— Чем тебя не устраивает Новый год дома, Онегин?
— Да в общем, всем устраивает, просто подумал, что в этом году мы отметим его нетрадиционно.
Как ей объяснить, что ему просто хочется пробовать все это именно с ней? Превращать простые и обыденные вещи во что-то новое, наполненное их эмоциями и воспоминаниями?
Влада наклонилась к его лицу, мягко потерлась щекой о щеку, как делала всегда, когда хотела дать понять, что ее нежность, кажется, никогда не иссякнет. Нежность, намотанная на охренительно крепкий стальной стержень.
— Не подумай, что я кручу носом, но в этом году мне бы хотелось именно традиционный Новый год. Ну, знаешь, чтобы вместе наряжать елку, приготовить самим вкусняшки и на следующий день пригласить... друзей.
Она не произнесла этого вслух, но все же разрыв с близкими до сих пор лежал тяжелым грузом на ее душе. Даже с учетом всего случившегося. Отца, Неваляшка, никогда не простит – в этом Стас не сомневался, равно как и он своего. Эти мосты сожжены давно и без возможности восстановления. Но у нее был еще и Артем, и мать. Семья, которую даже он в далеком прошлом, чуть было не посчитал своей.
— Принцесса, если хочешь, можешь пригласить своих. Не на тридцать первое и первое, извини, тут я против, но на второе – почему нет?
— Мы оба знаем, что они не согласятся.
— Потому что это – моя территория, и потому что я придурок, - продолжил он ее мысль.
Она улыбнулась, отодвинула челку с его глаз, снова и снова разглядывая шрамы на брови, как будто пыталась отыскать там какие-то пророческие знаки. Ничего пророческого – просто старая метка дурацкой аварии. Еще в ту пору, когда он думал, что отрыв от реальности – это просто сбой гормонов, а никакая не течь в «крыше».
— Потому что я выбрала тебя. И буду выбирать всегда, Онегин. Помнишь, что обещала сделать, если еще рас кажешь, что ты придурок?
И прежде, чем он успел ответить, в шутку стукнула его кулаком по груди. Он усмехнулся, взглядом бросил вызов – давай, принцесса, попробуй еще. Влада занесла руку для нового удара – и угодила в ловушку. Он просто сжал ее запястье, и резко, пока Неваляшка не одумалась, перевернул на спину, полностью подминая под себя. Есть все же какая-то адская прелесть в миссионерской позе: видеть Владу на лопатках, неспособную даже пошевелиться, но целиком готовую подчиняться.
— Стас, - она выгнулась ему навстречу, потерлась грудью о его грудь, одновременно поглаживая животом снова ставший твердым член. Хотя, какой там хрен, эрекция, кажется. И после первого раза никуда не делась. – Хочу сзади.
— Скажи это еще раз, принцесса, - потребовал он, уже воображая, как будет брать ее в этой позе.
— Поставь меня на колени, - поблескивая наполненными желанием зелеными глазами, повторила Влада. – Хочу глубоко и жестко. Хочу тебя всего.
Ох, твою же мать! Ему словно крепко зарядили в ухо – даже голова закружилась на минуту, таким мощным был прилив грязных мыслишек.
Он в одно движение перевернул ее на спину, схватил за бедра, потянул, вынуждая подняться на всю высоту колен.
— Прогни спину, принцесса. Ниже, блядь, хочу видеть твою задницу.
И, не особо осторожничая, шлепнул ее по заднице. Влада дернулась, охнула, вильнула бедрами, но охотно прогнулась ниже, вытянула руки над головой, цепляясь кулаками в простыню. Для того, что он собирается сделать, ей, конечно, понадобиться опора покрепче, но ради такого вида можно и потерпеть. Придется чертовски крепко держать ее. И какую-то чертову часть самого себя, чтобы не перешагнуть за край, и не сделать ей больно. Просто охренительно, что она непостижимым образом принимает его в себя и не жалуется.
— Мечтаю трахнуть тебя так еще с первого нашего поцелуя, там, в Нью-Йорке, - неожиданно даже для себя самого признался он. И вдруг понял, что и правда с того самого дня думал о том, что хочет владеть маленькой ванильной девчонкой всей, без остатка.
— Ну, и долго мне еще ждать? – хриплым от желания голосом, спросила она – и снова вильнула задницей.
За что получила еще один шлепок, который тут же растекся по молочно-белой коже румяным пятном. Хотелось запихнуть обратно этого вылезшего наружу похотливого ублюдка, который способен думать только о том, чтобы безраздельно владеть этой маленькой самкой, заклеймить ее всеми возможными способами, убить на корню саму мысль о том, что кто-то другой будет прикасаться к ней.
— Ты делаешь меня каким-то повернутым собственником, - хрипло усмехнулся он, голодным взглядом впитывая алый румянец, оставленный его ладонью. На мгновение наклонился к уху Влады, и шепотом спросил: - Ты правда в порядке, принцесса?
— Я совершенно точно не в порядке, потому что мой мужчина, вместо того, чтобы показать мне, кто тут главный, предпочитает болтать о всякой фигне.
— Блядь, принцесса...
К херам собачьим тормоза! Не в их постели, не в стенах их спальни. Да нигде вообще.
Одной рукой приподняв ее бедра, другой рукой взялся за основание члена, лениво, нарочито растягивая удовольствие предвкушения, погладил головкой по мокрым складкам. Влада дернулась навстречу, но он отстранился и за непослушание шлепнул еще раз. Она стиснула зубы, с низким стоном подавила нетерпение.
— Медленно, принцесса, не дергайся, а то завтра ты точно не сможешь сидеть. Воображаю, как будешь ерзать красной задницей на своем эфире, вспоминая, кто и за что тебя наказал.
Он мягко, впитывая каждый сантиметр ее узкой влажности, погружал в нее член, надавливая жестче и жестче, пока, наконец, не вошел почти до самого основания. Остановился, потому что Влада дернулась под ним, и ее пальцы судорожно скомкали простыню.
— Я предупреждал, что большой парень, - хмыкнул он, и, в награду за терпение, наклонился для легкого поцелуя в плечо. Ее почти жаль. Но ключевое слово в этом всем – почти. Они оба знают, что жалость – совсем не то, что определяет их секс, так что – в жопу жалость.
— Видела бы ты себя, принцесса. Чистый долбаный порочный ангел, с моим членом у тебя между ног. Думаю, нам определенно нужно снять пару видео для домашней коллекции.
Влада застонала, повела бедрами, отчаянно пытаясь не двигаться.
— Просто не шевелись. Ты стоишь на коленях, а я тебя трахаю, и это все, что ты можешь сейчас делать. Это ясно?
— Да, пожалуйста, да...
— Хорошая принцесса.
Он зажмурился, набрал в легкие побольше воздуха – и одним быстрым движением вдолбился в нее себя до самого основания. Влада вскрикнула, запрокинула голову в отчаянной попытке заслужить хотя бы поцелуй. Стас поймал ее за волосы, второй рукой продолжая держать бедра в четко зафиксированной позиции. Прижал голову к кровати, поглаживая пальцами кожу головы, расслабляя. Чувство полного обладания мощной волной врезалось в мошонку, заставило яйца подпрыгнуть к основанию. Хватит, блядь, нежностей. Он дал достаточно времени приспособиться к его размеру, привыкнуть. Хотя, Неваляшка сжимает так плотно, что, кажется, собирается нахрен похоронить в себе на веки вечные.
Он почти вышел из нее, и, проклиная все на свете, резким толчком вернулся обратно. Жестко, до самого основания, до влажного шлепка низом живота.
— Сильнее, - взмолилась Неваляшка.
— Ах ты маленькая голодная...
Он не закончил – слова утонули в голодном стоне. Трахать ее вот так – самая совершенная, естественная и нормальная вещь на свете. Подчинять, наполнять собой до самых, блядь, гландов! Быстрее, сильнее, удерживая ее рвущееся в сладких судорогах тело, впитывая острые крики, долбящие в барабанные перепонки с каждым тугим шлепком о ее промежность.
— Еще, еще, - взмолилась она, иступлено толкаясь ему навстречу, порочно – и совершенно естественно насаживаясь на него своей аппетитной задницей. Шлепок, еще шлепок, пока она не выкрикнула что-то нечленораздельное, закусила губу до крови. – Это такая сладкая боль...
— Ты извращенка, ванильная принцесса. – Он резко дернул ее за волосы, вынуждая подняться, пробегая пальцами второй руки по соскам, пощипывая их достаточно сильно, чтобы Влада захныкала. – Моя лучшая таблетка от самого себя.
От следующей порции шлепков Влада не выдержала и задрожала от удовольствия. Проклятье, сжала так туго, что и он получил свою порцию боль. Приятной, мать его, острой боли, которая прокатилась по всему члену. Еще пара толчков – и он кончит так сильно, как никогда в жизни.