Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда

— Так и сказал, «Красная Шапочка»? — усмехнулся главврач, выслушав всю трехступенчатую тираду. Потом он вышел во двор, чтобы самому посмотреть на новое чудо.

— Краски в больнице пока больше нет, а автобус будет видно издалека. Пускай остается двухцветным, — постановил он.

И буквально на следующий день после этого мудрого решения молодой выпускник медицинского института Саша Преображенов и увидел на остановке возле метро необычную малиновую крышу.

— Как раз на таком и надо в сумасшедший дом ездить! — расхохотался он и в тот же рейс выдрал из журнала «Психиатрия» портрет, напечатанный на авантитуле как раз к юбилею Зигмунда Фрейда. Саша аккуратно обернул его в полиэтиленовый пакет и по приезде отдал водившему тогда автобус шоферу. — Без этого портрета в психиатрическую больницу ездить по Москве никак нельзя! Этот портрет будет у тебя как пропуск. Чтобы на каждом пункте ГАИ не останавливали, — серьезно сказал он водителю.

— Пропуск-то куда?

— А туда, куда всем остальным вход категорически запрещен!

Водитель послушался — и действительно, после того, как портрет оказался за стеклом, автобус ездил повсюду абсолютно спокойно.

— У-у-у! Какой горячий! Температура под сорок, наверное. — Лариса потрогала Диме лоб. — Надо «Скорую» вызывать.

— Подожди ты со «Скорой». — Ираклий, весь в пыли и в штукатурке, отряхивался на пороге комнаты. Выбитая дверь стояла в коридоре, прислоненная к стене. — Эй, друган! Ты хоть чего-нибудь соображаешь?

Дима с трудом повернул к нему голову. Он ничего не понимал.

— Как вы вошли? Дверь ведь была закрыта?

— Потому и вошли. Свет сутки в окнах горит, никто не отзывается. Может, вы тут с нашей дочерью уже групповое харакири совершили?

— Ираклий, что ты несешь? — Лариса с отвращением дернула мужа за руку.

— Мужик, ты все-таки подумай. Ты ведь видел Настю последним. Отвечай быстро, куда ты ее дел?

Красные шары и темные пятна. На их фоне — Настино лицо. Он помнил только, что, когда пришел, Насти не было.

— Она не приходила?

Лариса схватилась за голову, опустилась на стул.

Дима вдруг резко сел на кровати, потряс головой.

— Что, ее еще до сих пор нет? — Он попытался встать. — Я сейчас оденусь и пойду ее искать.

— Интересно, где? Ты, мужик, скажи, уж мы сами съездим.

Ираклий взял его за плечи и потряс.

— Ты что, пьян?

Предметы плыли, кружились, и Дима подумал, что сейчас его вырвет. Давно с ним такого не было. С того памятного дня, когда он чуть не упал в операционной. Голос Ларисы где-то вдалеке:

— Не надо с ним так. По-моему, ему плохо.

— А нам хорошо? Завтра уезжать, девчонка исчезла, а этот козел ничего не может сказать.

Дима, пошатываясь, постоял перед Ираклием и вдруг неожиданно смазал ему прямо в челюсть. Лариса ахнула. Ираклий даже не шевельнулся. Потер рукой щеку, потрогал языком зубы, сплюнул на пол и с левой резко дал Диме сдачи.

— Ираклий! — истошно закричала Лариса.

Дима покачался и рухнул на кровать.

— Это я ему еще не больно ввернул, — Ираклий осторожно поправил собственную челюсть. — Чуть зубы мне искусственные не выбил. А они дорогие!

— Ну, хватит, успокойся, лучше давайте думать, куда еще ехать, где ее искать.

— Надо звонить сначала в морги, в милицию… — еле шевеля губами, произнес Дима с постели.

— Ой, умный какой! Спасибо, что подсказал! — передразнил его Ираклий. — Там нас уже слышать никто не хочет. Каждый час звоним, надоели уже.

— Тогда по больницам.

— А то мы не догадались. Нигде ее нет.

В комнате раздавалось только всхлипывание Ларисы.

— А в психиатрическую больницу вы звонили?

Лариса вытерла глаза.

— Нет. Не догадались.

— Это туда, что ли, откуда она сбежала? — Ираклий скептически плюнул. — Да Настасья удавится, а туда не пойдет.

Дима приподнялся. Постарался, чтобы его речь прозвучала убедительно:

— Если Настю увезли в психиатрическую больницу, то она должна быть в городской. Острых больных везут в основном туда.

— Но почему же она не позвонила, если она в больнице? — спросила Лариса.

Дима посмотрел куда-то прямо перед собой, потом перевел взгляд на Настину мать, на ее отчима — и раздельно, отчетливо, почти по слогам, скорее для себя, чем для них, тихо сказал:

— Потому что она больна.

Они сразу встали и уехали. У Димы ужасно болела голова. Не в силах открыть глаза, он побрел в кухню, плеснул в стакан воды из чайника. Вытащил из шкафа картонную коробку, в которой мать хранила лекарства. Почти наугад вытащил плотную пластмассовую банку. Прочитал название — оказался антибиотик. Он высыпал на ладонь несколько таблеток, зачем-то понюхал, потом закинул в рот. Запил водой. Побрел обратно, плюхнулся на живот, на постель. И тут Димино сердце будто остановилось. «У меня же аллергия на антибиотики! Как я мог забыть! Я сейчас задохнусь».

Он лежал на одеяле, внезапно вспотевший и мокрый, как мышь, и прислушивался к биению сердца.

«Что, кролик? Страшно умирать? — вдруг подумал он. — А таким, как Хохлакова или как Настя, жить не страшно?» И, как ни странно, эта простая мысль избавила Дмитрия от страха смерти. Сердце успокоилось, он вскоре заснул, а на следующее утро проснулся совершенно здоровым.

Он не стал открывать дверь в кабинет своим ключом. Постучал. Снаружи открыла подоспевшая, как всегда вовремя, Нинель.

Альфия сидела за своим столом, что-то читала, прихлебывая чай. «Какая она все-таки красивая», — подумал Дима.

— Явился? — На лице Альфии не было ни намека на улыбку.

— Я принес вещи. Как я понимаю, это принадлежало Хохлаковой.

Альфия взяла сверток, развернула. Пересчитала деньги. Открыла коробочку с кольцом.

— Нинель позови.

Нинка будто подглядывала — тут как тут.

— Посмотри, — попросила Альфия. — Это то самое кольцо?

— Я не видела, Марьяна знает.

— Пойди ей покажи.

Нинель взяла коробочку и вышла. Альфия убрала деньги в сейф.

— Где Полежаева?

— В больнице.

— Так скоро? — Альфия презрительно сверкнула глазами. — Что, не пошла любовь на пользу здоровью?

— Не иронизируйте. Настя чуть не умерла.

— Как так?

— До конца еще не выяснили. Ее обнаружили на улице, на остановке. Она никого не узнавала, не знала, как ее зовут, кто родные. Не исключено, что в компании, куда она, по слухам, попала, ее напоили какой-то наркотической дрянью.

— Что же ты ее не удержал?

Он помолчал.

— Видит бог, я старался.

Альфия усмехнулась:

— Три дня?

Он потупился.

— Две недели. Больше не получилось.

Альфия снова уселась за стол, постучала по стенке аквариума. В аквариуме снова плавали золотые рыбки. Она привычным движением взяла в пальцы баночку с кормом, и тут же, будто вспомнив что-то, убрала на место.

— Ко мне тут отчим ее приезжал.

— Зачем?

— Советовался насчет тебя. Стоит ли делать тебе выгодное предложение.

— И что вы сказали?

— Сказала, что стоит. Ты парень не хуже других. Лучше деньги дать тебе, чем какому-нибудь подлецу, который всю семью оберет до нитки, а девчонку убьет. Таких случаев с состоятельными больными, кстати, немало бывает.

— Спасибо, но я от предложения отказался.

— Что так? — В лице Альфии на миг возник интерес и тут же угас.

Дима помолчал, подошел к книжным полкам, отыскал корешок Фицджеральда.

— На место поставили… А я боялся, что извиняться придется за то, что не вернул.

— На пользу, значит, книжка пошла?

Он промолчал. Потом решительно взглянул на нее и спросил:

— Возьмете меня назад на работу?

— Что, все еще не дает покоя твоя аллергия?

Он усмехнулся:

— Хотите верьте, хотите нет, но аллергия у меня прошла. Не знаю почему.

— Это от любви, — сказала Альфия, — если верить моей бывшей пациентке Тане Давыдовой.

— Так возьмете на работу?

Альфия подумала. Поразмыслила несколько секунд, обвела взглядом сверху вниз, как раньше, его голову, плечи, накачанные бедра, красивые руки — все то, что так волновало ее еще несколько месяцев назад, — и сказала: