– Я же сказала, что вернусь.
Она села, осторожно опустив сумку на колени.
– Надеюсь, вы хорошо прогулялись? – Кэтрин любезно улыбнулась и подцепила на вилку ломтик лососины.
– Вообще-то утро у меня выдалось очень занятое.
– Чем же вы занимались? – В глазах Сэма промелькнул некоторый интерес.
Домоправительница внесла бокалы, которые попросила Келли. Она заметила, что Кэтрин недоуменно нахмурилась.
– О бокалах попросила меня мисс Дуглас.
– Я подумала, почему бы нам за завтраком не выпить вина, – пояснила Келли, доставая из сумки бутылки. – Тогда я по пути заехала в погреба и выбрала вот эти бутылки. – Келли поставила бутылки на стол этикетками к Кэтрин.
Та, увидев их, слегка побледнела.
– Ваш выбор крайне неудачен. Заберите это, миссис Варгас!
– Нет, – спокойно, но решительно возразила Келли, и пальцы ее сжали горлышко бутылки. – Мне кажется, нам стоит попробовать именно это вино. Что скажете, Сэм?
– Мне совершенно не хочется его пробовать, и уж, конечно, не стоит открывать эту бутылку, – резко сказала Кэтрин. – Вина Ратледжей я знаю как собственных детей. Вина этого урожая уже давно потеряли свой букет.
Сэм взглянул на этикетку.
– Кэтрин права, Келли. Это красное вино из разносортицы, и пить его надо, пока оно молодо. Как и у божоле, жизнь у него недолгая. А теперь уж оно превратилось в уксус.
– Давайте его откроем и посмотрим. Что тут страшного? – настаивала Келли. – Если вино испортилось, мы не станем его пить.
– Но это бессмысленно, – продолжала упорствовать Кэтрин.
– Вы не правы, Кэтрин. Смысл в этом есть. – Келли долгим взглядом посмотрела на Кэтрин. – И вы это знаете не хуже моего.
Сэм переводил взгляд то на одну, то на другую из спорящих.
– Про что речь?
– Хотите сами ему сказать или это сделать мне? – спросила Келли и уловила еле заметный неуверенный кивок Кэтрин. – Речь пойдет про времена «сухого закона», Сэм, и про ту курсовую работу, посвященную истории виноделия в Напа-Вэлли, которую я написала много лет назад, еще в колледже. Работа оказалась такой удачной, что местная газета ее напечатала. Работая над ней, я брала интервью у старожилов. Они рассказали мне массу историй о бутлегерах и о том, что те вытворяли – от рискованных поездок под покровом ночи до перевозок винных бутылей в гробах. Винные заводы, связанные с бутлегерами, должны были каким-то образом отчитываться перед казной за утерянное имущество. То владелец утверждал, что сотня галлонов вина пролилась, когда сломался насос, то – что винные бочки сгорели при пожаре, а иногда… иногда бочки наполняли подкрашенной водой, чтобы федеральный чиновник, постукав по ним, решил, что в них вино.
Открыв эту бутылку, Сэм, вы обнаружите в ней подкрашенную воду.
– Это правда, Кэтрин? – Прищурившись, он метнул в нее острый взгляд.
– Да, – ответила она тихо, почти шепотом. Она была бледна, а в водянисто-голубых глазах застыла боль. Голову она ухитрялась держать высоко поднятой, но выглядела она старой, очень старой.
– Как вы… – голос ее прервался.
– Как я это выяснила? – докончила за нее вопрос Келли. – Утром я говорила с вашим сыном. И о так называемом несчастном случае мне тоже все известно.
– Но это и был несчастный случай! – Рука в узловатых венах взметнулась вверх, тонкие пальцы сжались в кулак. – Поверьте мне! Гибель Эвана была ужасной и трагической случайностью!
Эван. Ее дед. Опустив глаза, Келли разглядывала свои руки.
– Может быть, вам стоит рассказать мне вашу версию случившегося.
– Это было так давно. Так безумно давно. – Она слабо покачала головой. – Я не знала, что наше вино поступало в незаконную продажу… до того вечера не знала.
Говорила она теперь тихим прерывистым голосом и выглядела поникшей, на грани обморока.
– Эван Дауэрти был управляющим всего имения. Все было в его руках – счета, прием и увольнение рабочих, закупка оборудования, продажа готовой продукции – все. При жизни Клейтона он отчитывался перед ним. Потом – передо мной. – Рука ее опустилась на колени. – Его фотографии сохранились?
– Мне никогда не попадалась его фотография.
– Эван был красивым мужчиной и вел себя соответственно – этакий неотразимый статный жеребец и притом еще весьма и весьма неглупый. Во время «сухого закона» для него было легче легкого продавать вино из погребов на черном рынке, а потом заметать следы, фальсифицируя бухгалтерские записи и счета. Даже и сейчас мне неизвестно, начал ли он свои темные дела еще при нас или же когда мы с Клейтоном более двух лет находились во Франции. По возвращении оттуда вместе с Жераром Бруссаром и Клодом я целиком ушла в заботы о новых виноградниках. Разногласия между мсье Бруссаром и Эваном меня мало интересовали. Чем вникать в них, проще было говорить деду Клода, что следует и впредь предоставлять Эвану возможность поступать, как он того желает и как он привык. Я считала, что это наилучший выход, дед Клода почти не говорил по-английски. Как бы он стал объясняться с инспектором, управляться с бумагами и отчетами? Да и зачем, когда существовал Эван?
У Кэтрин вырвался вздох, полный сожаления.
– Я никогда не подвергала сомнению ничего из того, что он делал на винодельне. Некоторые вещи меня удивляли, например, зачем мы закупаем такое количество винограда у других производителей, но я предпочитала поменьше общаться с Эваном. В прошлом он позволял себе кое-какие двусмысленности, а то, что не было высказано, говорили его взгляды. От Эвана Дауэрти можно было всего ожидать, уж такой это был мужчина. Когда нянька моих сыновей забеременела и выяснилось, что он был тому виной, я возмутилась и настояла, чтобы он женился на ней. Он послушался, но при этом ничуть не остепенился. Думаю, что в каждой женщине он видел свою потенциальную добычу, и не успокаивался, пока не завоевывал ее.
Голос ее стал глуше, взгляд был устремлен как бы внутрь себя, в ее далекое прошлое. Сэм поставил на стол бутылку.
– Так что же случилось в тот вечер, Кэтрин?
И тут произошла еле заметная психологическая подмена: противниками отныне были не Келли и Кэтрин, а Кэтрин и Сэм.
– В тот вечер? – Она обратила к нему невидящий взгляд, потом собралась и несколько секунд внимательно разглядывала его, пока не поняла: он не успокоится, не узнав всю правду до конца. – Был поздний час. Я вышла на прогулку. Мне было грустно и одиноко в тот вечер и как-то не по себе. Раньше я всегда была при деньгах и не привыкла стесняться в тратах. Но после катастрофы у меня осталось так немного. Особенно трудно было свыкнуться с этим в первый год. Меня возмущала моя бедность. Я не хотела смиряться с ней, но в тот вечер я осознала наконец, что отныне моя жизнь будет зависеть от того небольшого дохода, что приносит имение.
На солнце набежало облачко, и терраса погрузилась в тень. Легкий порыв ветра подхватил концы шарфа на шее Келли и принялся трепать их в воздухе.
– Когда в темноте я различила фигуру Клода, спешившего куда-то, я поняла, что мне необходимо с кем-то поговорить, пусть даже это будет ребенок. Я окликнула его и спросила, почему он так поздно гуляет. Он ответил, что идет домой, и показался мне расстроенным, непривычно тихим. Я решила, что, может быть, у него неприятности в школе, и спросила, что случилось. Вначале он не хотел мне говорить, но потом признался, что видел, как Эван грузит вино из погребов в свой грузовик. Он был очень растерян.
«Зачем мсье Дауэрти это делал?» – подумала я.
Я старалась придумать объяснение, зачем могло понадобиться Эвану грузить вино так поздно и без помощи рабочих, но все это не выдерживало никакой критики. Я велела Клоду идти домой к деду и не беспокоиться, а сама немедленно пошла поговорить с Эваном. В конце концов я обнаружила Эвана в погребах. Но прежде чем увидеть, я услышала его. Насвистывая что-то, он тащил бутыли с вином.
– Куда вы переносите их? – Кэтрин встала, решительно загородив ему проход между рядами бочонков.
– Так, так, так! – Рот его искривился в эдакой ленивой, дразнящей ухмылке, в то время как бутылочно-зеленые глаза его беззастенчиво обежали взглядом всю ее фигуру. Несмотря на холод подземелья, она почувствовала, что ее бросило в жар. – Убей меня, если это не вдовушка собственной персоной, и к тому же совершенно одна? Заскучали одна, желаете побеседовать, не так ли?
– Я, кажется, задала вам вопрос!