Рудничную машину давно размонтировали и продали на металлолом. Башня была совершенно пуста, если не считать ржавой лопаты и старой тачки без колеса, пьяно завалившейся набок. Едва успев войти, лейтенант принялся отдирать прогнившие доски, закрывавшие вход в основную шахту. Наконец раздался жалобный скрип, во все стороны полетели щепки, и вход в шахту открылся. Из темного жерла вырвался холодный, затхлый воздух, и Джессалин с трудом подавила дрожь. Ее всегда пугала мысль о спуске в чрево земли.
– Что вы надеетесь здесь найти? – спросила она. Это были первые слова, сказанные с тех пор, как они покинули поместье.
Трелони ответил не сразу. Ожидая, пока он закончит орудовать железным ломом, Джессалин зачарованно смотрела на его сильные руки со вздувшимися от напряжения венами. Руки, которые могут одновременно и ласкать… и причинять боль.
– В свое время «Уил Пэйшенс» был построен только для добычи меди, – наконец произнес он. – Я разговаривал с некоторыми старыми рабочими. И все они утверждали, что по многим признакам здесь должно быть олово.
У Джессалин перехватило дыхание.
– Если вы найдете олово, то снова откроете рудник, да?
– Нет, конечно. Чтобы затеять такое дело, требуется чертовски много денег.
Совершенно обескураженная таким ответом, Джессалин хотела было поинтересоваться, зачем же они сюда пришли. Рудничное дело было у нее в крови, как у всех, корнуолльцев. Ведь в этом краю не одно состояние было создано из того, что дарила земля или море. Одна шахта могла за считанные годы принести несметные богатства, а потом так же внезапно иссякнуть. Да и цена руды могла вдруг упасть до такой степени, что ее невыгодно становилось даже поднимать на поверхность. И тех, кто вкладывал деньги в рудники, считали авантюристами.
– У бабушки в свое время было несколько акций этого рудника.
Джессалин прекрасно помнила день, когда рудник закрыли. В ту зиму ей исполнилось десять лет. Зима была очень суровая – морозная и снежная, так не часто бывает в Корнуолле.
– Многие здешние тогда потеряли средства к существованию, и в ту зиму был сильный голод, – продолжала вспоминать она вслух. – Некоторые семьи получили пособие по бедности, а некоторым пришлось идти в работный дом…
И тут Джессалин заметила, что лейтенант слушает ее совершенно неподвижно. Его взгляд был устремлен в черный зев рудника, а в глазах горел тот же самый страстный огонь, какой она уже видела однажды – когда он вел паровоз. И внезапно Джессалин поняла, что Трелони ей солгал. Он был авантюристом. И если удастся найти олово, то рудник обязательно будет открыт, чего бы это ему ни стоило.
Протянув руку, Джессалин коснулась его колючей, небритой щеки. Сколько раз ей хотелось до него дотронуться, но она всегда сдерживала себя. Сейчас же все получилось как-то Само собой.
– Вам же это небезразлично, правда? Если только вы сможете, то обязательно откроете рудник. Для Корнуолла. Для того, чтобы люди получили работу…
Его огрубевшая ладонь накрыла ее руку. Их взгляды встретились, и Джессалин снова заметила в его глазах уже знакомое выражение – такое же, как когда она сказала, что его паровоз может изменить мир, – смесь затаенной боли и надежды.
Но вот его лицо снова напряглось, и он решительно отвел ее руку.
– В этом чертовом мире нет ничего, что было бы мне небезразлично.
Трелони наклонился, развязал мешок и извлек оттуда бутыль купороса. Окунув туда хлоратную спичку, которая тотчас же вспыхнула, он поджег конопляную свечу и с помощью кусочка глины укрепил ее спереди на своей широкополой шляпе.
– Вы не должны идти туда один. Это небезопасно, – сказала Джессалин.
– Один из старых рабочих нарисовал мне план.
– Но…
Закон рудокопа каждый корнуоллец впитывал с молоком матери: «Нельзя спускаться в шахту в одиночку». Джессалин закусила губу. Она, конечно же, должна предложить спуститься вместе с ним. Но от одной мысли о толще земли и воды над головой ее прошиб холодный пот и бросило в дрожь.
– Вы должны взять меня с собой, – наконец решилась она.
Трелони копался в мешке, доставая оттуда запасные свечи и еще какие-то предметы.
– Нет, – коротко бросил он, распихивая их по карманам куртки и даже не удосужившись взглянуть на нее.
– Но это опасно!
Выпрямившись, он метнул на нее свирепый взгляд.
– Вы что, снова решили выступить в роли няньки, мисс Летти? Честное слово, это уже становится утомительным.
Этого Джессалин стерпеть не могла. Ответив ему не менее свирепым взглядом, она сказала:
– Ну что ж, прекрасно. Только если вы заблудитесь или обвалившиеся крепления проломят вашу упрямую голову, можете не рассчитывать, что я брошусь вам на помощь.
Его рот скривился в улыбке, которая, по сути, улыбкой не была.
– Я никогда ни на кого не рассчитываю. Это избавляет меня от массы разочаровании.
Снова наклонившись, он извлек из мешка инструменты – тяжелый металлический бур и дрель. Джессалин смотрела на его широкие плечи и ненавидела их лютой ненавистью. В этом человеке не было ни одного качества, которыми, как ее учили, должен обладать джентльмен. Ни галантности, ни доброты, ни сострадания. Одним словом, ничего хорошего.
Последним на свет божий был извлечен моток веревки. И несмотря на гнев, Джессалин вдруг очень захотелось обвязаться этой веревкой. Не только для того, чтобы не пустить его в шахту – но чтобы навсегда привязать к себе.
Трелони поставил ногу на верхнюю ступеньку лестницы и со словами: «Я вернусь примерно через час» – исчез в черной дыре.
Несколько минут Джессалин следила, как постепенно удаляется желтый огонек, а потом и он пропал из виду.
Джессалин сидела на краю тропинки, свесив ноги с утеса. Далеко внизу плескалось зловещее море. Сплошные серые тучи низко нависали над головой, а завывания ветра в скалах напоминали платные рыдания плакальщицы на похоронах.
Трелони спустился в шахту уже по меньшей мере час назад. Но ведь он сказал «примерно через час», а значит, волноваться рано. Джессалин ждала, проклиная его за то, что он не назвал более точное время, мысленно обзывая его самым упрямым и высокомерным болваном, какого когда-либо носила земля. Но и себя она не жалела. Надо же быть такой рохлей – не настоять на том, чтобы пойти с ним!
Ее неотступно преследовали мысли о всевозможных несчастьях, которые могли с ним произойти. Ведь рудник очень старый. Крепления наверняка давно прогнили. Как знать, не обвалилось ли одно из них и не лежит ли он там внизу, погребенный заживо под толщей земли. Кто-то нарисовал ему план. Прекрасно. Но кто поручится, что план точен? Ведь рудник – это настоящий лабиринт, в переплетениях однообразных темных ходов так легко заблудиться.
Волны с глухим шумом разбивались об утесы – начинался прилив. Откачивающий воду насос давно бездействует – значит, нижние ходы обязательно заливает водой, причем очень быстро. Пока рудник работал, там утонуло шахтеров больше, чем погибло от обвалов. Перед мысленным взглядом Джессалин проносились жуткие картины. Вот лейтенант лежит придавленный обвалившимся креплением, беспомощный, а холодная вода все прибывает, заполняя рот, легкие, медленно убивая его…
Джессалин вернулась в башню. Сняв шляпку с примулами, она аккуратно положила ее на подоконник, чтобы та не запачкалась и подошла к зиявшей в полу дыре – черной и бездонной, словно вход в преисподнюю. Нет, невозможно. Она просто не в силах спуститься туда.
Но это ее долг.
Купорос и спички он забрал с собой, но Джессалин удалось обнаружить трутницу и запасные свечи. Она решила не оставлять себе времени на раздумья. Закинув мешок на плечо и крепко сжимая в руке горящую свечу, она начала спускаться по расшатанной деревянной лестнице, прибитой к боковой стенке шахты. Ноги плохо слушались.
Она спускалась и спускалась, и ей стало казаться, что лестнице этой не будет конца. Но вот наконец Джессалин добралась до первого уровня. Воздух был спертым, как в склепе. Коптящая, мерцающая свеча отбрасывала причудливые тени на сочащиеся водой стены, однако деревянные балки над головой по виду были вполне надежны. Джессалин несколько раз позвала лейтенанта по имени, но ответа не получила.
Только теперь, оказавшись внизу, она поняла, как мало от нее зависит. Стоило, например, отойти от лестницы на несколько шагов, и она рисковала заблудиться. Это совсем не походило на приключения, о которых пишут в книгах. Кажется, ей все-таки пришла неудачная мысль: куда полезнее было бы поскакать в Маусхоул и кликнуть на помощь бывших рудокопов. Это было бы не столь героично, зато гораздо более разумно.