Затем появился ее любовник, откуда-то, где его спрятала верная горничная Мелинды, и тогда завязалась драка. Колдер очнулся, обнаружив, что лежит на ковре кремового цвета с шишкой на голове — от лампы, которой, очевидно, орудовала сама Мелинда — а затем выбежал из спальни, преследуя свою прекрасную, неверную жену.
С тех пор он не заходил в эту комнату. Сумели ли слуги отчистить кровь с ковра? Или восстановить расколовшуюся каминную доску после того, как Мелинда запустила вазой в его голову и промахнулась? На этой отвратительной сцене в его памяти появился налет времени, и она не была такой четкой или яркой, какой, возможно, должна была быть.
Что ярко всплыло в его сознании сейчас, так это то, как Дейдре, одетая в великолепное платье после их свадебной церемонии, стоит на ступенях Брук-Хауса и открыто бросает ему вызов, гнев ярко пылает в ее сапфировых глазах.
Возможно… возможно, он все-таки был прав в отношении мисс Дейдре Кантор. Он был грозным мужчиной, Колдер сознавал это. Большинство людей едва осмеливались говорить с ним, но прекрасная Дейдре приподняла свой подбородок и бросила ему вызов, на его собственной территории и к тому же перед всем штатом его слуг.
Колдер не позволил движению своих губ превратиться в улыбку, но посмотрел на закрытую дверь с немного большей надеждой. Она великолепно выглядела в тот момент, не так ли? Энергичная, разъяренная и возбуждающая, если мужчина готов честно признаться в этом самому себе…
Почти не осознавая этого, маркиз потянулся, чтобы повернуть ручку двери. Он просто вспоминал ее глаза, яростные и как он сейчас понял, немного обиженные. Колдер может пойти к ней прямо сейчас и — ну, ему определенно не за что извиняться. Тем не менее, возможно, ему не повредит, если… если он закончит день на доброжелательной ноте…
Дверь не двигалась. Колдер с удивлением посмотрел вниз на первый замок, который был закрыт для него в этом доме. Он с недоверием толкнул сильнее. Дверь не двинулась с места.
Если бы он имел привычку ругаться, то с удовольствием выругался бы сейчас.
Маркиз резко повернулся и вышел из комнаты, решительно повернул налево и преодолел расстояние между дверьми несколькими большими, нетерпеливыми шагами. В этот раз дверь признала его собственность. Колдер распахнул ее, чтобы впиться взглядом в женщину в комнате…
Которая с удивлением вскинула голову и прикрыла свои влажные, обнаженные груди мыльными руками.
О, черт. Его воображение не подобралось даже близко к действительности. Вот она, его новобрачная, погруженная в воду в большой медной ванне перед огнем — обнаженная, влажная, сияющая, покрытая душистой пеной и сочной плотью…
И еще более разъяренная, чем прежде.
— Как вы смеете…! — Она запнулась. Это был его дом, в конце концов. Каждый чертов его камень, включая те счастливые кирпичи перед камином, которые поддерживали самую везучую медную ванну во всей Англии.
Дейдре приподняла подбородок, хотя и густо покраснела — ее щеки были почти такого же цвета, как и розовые соски, которые он увидел на краткий, но запоминающийся миг — и прищурила глаза, глядя на него.
— Что вы хотите… милорд?
Тебя. Сейчас. Горячую, с каплями воды, стекающими с тела на вот эти простыни и, может быть, все еще немного скользкую, так, чтобы мои руки могли скользить быстрее по твоей прекрасной коже.
Если Колдер считал, что она прекрасна, когда одета, то он и понятия не имел, что скрывается под этим идеальным, элегантным гардеробом. Зачем он разозлил это крайне желанное создание в день их свадьбы? Неужели он полностью сошел с ума?
Если бы он был более льстивым человеком — как его убедительный брат, например, — то он сказал бы что-то очаровательное, ласкательное, чуточку непристойное, что, несомненно, предоставило бы ему возможность пройти дальше, чем просто стоять у двери.
Увы, Колдер был всего лишь самим собой, человеком, у которого не было склонности произносить красивые слова. Как бы ему хотелось побольше попрактиковаться в этом.
— Ты заперлась от меня.
Нет, это было не то.
Он попытался еще раз.
— Это — мой дом, и ты — моя жена.
Совершенно справедливо, старик, но едва ли лестно.
— Я могу входить и выходить, когда пожелаю. — Подожди, нет. Это вышло не совсем верно…
Оставалось надеяться, что она достаточно невинна, чтобы догадаться о двусмысленности этой фразы.
Ее глаза расширились, и она заморгала, глядя на него, сейчас уже искренне шокированная.
Тебе не повезло. Слишком плохо. Это могла быть лучшая ночь в твоей жизни.
Идиот.
Так и быть. Колдер аккуратно увернулся от летящей в него губки и стряхнул пену с рукава.
— Я больше ни слова не скажу об этом. Умоляю вас позаботиться о том, чтобы не запирать мои двери в будущем.
И он быстро сбежал, закрыв дверь как раз вовремя, чтобы та приняла на себя удар бутылкой с ароматическими солями для ванной.
Глава 8
Когда дверь за ее мужем — ее мужем! — захлопнулась, Дейдре закрыла лицо трясущимися руками и погрузилась под воду. Он видел ее обнаженной. Как унизительно!
О, в самом деле? Так вот почему твои соски затвердели, пока он смотрел на тебя?
Обнаженная! Полностью! Были клятвы или нет, но она оказалась не совсем готова к этому. Как и к выражению ошеломленного животного вожделения, появившегося на его лице. Как ужасно!
Ужасно? Так вот почему твои руки дрожат, а колени подгибаются? Вот почему ты оставалась там, где он мог видеть тебя, вместо того, чтобы нырнуть под воду или схватить полотенце?
Было что-то опасное в его взгляде — что-то собственническое и голодное и такое же древнее, как и сам мир. Кажется, что под этой высококачественной, строгой одеждой и хладнокровным самообладанием, маркиз Брукхейвен, в конце концов, все-таки был мужчиной.
И каким мужчиной! Если бы он зашел в комнату и вытащил ее из ванны, то Дейдре боялась, что подчинилась бы ему из-за откровенного женского ответа на его внезапную темную сексуальность. Вздрогнув, она встала. Позволив воде стекать с ее тела, девушка потянулась за полотенцем, которое оставила для нее Патриция.
Даже после того, как она натянула на свою наготу сорочку и надела поверх халат, Дейдре все еще могла ощущать жар его взгляда на своей коже. Как теперь она будет смотреть на него, делая вид, будто ничего не случилось? Как она сможет входить в комнату, где находится Колдер и не вспоминать черное, порочное вожделение в его глазах?
Не говоря уже об ответном желании у нее самой.
Внезапно девушка ощутила, что не может дышать в наполненной паром комнате, поэтому, торопливо повозившись с защелкой окна, распахнула его настежь. Опираясь обеими руками о подоконник, она высунулась далеко в ночь, вдыхая холодный весенний воздух. Мир за окном пропах сажей и городом, а также резким запахом масляных фонарей, расположенных вокруг площади.
— Я не могу сделать это, — прошептала Дейдре. — Почему бы тебе не превратить меня в холодную и непробиваемую?
Ее глаза были закрыты, пока она говорила, желая, чтобы эта просьба донеслась в ночи до кого-то, кого она касалась. Ожидать реального ответа было сумасшествием, но все же девушка медлила, выжидая.
— Мяу.
Дейдре с удивлением распахнула глаза.
— Что?
— Мяу!
Никого не было видно, хотя огромное дерево, которое росло перед окном, могло скрывать многие вещи. Она отступила в сторону, разглядывая дерево. Свет из комнаты позади нее высветил что-то и отразился в широко раскрытых зрачках.
Маленький котенок съежился на самой большой ветке, чьи кончики почти задевали дом. Это было ужасное маленькое создание, потрепанное и мокрое, его грязная черная шерстка и тут и там была измазана Бог знает чем. Огромные, как у летучей мыши, уши располагались по обеим сторонам его черепа, нелепые на такой крошечной, изящной головке.
Котенок был очарователен.
— О небеса! — Дейдре вытянула вперед обе руки. — Не упади, киска. Я… я…
Что? Вызвать лакея, чтобы тот рискнул своей жизнью и спас беспризорника? Дейдре наклонилась через подоконник и уставилась вниз. Это было бы падение с высоты, по крайней мере, трех этажей с приземлением на твердую землю. Там не было даже располагавшегося поблизости кустарника, который мог бы внушить падающему вниз ложную надежду. Разве она сможет заслужить любовь слуг в Брук-Хаусе, если убьет одно из них всего лишь через несколько часов после того, как стала их хозяйкой?