. Малиновые полосы за рекой почти растворились в синеве ночи.

— Спит? — Он заглянул Саше через плечо. — А о чем спор?

Вытираясь, художник переводил взгляд с бабушки на Сашу.

— Бабушка утверждает, что о нас здесь некому позаботиться, — улыбнулась Саша.

Илья натянул рубаху.