— Галлер, он у меня в руках! — заявил начальник торжественным шепотом.
— Опять подозрительный? — спросил Галлер, скромно державшийся в отдалении, но слышавший весь их разговор.
— Вернее сказать — самый подозрительный! Это без сомнения — тот самый сообщник, которого все ожидают и о прибытии которого так настойчиво осведомляются. Слышите, он также собирается в пасторат!
— Но он хочет сперва принарядиться, а для заговора в этом нет никакой надобности. Господин Зебальд, этот молодой человек совершенно не опасен: он без умолка болтает о сломанной коляске, о новом помощнике управляющего, о какой-то проклятой лесной поэзии, так что ничего нельзя понять; но никакого вреда от него не будет, для этого он слишком глуп.
Зебальд только пожал плечами, как всегда делал, когда помощник позволял себе не соглашаться с ним.
— Давно уже стараюсь я, Галлер, подготовить вас к высшей должности, а вы все дальше азов не двигаетесь; у вас нет ни малейшей способности соображать и делать выводы. Разве вы не видите, что так намеренно подчеркиваемая глупость — только маска? Уверяю вас, этот молодой человек, умеющий так прекрасно играть комедию, очень опасен, гораздо опаснее того, который хотел надуть нас своим штатским платьем, тогда как каждое его слово, каждое движение выдает в нем солдата. Впрочем опаснее всех эта Валеска Блюм, к которой они оба стремятся и которая по-видимому собирает в пасторате целый конгресс заговорщиков.
— Но ведь это — дама! — возразил Галлер, — и совсем молодая!
— Именно такие всего опаснее; вспомните Россию! Какую роль играют там женщины в заговорах! В их руках — все! Но довольно об этом; теперь нам необходимо предпринять рекогносцировку вокруг пастората, чего бы это ни стоило. Мне надо послать донесение его превосходительству, и я желал бы сообщить ему какой-нибудь осязательный результат. Итак, мы отправляемся в ту сторону на прогулку; берите с собой книгу и складной стул; может быть, нам удастся еще что либо заметить.
Через пять минуть Зебальд, с огромным зонтиком в руках, с биноклем на перекинутом через плечо ремне, направлялся к озеру с таким мирным видом, как будто действительно намеревался любоваться красотою ландшафта. За ним, с книгой и складным стулом, следовал Галлер; казалось, оба искали только подходящего места, чтобы присесть отдохнуть.
Маленький домик пастора, со своими зелеными ставнями и светлыми окошечками, смотрел так приветливо, что казалось совершенно невозможным допустить, чтобы в нем мог найти приют мрачный, кровавый заговор. С передней стороны к нему нельзя было безопасно подойти, так как неприятельская рекогносцировка тотчас была бы замечена; но с противоположной стороны дом примыкал к кладбищу, на которое можно было проникнуть, не возбуждая подозрений.
Зебальд с товарищем так и сделал; они принялись с большим интересом рассматривать могилы, читая все надписи, и все ближе подходили к той части каменной ограды, которая прилегала к дому пастора и была закрыта кустами бузины. Как раз над ними находилось открытое окно, сквозь которое можно было видеть маленькую, просто убранную комнатку, предназначенную по-видимому для приезжих, так как на маленьком столике стоял изящный ручной чемодан.
В комнате никого не было, но ключ в замке неожиданно щелкнул, и дверь отворилась. Зебальд, сделав знак товарищу, вместе с ним неслышно скользнул под бузиновый куст. Хотя им ничего не было видно, но они могли слышать все, что говорилось в комнате. Очевидно вошедшие убедились, что на кладбище никого нет, так как начали спокойно разговаривать около самого окна, оставив его открытым, и спрятавшиеся под бузиной могли отчетливо слышать каждое слово.
— Это совершенно бесполезно, Варнштедт, — произнес кто-то приятным, звучным голосом. — Все, что вы мне теперь говорите, я давно обдумал и решился не медлить более; все мирные средства исчерпаны, и нам остается только действовать насилием, если мы вообще намерены достигнуть цели.
— Но неужели нет другого выхода? — ответил другой голос, по которому подслушивавшие тотчас узнали неизвестного господина, остановившегося в гостинице; но теперь он говорил не так резко и отрывисто, а даже с оттенком почтительности. — Откровенно признаюсь, я испугался, когда получил ваше письмо, вызывавшее меня сюда, и узнал его содержание. Я все еще надеялся, что временная — хотя бы и притворная — покорность, спокойное выжидание…
— Выжидание? — с внезапной горячностью перебил первый. — Мы, кажется, довольно долго ждали, так долго, что нельзя больше терять ни одного дня. Герцог так спешит переговорами с королевским двором, что нам не остается иного выбора, и мы должны предупредить его, чего бы это ни стоило. Хотят довести меня до крайности, вот и увидят всю прелесть этой крайности!
— Но такая насильственная мера может повести к совершенно непредвиденным последствиям! — возразил его собеседник. — Еще раз прошу, обдумайте это, ва…
— Тише! Оставьте титулы и имена в покое! — перебил первый, понизив голос. — Не забывайте, что мы здесь инкогнито. Я нисколько не обманываю себя относительно последствий, но решился нести их. При дворе будет взрыв, причем взлетит на воздух, то, что казалось несокрушимым, как скала. Но — все равно! — дело идет о священнейшем праве человека, и это я буду открыто защищать пред целым светом, хотя и принужден сначала завоевать его тайно. Неужели вы откажете мне в своей помощи, Варнштедт?
— Нет, конечно нет! — тотчас последовал решительный ответ. — Я только счел своим долгом предупредить, высказав свои соображения. Но если ваше решение неизменно, я готов служить чем могу.
— Несмотря на опасность? Ведь вы можете пострадать за это.
— Несмотря ни на какую опасность!
— Благодарю вас, Варнштедт! Я знал, что могу рассчитывать на вас; вы — единственный человек, кому я безусловно верю. Боюсь, что о моем намерении догадываются; я чувствую, что за мной следят, и не могу положиться ни на кого из окружающих. Измена может в последнюю минуту испортить весь наш план; надо одним ударом положить конец всем этим ухищрениям.
— Догадываются о вашем намерении? — с тревогой спросил Варнштедт. — В таком случае ваш внезапный отъезд конечно не прошел незамеченным.
— Весьма вероятно, но в данную минуту никто не знает, где я, а, когда это станет известно, будет уже поздно. Я выехал вчера вечером, не взяв с собой никого; вышел на маленькой промежуточной станции и нанял почтовых лошадей, но отпустил их на предпоследней станции и сделал остальную часть пути пешком. Со своей стороны, Валеска также приняла меры предосторожности, и мне кажется просто невозможным, чтобы уже напали на наш след, если только моя оживленная переписка последних дней с зеефельдским пастором не возбудила подозрений.
— А его преподобие действительно согласен? Признаюсь, я в этом сомневался.
— Согласен! Мой старый учитель и друг не отказал мне в своей помощи. Мне стоило большого труда убедить его; у него оказалось еще больше возражений, чем у вас, но в конце концов он сдался. Значит, мы встретимся сегодня вечером, в назначенный час.
— В деревенской церкви?
— Нет, в маленькой часовне, вот на том холме. Она лежит уединенно, и мы можем незаметно пройти в нее из пасторского сада. Следует избегать всего, что может обратить на себя внимание в деревне; вот почему мы и выбрали вечерний час. Итак, будьте аккуратны; дамы также будут готовы ровно в семь часов.
После короткого прощанья один из разговаривавших по-видимому удалился, а другой оставался в комнате еще несколько минут — слышно было, как он ходил взад и вперед; потом дверь снова отворилась, замок щелкнул, и наступила полная тишина.
Переждав несколько минут, Зебальд с товарищем, под прикрытием кустов бузины, отправились в обратный путь и, достигнув озера, повернули в деревню. Бросив взгляд на залитую солнцем улицу, на которой не было ни души, Зебальд обратился к своему помощнику:
— Теперь, Галлер, главный преступник у нас в руках!
На кладбище у Галлера все время была внутренняя дрожь от страха, как бы не выдать своего присутствия каким-нибудь неосторожным движением; теперь, несмотря на солнечный зной, его всего трясло, как в лихорадке.
— Да, господин Зебальд, теперь мы захватим и его, и всю эту кровожадную шайку! Но ведь то, что мы слышали, просто ужасно!
Зебальд только пожал плечами.
— Я готовился к самому худшему, но действительность конечно превзошла все мои ожидания. Ведь это — не простое покушение на государственную измену, а вполне организованный заговор! Насилие над княжеским домом… не отступают ни пред какими крайностями… берут на себя непредвиденные последствия…