Фрида Митчелл - Побежденный победитель

— Но, я думаю, большинство людей способно на истинную верность, — живо откликнулась Грейс, продолжая смотреть в окно и не придавая особого значения своим словам.

— Вы так думаете? — Что-то в его голосе заставило ее повернуться к нему. Лицо его оставалось бесстрастным, глаза ясными, но в словах чувствовалась еле уловимая грусть. — Я с вами не соглашусь. Моногамия, один из самых ложных мифов, которыми обманывает себя род человеческий, а ее насильственное насаждение влечет за собой больше несчастий, чем все войны в мире вместе взятые. Люди стремятся к невозможному, а потом винят друг друга, когда это оказывается недостижимым.

Поняв, что он говорит серьезно, Грейс опешила и в смятении посмотрела на него.

— Это довольно пессимистический взгляд на верность и преданность.

— Реалистический, — лаконично изрек он, и в его глазах появился металлический блеск. — Во всяком случае, когда дело касается мужчины и женщины.

Она чувствовала, что лучше не углубляться в эту тему — путешествие только началось, а майский день был на диво хорош, — но не смогла промолчать.

— Я с этим не согласна, — сказала она спокойно. — Я знаю многие пары, для которых верность самое естественное дело.

Он медленно покачал головой, не спуская с нее глаз.

— Что за самонадеянное утверждение! Откуда вам знать, довольны они или нет? И откуда вам знать, не ублажает ли кто-нибудь из них свои бренные тела на стороне? Об этом необязательно рассказывать направо и налево.

— Послушать вас, так все только спят и видят, как залезть в койку первому встречному типу в плисовых штанах или, по крайней мере, мечтают об этом, — горячо возразила Грейс, не боясь показаться наивной.

Он некоторое время смотрел на нее, явно наслаждаясь ее негодованием, а потом проговорил с ленцой и все так же улыбаясь:

— Не уверен, уместно ли здесь выражение «залезть в койку» да и «тип в плисовых штанах» не по моему адресу, но в принципе мысль выражена правильно. Именно так все и обстоит.

— Чушь собачья, — воскликнула Грейс, разозленная его покровительственным тоном.

— Чушь… собачья? — У него была такая реакция, будто ему залепили пощечину.

Ну и ладно, подумала Грейс. Хотя бы его спесь малость поубавилась. Она смотрела на его лицо, которое наливалось краской. Вероятно, не часто Алексу Конквисту приходилось слышать от посторонних такое. Но Грейс уже закусила удила.

— Чушь и есть, — повторила она, кусая губы. — Не спорю, городская жизнь резко отличается от деревенской ивы, очевидно, делаете такие выводы, исходя из собственного опыта и опыта своих знакомых и друзей, но у себя дома я знаю много супружеских пар, проживших двадцать и тридцать лет вместе и счастливых как воробушки.

— Про воробушков оставим, — желчно проговорил он. — Но скажите положа руку на сердце, неужели вы искренне верите, что эти образцы добродетели пребывают в брачном блаженстве? — Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Да, — быстро проговорила она. — Верю.

— Спуститесь на грешную землю, Грейс! — Это было сказано с неподдельным сожалением по поводу ее непроходимой наивности, и Грейс не нашла в себе мужества продолжать дискуссию. Одно дело заявить своему боссу, что он мелет чушь, но совсем другое — сказать ему, что он самоуверенный, напыщенный мужской шовинист. Она отвернулась к окну и стала рассматривать мелькавшие за окном железобетонные громады деловых зданий, фабрик, магазинов и жилых домов, пытаясь успокоиться. Нельзя так выходить из себя, а главное, это бессмысленно.

Внезапно ей в голову пришла мысль. Она повернулась к Алексу и как можно спокойнее спросила:

— А вы не знаете, эта преданная собака мужского или женского пола?

Алекс повернулся к ней, и она прочитала насмешливый ответ в его глазах еще до того, как он заговорил.

— Когда эту историю мне рассказали впервые, там фигурировала сучка.

— Я так и думала, — задумчиво протянула она.

Их стильный отель в Эбису входил в целый архитектурный комплекс на месте бывших пивоваренных заводов Саппоро. Изысканно декорированный вестибюль, рестораны и комнаты отличались роскошью и безупречной чистотой.

После столь длительного путешествия Грейс не могла отказать себе в удовольствии посидеть в роскошной ванне, а затем облачилась в гостиничное юката из хлопка.

Она вовсе не устала, убеждала она себя, глядя на раскрасневшуюся большеглазую девушку в зеркале. Она высвободила волосы, и они рассыпались по плечам густой шелковистой волной. Алекс никогда не видал ее с распущенными волосами…

От этой мысли она вздрогнула и пошла в спальню, где оделась с рекордной скоростью, а потом собрала волосы в тугой узел на затылке и закрепила заколкой.

Алекс занимал соседнюю комнату. Когда минут через пятнадцать он постучался к ней, она была уже готова и ждала его. Она была вдвойне рада, что успела привести себя в порядок к его приходу. Он тоже, видно, принял душ, его густые черные волосы были зачесаны назад как обычно, но еще не высохли, пара прядок выбилась на лоб, придавая его мужественному лицу немного мальчишеский вид, отчего у нее по всему телу пробежала дрожь.

— Готовы? — деловито спросил он.

— Да… вот только сумку возьму, — быстро ответила она.

Грейс надеялась быть на высоте в этой деловой поездке. Комфортный перелет, великолепная доставка в отель и сам отель, который больше напоминал дворец, — весь этот мир больших людей, которые привыкли за свои деньги требовать совершенства, вселял в нее некоторое беспокойство. Она боялась подвести Алекса. Барбара была столь опытным и высоко профессиональным секретарем, что ей до нее никогда не дорасти, думала Грейс, беря в руки сумку и тонкий льняной жакет. Она никак не могла отделаться от этого беспокойства. Здесь, в чужой стране, она вдруг почувствовала себя слабой и беззащитной.

— В чем дело? — раздался голос Алекса. Она оглянулась. Алекс, шагнув назад в номер, внимательно смотрел на нее.

— В чем… дело? — переспросила Грейс дрогнувшим голосом, но тут же спохватилась. Так не должна говорить секретарша со своим хозяином. — Все в порядке. Иду.

— Лгунишка, — бросил Алекс и сделал стремительный шаг в ее сторону, невероятный для столь крупного человека. Взяв ее за подбородок, он спросил: — Мы что, так волнуемся из-за этих деловых встреч?

Грейс ощетинилась. Какой же он всезнайка! Почему он возомнил, будто видит ее насквозь? Пусть даже в данном случае он прав. Она скорей умрет, чем признается в этом. Она выпрямилась во весь свой рост и гордо вскинула голову, сколь ни смешно это было рядом с такой громадиной. Будто котенок, нападающий на своего африканского сородича. Правда, такая мысль пришла к ней позже.

— С чего вы взяли?

— Ах как мы сердимся! — Но это было сказано таким участливым тоном, что у нее колени подогнулись. — Да что вы такая колючая, Грейс? — сказал он, подходя ближе.

— Колючая? — Это ее укололо. Она всегда считала себя уравновешенной и общительной. Конечно, и на старуху бывает проруха. Случалось ей и срываться и грубить — она сама осуждала себя за такую несдержанность и винила в ней мать с ее бурным темпераментом, — но ей не хотелось, чтобы ее считали обидчивой. До встречи с Алексом она за собой этого не замечала. — Вовсе я не колючая, — произнесла она тоном, противоречащим сказанному, и это не укрылось от Алекса. — С чего вы взяли?!

— Не колючая, не колючая, — кивнул он саркастически.

Ее так и подмывало лягнуть его ногой, чего не бывало с ней со школьных лет, однако она взяла себя в руки и деловым тоном произнесла:

— Мы, кажется, собирались к господину Сугимото?

— Всему свое время, — ответил он таким же ледяным голосом. — Машина будет через час. Я подумал, что мы можем за чашечкой кофе просмотреть эти цифры отчета. — Он вопросительно и чуть насмешливо посмотрел на нее.

— Отлично, — быстро кивнула она. В кафе, на людях, ей не будет так не по себе. Лучше где угодно, только не в этой интимной обстановке. Интимной? От этой мысли она снова вспыхнула и разозлилась на себя. Что это с ней? У нее и в мыслях такого никогда не было, а если ее отношения с мужчинами доходили до определенной грани, она всегда находила способ остановиться вовремя. Она считала, что блюдет себя для Энди. Блюдет себя… От этого слова пахнет нафталином. Энди пару раз здорово посмеялся над ней, а Алекс Конквист тоже надорвал бы бока, узнав, что перед ним живая архаика двадцатичетырехлетняя девственница.

— Грейс, дорогая, мне не хочется зацикливаться на этой теме, но, уверяю вас, я вам не враг, — спокойно сказал Алекс.