Айя Субботина - Плохиш

Нужно сваливать отсюда, убираться на край света. Утопиться в работе.

Для чего? Для кого? Для женщины, которая ушла, не дожидаясь, пока он ее отпустит? Для семьи, которой никогда не было и уже не будет? Для удовлетворения эго, чтобы в один прекрасный день увидеть, что стоит на вершине мира в абсолютном одиночестве?

— Просто чтобы ты знал, Бес – я уже убил за нее. И тебя убью. – Стас смерил друга тяжелым взглядом, надеясь, что его слова будут звучать именно так, как должны: без сраного подтекста, без какой-то детской угрозы. – Дай мне повод –я и тебя разорву на куски.

— С тебя станется, - без намека на испуг ответил Бес. – Только учти, Онегин, протянешь руки к моей женщине – я тоже не буду скулить.

Вот и поговорили.

И зачем только приехал?

Голова требовала убираться на другой конец карты. Или, на крайний случай, завалиться в какой-то ночной клуб и оторваться на всю катушку, найти хотя бы что-то, чтобы заполнить пустоту. Заштопать дыру в груди.

А сердце... сердце ощетинилось, показало острые окровавленные волчьи зубы.

Уходить – это, блядь, для слабаков. Для принцев, которых он ненавидел еще со сказок, и в которого чуть было не превратился.

Гори оно все пропадом. Даже если он сломает ее снова – это будет не важно, ведь и он сломается тоже. Это просто какой-то новый закон физики: бьют одного - а болит у обоих.

Образ «хорошего парня» треснул и взорвался сотней осколков. И где-то там, внутри, черти станцевали ламбаду на битом стекле.

— Бес?

— Мммм?

— Курить хочется. Есть?

Ну надо же, все-таки уснула.

Влада сморгнула сон, потянулась, чувствуя себя так, словно все это время нежилась в ласке и любви.

Прохладно.

Пальцы потянулась к пледу, наткнулись на мягкую ткань.

В груди что-то кольнуло. Прямо там, за ребрами, словно сердце проткнули насквозь одним точным ударом медицинской иглы.

Влада села, сбросила плед, словно шелуху, скомкала толстовку в кулаке, на одних инстинктах уткнулась в нее носом.

В голову ударило так сильно, что в глазах потемнело. Реальность дала огромную трещину, расползаясь на части, словно бумага. И где-то там, в изнанке, был ... он, Стас. С его личным мужским запахом, не похожим ни на что на свете. Действующим на нее, словно афродизиак: пряность, тягучая, словно заключенная в стеклянную трубку ртуть, сила, колючая мощь.

Она сходит с ума от своей одержимости? Две недели попыток забыться с более, чем достойным мужчиной – коту под хвост?

Влада тряхнула головой, поднялась, хоть ноги наотрез отказывались слушаться. Повертела толстовку в руках – Тимур такие, как будто, не носит, хотя они впервые выбираются вдвоем за город, и она впервые же видит его в неформальной одежде. То ли дело Стас – он любит такие штуки. Но, господи, откуда же тут взяться Стасу?

«Совсем крыша у тебя поехала, Егорова», - укорила себя Влада.

И снова, словно утопающая, уткнулась лицом в мягкую толстую ткань, впитывая все, до последней капли, умирая – и воскрешаясь в воспоминаниях, где этот сумасшедший аромат растекался по коже от жестких, совсем не осторожных прикосновений ее Плохиша. Где Стас вколачивал его между ног, заставляя умолять и кричать, просить дать передышку – и требовать еще, еще и еще.

Влада быстрым шагом направилась к дому, обнимая толстовку так сильно, будто от этого зависела ее жизнь. Нужно спросить Тимура, что это такое. Нужно получить его однозначный ответ «да мое, котенок, укрыл, чтобы не замерзла» - и успокоится. Иначе она просто сойдет с ума.

Во дворе уже гремела музыка – кто-то из приятелей Тимура подогнал машину, врубил магнитолу. Девушки – их, как будто, было четверо – громко и заливисто смеялись. Влада, стараясь идти осторожно, ориентируясь в полутьме почти наощупь. В воздухе пахло шашлыком, и желудок отозвался на приятный запах голодным возмущенным урчанием.

Компания была в полном сборе: трое парней – кажется, один был его двоюродным братом и приехал со своей постоянной подругой, остальных Тимур представил друзьями, не вдаваясь в подробности. Девушки, часть которых были, судя по всему, подругами подруг. Все такие фактурные, словно с подиума. С пустыми глазами и странным натужным смехом, словно их щекотали с ножом у горла. Влада поежилась и, поддавшись инстинкту, сунула руки в рукава толстовки, плотно запахнула на груди. Сердце сладко заныло. Ну и пусть болит. Капелька забытья, безумия для ее истерзанной души.

Тимур стоял спиной и почти сразу услышал ее шаги, оглянулся, сделал шаг навстречу. Влада дала себя обнять, поцеловать в висок.

— Замерзла, котенок? – спросил шепотом, энергично растирая плечо. – Извини, нужно было тебя разбудить и отправить в дом. Но ты так сладко спала.

— Ничего, - отмахнулась она. – Спасибо, что...

Закончить не успела, потому что взгляд как раз подняла взгляд над костром в каменном очаге. Наткнулась на длинные ноги в потертых джинсах, тугой, рельефный пресс – такой идеальный, что каждую его впадину можно было расчертить маркером. Мощную грудную клетку, ремешок с двумя кольцами на шее. Ворот простой фланелевой рубашки. Злую ухмылку в тени небольшой щетины. И черный взгляд из-под длинной челки, в котором отражался ядовито-оранжевый огонь.

Стас... Правда Стас?

И смотрит прямо на нее, лениво подносит к губам сигарету, затягивается, выпускает дым уголком рта.

— Привет, Неваляшка. Согрелась?

Влада почувствовала, как руки Тимура сжались крепче, потянули к себе с вполне понятным желанием собственника удержать рядом свое. И что-то во взгляде Стаса заставило инстинктивно податься в защиту этих рук.

Десять месяцев прошло – а она до сих пор помнит, какие густые и длинные у него ресницы, как выглядит рассеченная тремя шрамами бровь. Помнит его грязные обещания в душе. И злится, злится, злится!

Одна из девиц потянулась к нему с сигаретой, приторно сладко мурлыкнула просьбу прикурить, в ответ на что Стас молча протянул сигарету даже и не взглянув. Владе хотелось, чтобы он, наконец, хоть моргнул, дал минуту передышки, чтобы унять бешено грохочущее сердце, которое, казалось, всерьез вознамерилось расколотить грудную клетку.

— Согрелась, - почему-то шепотом ответила она.

— Понравился подарок? – Стас как будто чуть поддался вперед: свет огня потянулся по коже, выуживая из тени расстегнутой рубашки бок. И белесое круглое пятно, чуть правее и выше пупка: как след от... пули.

— Слушай, отстать от нее, - довольно грубо отшил его Бес. И тихо, Владе на ухо, чтобы слышала только она: - Это и есть мой партнер, о котором я говорил. И я понятия не имел, что вы знакомы. Ну и мы вроде как друзья – не разлей вода.

Зачем она кивнула? Просто чтобы не стоять истуканом, пытаясь понять, откуда у Вселенной такое злое черное чувство юмора.

— Ну и чем ты занимаешь? – Брюнетка с сигаретой потянулась к Стасу, попыталась придвинуться к его плечу. – Рекламируешь дизайнерские плавки?

— В данный момент посылаю тебя на хуй, - все так же, не отводя взгляда от Влады, ответил он.

Девушка громко фыркнула, но ей хватило ума никак не комментировать грубость.

— Спасибо, подарок понравился, - сказала Влада, проклиная себя за то, что не может оставить реплику без ответа. За то, что не может смолчать – и разорвать их странный диалог. – Мог бы и сам вручить.

— Прости, Неваляшка, занят был.

Вот так, наверное, они могут общаться как друзья. Хотя больше смахивает на общение чужих людей, которые очень посредственно прикидываются дружбой. Потому что все их слова должны быть похоронены. Или нет?

— Ты же вроде не куришь?

— Неужели, волнуешься? – Стас повел широченными плечами, склонил голову на бок.

Она собиралась послать его к черту. В эту самую минуту: сказать что-то самое ядовитое, что только найдется в лексиконе. Потому что все это – какой-то дурацкий сон, в котором они оба говорят совсем не то, что хотят сказать. Ну или только она говорит чепуху, а Онегину, как всегда, плевать. И то, что он отбрил деваху вовсе не означает, что позже он не поимеет ее где-нибудь в бескрайних просторах этого пока недостроенного домины. Кстати, домина, кажется, тоже его – вроде бы Бес говорил что-то такое.

К счастью, в разговор вклинился парень: приволок целый поднос шашлыков и шумно зазвал отдыхающий угощаться под «горячительное».