В сегодняшних скачках участвовали только двухлетки. Каждый владелец лошади, по условиям, делал предварительный взнос в пятьдесят соверенов. Победителю должно достаться все. Но Летти, истинным конезаводчикам, этого было недостаточно – ведь на содержание четырех лошадей уходили такие огромные суммы, что даже главный выигрыш не покрыл бы всех расходов. Чтобы жить, приходилось делать ставки.
Уже у самой стойки Джессалин вдруг почувствовала приступ дурноты – все внутри буквально сжалось от страха. В последнее время их с бабушкой преследовали неудачи. Мерина, которого они собирались выставить в прошлом месяце, накануне забега свалили желудочные колики. Спустя неделю Девочка Нэнси, всегда приносившая им неплохой выигрыш, загадочным образом сломала ногу. Еще через несколько дней, на скачках, их лошадь уже опережала остальных на три корпуса, как вдруг на дорожку ветер принес чью-то программку. Лошадь испугалась, шарахнулась и сбросила жокея на траву. А в следующих двух забегах лошади Летти шли настолько плохо, что приплелись к финишу чуть ли не последними.
Да, подумала Джессалин, удача и впрямь отвернулась от Летти. Но не может же так продолжаться вечно. Сегодня им обязательно повезет. Просто не может не повезти, именно на этих скачках и с этой лошадью.
Гнедой жеребенок еще только появился на свет, а Джессалин уже точно знала, что когда-нибудь эта лошадь обязательно выиграет дерби, просто знала, и все. Несмотря на то, что по экстерьеру кобылка проигрывала большинству чистокровных скакунов. У нее были огромные копыта, а короткие берцовые кости говорили скорее о силе, чем о резвости. Зато в необыкновенно умных и ясных глазах Джессалин видела тот огонь, ту страсть к победе, которые встречаются только у настоящих чемпионов. Она назвала лошадь Голубая Луна.
Букмекерскую стойку едва можно было разглядеть из-за столпившихся игроков. Стараясь перекричать друг друга, они объявляли ставки, а букмекеры заносили их в специальные тетради.
Единственную женщину-букмекера в Англии звали Черная Чарли. Огромная и толстая, она, по слухам, зарабатывала в год не менее десяти тысяч фунтов, однако сохранила манеры прачки из городских трущоб и одевалась соответственно. Джессалин всегда старалась подходить к ней с наветренной стороны, ибо дамочка благоухала похлеще, чем корзина с тухлыми яйцами. Черная Чарли любила говорить, что в юности навидалась столько мыла и воды, что теперь спокойно может позволить себе не иметь с ними дела до конца жизни.
– Что, хотите еще раз поставить на свою лошадку, мисс Летти? – улыбнулась Черная Чарли, не вынимая глиняной трубки из почерневших от табака зубов. – И сколько же теперь?
– Двадцать пять. На выигрыш.
Черная Чарли сделала пометку в нужной графе. Деньги на скачках переходили из рук в руки только после заезда.
– В случае выигрыша вы с бабушкой станете прямо богачками, а? Голубая Луна – замечательная лошадка. Это уж наверняка. Только смотрите, чтобы остальные на ее фоне не показались осликами, а то хозяева обидятся.
По привычке Джессалин просмотрела список участвующих в заезде лошадей на грифельной доске над головой Черной Чарли. Голубая Луна числилась фаворитом. Это не удивило Джессалин. Это были третьи скачки молодой кобылы. В двух первых она выиграла, намного опередив остальных. Внимание Джессалин привлекла кличка в последней строчке списка.
– Что это за Гонщик Ром?
– А, этот… Его хозяин только что сделал ставку. – Тройной подбородок Черной Чарли колыхнулся в сторону группы мужчин, толпившихся у ее стула. – На него ставят пять к двум. – Букмекерша презрительно хмыкнула, и все ее подбородки затрепетали. – Гонщик Ром выглядит, конечно, неплохо, но мой человек в конюшне говорил, что он не очень-то хорош в деле. Кроме того, его вроде бы уже недели две не тренировали. – Раскурив потухшую трубку, Черная Чарли подмигнула заплывшим жиром глазом. – И, уж ясное дело, вчера его не кормили размоченным хлебом и яйцами, а?
Отмахиваясь от зловонного дыма, Джессалин старалась ничем не выдать своих чувств. Слова букмекерши и раздосадовали, и рассмешили ее. Майор будет в ярости, когда узнает, что главное его изобретение – секрет лошадиной диеты – разгадан. Впрочем, известно, что шпионы Черной Чарли – самые лучшие на ипподроме.
– С Гонщиком никто не занимался с тех самых пор, как помер граф, – продолжала букмекерша. – Говорят, он засунул пистолет в рот и снес свою глупую башку.
– Хозяин Гонщика Рома застрелился? – из вежливости переспросила Джессалин. Она слушала рассказ Черной Чарли вполуха, пытаясь между других лошадей на старте разглядеть Голубую Луну.
– Угу. Какой-то карточный проигрыш. Не смог отдать долг чести и покончил с собой. А наследник, болтают, до сих пор был обычным военным без гроша за душой. Теперь-то ему наконец подфартило. Но вот что я вам скажу: этот будет игроком еще похлеще своего братца. Знаете, сколько он поставил на свою лошадь? Тысячу фунтов. Нет, этот новый лорд Сирхэй просто сумасшедший.
– Лорд… как вы сказали? – Джессалин с трудом выдавила из себя эти четыре слова. Сердце застряло где-то в горле и не давало говорить. – Гонщик Ром принадлежит лорду Сирхэю? О Боже… – Джессалин несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Сердце бешено колотилось в груди. – А сам он здесь? Я имею в виду лейт… нового лорда Сирхэя.
– А как же, вон, прямо позади вас. – Черная Чарли издала кудахтанье, отдаленно напоминающее смех. – Неплох, а? В спину не ударит, но и дочку ему не доверишь, ха-ха! Если б она у меня была, конечно.
Джессалин уже не слушала ее. Она повернулась и… уперлась взглядом в затылок высокого широкоплечего мужчины… Плащ с пелериной наброшен с легкой небрежностью. Но вот он слегка повернулся, и Джессалин увидела его профиль. Грудь ее пронзила такая острая боль, что девушка чуть не вскрикнула.
Прошедшие годы отнюдь не смягчили суровых черт его лица, но он по-прежнему был поразительно красив. Любой нормальной женщине захотелось бы посмотреть на него еще раз. И еще, и еще…
А Джессалин даже один-единственный взгляд доставил ужасные мучения. И все же она не смогла бы отвести глаза, даже если бы весь мир вокруг нее вдруг провалился в тартарары. Лицо загорелое, длинные темные волосы, шляпа с высокой тульей… Он приподнял голову, вглядываясь в лошадей на старте, и Джессалин заметила, что слева под полями шляпы что-то ярко сверкнуло. Позднее она рассмотрела, что это было маленькое золотое колечко, продетое в мочку уха. Он не изменился. О нет, совсем не изменился… Все такой же позер, любящий дразнить людей. «Полюбуйтесь – вот он я, истинный Трелони во всей своей красе. А кому не нравится, пусть отправляется к черту». Джессалин понимала, как сильно шокирует великосветских дам пиратская сережка в ухе пэра Англии.
А потом случилось неизбежное. Трелони повернул голову, и их взгляды встретились. Он смотрел на нее очень долго, и в какую-то минуту Джессалин показалось, что он сейчас уйдет. Однако новоиспеченный граф Сирхэй передумал и направился к ней.
И двигался он совсем как прежде – как ленивый кот – плавно и грациозно, несмотря на легкую хромоту. Нет, он не изменился. Совсем не изменился.
«– Если я когда-нибудь женюсь, то на женщине, а не на тощей рыжеволосой девчонке, только что закончившей школу. Это будет богатая, хорошо воспитанная дама, а не провинциальная мисс, у которой за душой и двух фасолин нет.
– Я ведь люблю тебя.
– Тем хуже для вас, мисс Летти, потому что я вас не люблю».
Воспоминания о том, давнем унижении всплыли в памяти с такой отчетливостью, словно это было вчера. Она положила к его ногам свое сердце, а он перешагнул через него и пошел прочь. Наверное, она казалась ему тогда страшно забавной – странноватая глупышка, вечно попадающая в разные истории. Как он, должно быть, хохотал, вспоминая смешную девчонку, которая то падала с утеса, то проваливалась в шахту, то умоляла его жениться на ней. Глупая маленькая провинциалка… Но как же она его любила! И как же ненавидит его сейчас!
Первым побуждением Джессалин было повернуться и убежать, но она заставила себя гордо выпрямиться и дождаться его приближения. В то лето он безжалостно растоптал ее гордость, но сейчас она закуталась в нее, словно в перелицованное старое пальто. Когда он подошел совсем близко, Джессалин гордо приподняла голову, подобрала тяжелую полу своего светло-коричневого редингота и величественно проплыла мимо оторопевшего Трелони.
Мимо, едва не сбив ее с ног, промчался лакей в красной с золотом ливрее. Оглянувшись по сторонам, Джессалин с ужасом обнаружила, что попала в толпу несущихся куда-то лакеев. Очевидно, хозяева, которым наскучило ждать старта, решили развлечься соревнованиями, чей лакей резвее.