— Хорошо, когда вылет? — я кивнула, и добавила, — И за чей счет весь этот праздник жизни?

— Всё в папке, включая билеты на рейс. Командировочные от нашего управления не требуются. Всё оплачивает принимающая сторона и департамент по особо тяжким Сеула. Но… — мужчина хмыкнул и кивнул на еще один лист бумаги, который лежал рядом с папкой, — Это твоя премия за три квартала. Я не могу тебя отпустить без денег в кармане.

— Всегда знала, что Анатолич, как курица наседка! — хохотнула, а мужчина скривился и пригрозил:

— Я ведь могу и обратно забрать!

— Э-э! Нет-ушки! Дали денежку, и на том спасибо! — я прикарманила листок и злорадно ухмыльнулась, начиная подниматься, когда Анатолич задал именно тот вопрос, который я ждала от него давно.

— Ты же знаешь, что его освобождают по УДО через месяц? — серьезно спросил шеф, а я схватилась рукой за столешницу так, что мне стало больно.

— Знаю… — боль усилилась.

Я специально с силой сжимала гладкий край лаковой поверхности, чтобы удержать своё состояние на поверхности, и не дать втянуть себя в омут болезни.

— Ты будешь в порядке? — тихо спросил мужчина, а я ответила таким же шепотом.

— Я никогда больше не смогу быть в порядке. И вы… это знаете, Дмитрий Анатольевич.

— Знаю, девочка. Поэтому приставлю к тебе и твоему дому охрану.

— Не нужно, — начала медленно отпускать столешницу, но чувство страха не уходило.

— Твоё мнение в этом вопросе меня не интересует, Линька! А теперь дуй собирать чемоданы!

— Есть! — я выпрямилась и улыбнулась мужчине сквозь слезы, а он строго махнул рукой на выход.

Уже через полчаса медленно поднималась по ступеням на тринадцатый этаж новостроя, сжимая в руках ту самую папку. Не любила лифты, да и такой подъем отличная тренировка для мышц тела. Поэтому по дороге встретила половину соседей по парадному, и успела раз двадцать рассказать как мои дела.

Открыла двери квартиры. Закрыла двери квартиры.

И сползла на пол, прислонившись к холодной поверхности. Минут пять я просто смотрела на то, как солнечные лучи окрашивали широкий холл квартиры в невероятно яркие тона. Стены, мебель, пол и даже мои черные кроссовки на ногах, словно пылали в огне.


"Запись от первого июля две тысячи девятого года. Доктор Альбина Ленская и профессор Олег Анастасов. Пациент Малика Адлер. Возраст двадцать лет. Диагноз первичного осмотра — маниакально-депрессивный синдром в следствии насильственных действий. Окончательный диагноз — андрофобия, отягощенная гаптофобией.

— Малика. Я могу вас так называть?

— Конечно, доктор Анастасов. Я же ваша студентка.

— Вам трудно говорить?

— Нет.

— Не лгите. Я прошу вас о максимальной открытости, иначе наша терапия не даст никакого результата.

— Альбина…

— Малышка, ты должна это рассказать сама. Только так мы сможем помочь тебе.

— Хорошо.

— Тогда давай вернемся в то утро. Что ты ощутила, когда проснулась в той комнате?

— Я… Я не помню того, что чувствовала в тот момент. Кажется я и не дышала вовсе.

— Каковы были ваши физические ощущения? Как вы оценили своё состояние, Малика?

— Я не думала о боли. Как только открыла глаза, могла думать только о желании умереть.

— На что это было похоже?

— На клетку внутри своей головы. Комнату, в которой раз за разом повторялся тот ужас.

— Ты понимала, где находишься?

— Нет, Аль. В первую минуту смогла только рассмотреть ошметки своей одежды на полу у кровати.

— Ты была одна?

— Да… Его уже не было в номере.

— И как вы это узнали, если не понимали, и не сознавали что с вами происходит?

— …


— Малика?

— Потому что я хотела сперва убить его. Найти и разорвать на куски, выцарапать глаза и оторвать от него кусок тела, точно так же как он разодрал мне душу и надругался надо мной! Поэтому я металась по номеру и…

— Лика… Я прошу тебя, это ради твоего же блага.

— Я медленно сползла с кровати. Помню что ворс ковролина жутко вонял и был очень жестким на ощупь. Он… царапал кожу, и тогда я заметила ссадины на руках. Потом решила встать. Мне были неприятны эти ощущения и я поднялась. Именно в этот момент… Тогда и поняла, что произошло на самом деле, потому что тело начало чувствовать.

— Каковы были ваши желания тогда и каковы они сейчас, Малика?

— Тогда у меня было одно желание — содрать с себя кожу живьем. А сейчас…Сейчас я хочу чтобы он сгнил в тюрьме… И чтобы ни одна женщина или девушка не испытали подобного тому, что испытала я!"

Я выключила запись и отложила телефон в сторону. Опять подкурила сигарету и всмотрелась в закат, который так ярко подходил к завершению за окном. Небо словно пылало. Яркие тона и полутона оранжевого, розового и наконец красного, накладывались друг на друга слоями и создавали природный холодный огонь.

В такие моменты в моей спальне было особенно красиво. Сквозь открытое окно пробивался этот яркий свет и окрашивал стены в свои краски.

Как получасом ранее в коридоре. Закат сегодня преследовал меня…

Пепел упал на атласный халат, а я продолжала думать.

Прошло десять лет с того дня. Именно сегодня, в этот день и в эту дату начался мой путь.

Именно благодаря тому, как убили мою душу, я решилась лечить сердца других, и наказывать тех, кто решил, что вправе ломать судьбы.

Но я даже не подозревала, что эта дата, как кармическая нить, свяжет все пазлы в моей жизни. И с неё начнется нечто совершенно новое. Нечто, о чем я не смела уже даже мечтать.

2. Хан

Хотелось бы конечно чего-то вкусного. Сочного и желательно жирного. Вот прям мужского обжорства. Но откуда этому взяться, если передо мной сидела тощая девушка без императора в голове?

Медленно и лениво осматриваю платьишко за пару сотен тысяч и понимаю, что ни хера оно ей не идет. Правда ноги от ушей, и намазаны какой-то херью, от которой у меня обычно полон рот химикатов из всей таблицы, кажется какого-то русского ученого. Вечно забываю про эти масла, и когда дело доходит до горячего, после даже не помогает тюбик зубной пасты. Никак не вспомню как зовут великого ученого, который предупреждал о подобном, кумихо знает, в каком веке. Не суть, универ я посещаю не для того, чтобы изучать, а для того чтобы отметиться, что я в нём побывал.

— Хан, ты ведь помнишь, что в эту субботу поминальный обед?

Поворачиваю голову, прекращая насиловать себе глаза, и смотрю на своего хёна. Миловидный паренёк с красивым лицом, но не бабской мускулатурой. Никогда не понимал на хера ему эта бицуха, если ведет себя, как девственник.

— Помню, — отвечаю, и протягиваю стакан нашему сонбэ, придерживая его двумя руками и кланяясь.

Традиции и манеры превыше всего, даже если ты чёртов озабоченный мудак, и трахаешь всё что выглядит, как девушка.

— Кумао, сонбэним! *(Спасибо, наставник!) — выдавливаю улыбку, а он тут же отвечает совершенно искренне.

Совместные попойки студентов и кураторов — это не просто дань традициям. В нашей стране, кто не пьет, тот не работает. Если ты ни разу не нажрался, значит ты лентяй и не умеешь отдыхать после тяжелого трудового дня. Только отчего отдыхать лично мне, я вообще не пойму. Денег навалом, у этой забегаловки стоит "тойота" последней модели из ограниченного выпуска спорткаров, а дома ждет комната размером больше, чем эта закусочная.

— Прихвати с собой цветы и забери по дороге в колумбарий Ки Бома, — Джин Ки тоже поклонился, пока наполняли его рюмку, и мы тут же выпили, отвернувшись от старших.

— Да без вопросов, — положил стакан на стол, и взял палочки в руку, намереваясь отцапать последний кусок говядины, которая шкварчала на плитке, вмонтированной в стол.

А девочка так и стреляла глазками в мою сторону. Постоянно пыталась подвинуть свои волосы так, чтобы я непременно заметил её тощее плечо, которое вульгарно выглядывало из выреза. Вообще странно, что она осмелилась напялить такое на этот праздник жизни. Обычно девки летом даже наклейки на соски лепили, чтобы, не дай-то Будда, никто не увидел их.

В моем понимании, отчасти это было правильно. Но не отменяло того, что было жутко неудобным. Ведь такую херь носили и мужики.