Джанет Дейли - Под сенью виноградных лоз

– Чем напугана? – задал Сэм вопрос, который ей хотелось от него услышать.

– Не знаю. – Она катала бетонные крошки разрушившейся перекладины. – Может быть, она боится Клея, потому что он убил барона. Может быть, боится, потому что убила его она сама. А может быть, она боится, что узнают о ее неверности мужу. Не исключено, что об этой неверности она искренне сокрушается. – Запрокинув голову и прищурившись, Келли смотрела, как солнце постепенно становится ярко-багряным. – Кто знает, что происходит в ее душе? Но тут замешана ложь, Сэм. Она утверждает, что находилась с Клеем, и то же самое говорит про себя и про Клея Гил. Что, если Клей не был в момент убийства барона ни с Гилом, ни с Натали? Но разве докажешь это!

– Ты и не докажешь. – Сэм искоса взглянул на Келли. – Лучше сообщи в полицию сведения, которые ты раздобыла, а они уже все выяснят. Это их работа.

– Правильно. И добавь пикантной щепотки секса и неверности в историю, и без того достаточно скандальную, – возразила Келли. – И что я сообщу полиции? Что Натали Фужер созналась мне в своем романе с Клеем Ратледжем и рассказала, как потихоньку ускользнула от всех, чтобы встретиться с ним, и как Эмиль выследил ее? Для нее проще простого все отрицать, а Клей уже имеет алиби. Мое слово ничего не значит против них двоих. А никаких доказательств у меня нет. Сэм помолчал.

– Полиция считает, что обнаружила место ночевки твоего отца; в ущелье, что над мельницей старого Бейла. Один из лесничих вышел на это место после того, как какой-то турист сообщил, что видел дымок от костра.

– Откуда тебе это известно? В «Новостях» об этом ничего не было.

– Беседовал сегодня с одним лесничим. Он мне и сказал. Место там дикое, необжитое. Они пытаются окружить его и арестовать. Пока что они доставили туда собак, посмотреть, не возьмут ли те его след на стоянке.

– А они уверены, что это именно он?

– Они нашли пластиковый мусорный мешок, а в нем консервы и рубашку, похожую на ту, что ты описывала. Они считают, что он спешно покинул это место, возможно, заслышав шаги лесничего. Если им повезет, он будет под присмотром уже к утру.

«Под присмотром» – это то же самое, что «в тюрьме», только сказанное в более вежливой и обтекаемой форме. В тюрьме и обвиняемый в убийстве. Келли бросила взгляд на север, туда, где над горизонтом высился конус горы Сент-Хелен.

– Ты должна быть довольна. – Голос Сэма был очень спокоен, ровен.

– Я и довольна.

– Довольна? Но говоришь ты так, словно этого не чувствуешь.

– Я стану радоваться, когда его действительно поймают. А пока… – Келли стряхнула с пальцев бетонные крошки. – …передо мной все еще стоит вопрос, виновен ли он. А также кто врет и почему. Я должна придумать способ вытрясти из них правду.

– Брось ты это дело, Келли!

– Сидеть сложа руки? Сэм, но ведь, может быть, он невиновен!

– А может, виновен. – Он снял ногу с балюстрады, выпрямился. – Не тебе это выяснять.

– Но больше-то никто не пытается! Посчитали его виновником, и точка!

– Но это еще не основание, чтобы тебе влезать в это дело. Ты тут совершенно ни при чем, и я не желаю, чтобы ты вдруг очутилась в самой гуще событий!

– Но почему? – Келли вскочила, от слов его веяло холодом. – Потому что он пьяница и бузотер?

– Ты сама сказала это. Не я. Ну и что произойдет, если он попадет в тюрьму за что-то, чего не совершал! Разве это так уж страшно, а, Келли? После того ада, в который он превратил твою жизнь, он получит по заслугам. А твое дело сторона. Там ты и оставайся.

– Не могу. Это мой отец! – бросила она ему в ответ.

Он окинул ее долгим мрачным взглядом.

– Это впервые ты его так назвала.

– Какая разница? Это ничего не меняет!

– Должно менять! Ты, Келли, как никто, знаешь, что он недостоин таких забот. Не впутывайся.

– Не могу. И не хочу.

Она собиралась уйти, но он преградил ей дорогу.

– Но зачем? – требовательно спросил он ее. – Думаешь, если ты докажешь, что он невиновен, он испытает благодарность? Да в ту же минуту, как он выйдет из тюрьмы, он напьется! Сама не знаешь, что ли! А может, рассчитываешь в конечном счете заслужить этим его любовь?

Резко отстранив его, она ушла со слезами на глазах. До самого дома она боролась с рыданиями, каждый глоток воздуха заставлял сжиматься саднящие легкие. Душу переполняли самые разнообразные чувства, но на первом месте все-таки был гнев. Три ступеньки, ведущие в нижний холл, и Келли метнулась в библиотеку.

Там она начала рыться в ящиках стола, пока не нашла телефонную книгу. Перелистнув страницы до буквы Р, она провела пальцем по столбцам фамилий и отыскала нужную, после чего подняла трубку. Быстро набрав номер, она подождала.

– Мне нужен мистер Ратледж, – сказала она голосу на другом конце провода.

– Простите, кто его спрашивает?

– Мисс Дуглас.

Она присела на краешек стола и подождала еще немножко.

Наконец ей ответил Гил Ратледж.

– Да, мисс Дуглас. Чем я могу быть вам полезен? Но, пожалуйста, покороче. У. меня сегодня вечером гости.

– Я буду говорить очень кратко, мистер Ратледж. – Она старалась, чтоб голос ее звучал сдержанно и холодновато, не выдавая бурлящего в ней гнева. – С самого начала хочу вас предупредить, что Кэтрин об этом ничего не знает. Это касается только меня и вас.

– В чем дело? – Он явно торопился.

– Мне известно, что в момент гибели барона ваш сын не находился рядом с вами. Если мой отец из-за этого пострадает, простая справедливость требует, чтобы ему это компенсировали.

– Что вы говорите?

– Пока что я не говорю никому ничего. Но, разумеется, это может измениться.

Голос его упал до сердитого невнятного шепота:

– Но это шантаж!

– Шантаж – грубое слово, мистер Ратледж. Я задумала лишь сделку. Поразмыслите над моим предложением. Я еще позвоню. – Она повесила трубку, потом помедлила, пытаясь успокоиться. Гнев уступил в ней место раздражению. Келли провела рукой по телефонному аппарату.

– Одного лжеца я отыскала, Сэм, – прошептала она. – Теперь мне предстоит отыскать правду.

Слишком долго она жила во лжи. Лжи о синяках, оставшихся на теле после отцовских побоев, о сломанной руке. И в той бесконечной лжи, которой окружал ее отец. Ей надо выяснить, очередная ли это его ложь. Выяснить, виновен он или невиновен. Это единственный способ перестать быть жертвой, единственный способ завоевать наконец свободу.

Она делает это для себя, а вовсе не для отца. Но она не знала, каким образом втолковать это Сэму. И это причиняло ей боль гораздо большую, чем она готова была признать.

Когда Сэм поднялся по лестнице, намереваясь идти спать, было уже очень поздно, весь вечер он прождал Келли, надеясь, что она придет помириться с ним. Он не сомневался, что, подумав, она поймет, что единственным его желанием было уберечь ее от новой боли, которую может ей причинить Дауэрти, если не оправдает ее ожиданий.

Проходя мимо ее двери, Сэм замедлил шаг, постоял немного, не подходя к самой двери. Если бы они не поссорились, он был бы с ней этой ночью. Это и сейчас еще возможно, стоит только подойти к двери.

Нет. Не станет он извиняться за все, что, черт его побери, наговорил! Он был прав. Ничего, кроме страданий, Дауэрти ей не доставлял. Пора ей понять, что он не переменился. Этот человек – закоренелый лгун и пьяница. Пора ей очнуться и усвоить истину.

И крупными шагами он уверенно направился в свою комнату.

Когда на следующее утро Келли спустилась вниз, то возле входных дверей на мраморном полу нижнего холла она увидела чей-то собранный багаж – с полдюжины глянцевато поблескивающих черных кожаных чемоданов перемежались с разноцветными дорожными сумками. Едва глянув на них, она поняла, что это означает.

– Доброе утро! – Приветствие сопровождалось знакомым постукиванием об пол палки Кэтрин.

– Доброе утро. – Келли указала на чемоданы. – Я вижу, что Натали уезжает.

– Да. Машина за ней прибудет через час. Следователь наконец-то разрешил похоронить Эмиля, – пояснила Кэтрин. – Натали собирается отвезти тело в аэропорт. Оттуда она летит в Нью-Йорк, а потом во Францию.

– Понятно. – Но на самом деле Келли совершенно не ожидала столь скорого отъезда Натали.

– Не будете ли вы так любезны сбегать на завод и известить Сэма? Там устанавливают новые телефоны, и линия временно не работает. Я знаю, что Сэм захочет повидаться с Натали перед ее отъездом.