Дарья Лаврова - Под солнцем любви

Андрей попросил счет, расплатился, и мы вышли на улицу.

Я забралась на переднее сиденье машины Набокова, пристегнула ремень и открыла бардачок. Под ноги упал журнал «Playboy» и старые билеты на футбол.

– Набоков, ты не только наглец, но и бесстыдник, – учительским тоном проговорила я, сделав серьезное лицо, и напялила его очки. – Негодяй, – продолжила я, давясь улыбкой.

– Не смеши меня, когда я за рулем, – еле сдерживался Набоков.

– Надо вызвать твоих родителей в школу, – не отставала я. – Надо сказать им, что их сын носит в портфеле.

– Вряд ли они удивятся.

Набоков выключил радио и поставил какой-то диск. Я убрала телефон и поправила очки безымянным пальцем:

– На чем мы остановились?

– Мы говорили о твоем парне, – сказал Андрей. – Как его зовут?

– Саша, – ответила я.

– Саша и Саша? – удивился Набоков.

– Ну да. Тупо, правда?

– Нет, – ответил он. – Скорее, просто не очень удобно. Где познакомились?

– В школе еще. Он старше на год. Мы познакомились на школьном дворе в середине весны. Снег еще не растаял. Я сидела на корточках, выковыривала прошлогодние каштаны изо льда. Или это были желуди? Не помню.

– Желуди, – сказал Набоков. – На школьном дворе нет каштанов.

– Значит, желуди. Я сидела и улыбалась. Сашке стало интересно, чему я улыбалась. Так мы и познакомились.

– А почему ты улыбалась?

– Я представляла, что я белочка из «Ледникового периода», и эти мысли меня смешили.

– Знаешь, не только тебя! – смеялся Набоков. – Весело с тобой, Саш.

Около дома мы зашли в супермаркет. Андрей ходил с корзиной мимо витрин и прилавков, а я толкалась рядом и мешала ему – с яростным весельем. Говорила глупости, дурила, щипала за бока, хватала трусы из огромных ящиков, надевала себе на голову и крутилась перед изумленным Набоковым.

Рядом с Санькой я бы до такого не додумалась, а если бы эта дурная мысль и пришла мне в голову, я не стала бы ее претворять в жизнь. Саша бы не понял, а Набокова моя придурь не смущала. Даже когда я принесла ночной горшок из детского отдела и предложила ему померить, Набоков не растерялся. Померил, дал мне мобильник и приказал сфотографировать. Андрей был похож на ковбоя.

– Ты знаешь, что мы придурки? Два взрослых придурка… – сказал он, когда мы шли к подъезду из машины.

– Знаю, – согласилась я. – Рядом с тобой из меня лезет вся дурость, а так я нормальная.

– И много ее в тебе?

– Не знаю. Остатки из детства. Наверное, много… – загрустила я. Мне казалось, что после трусов на голове Андрей во мне разочаруется.

– А мне это нравится в тебе.

Мы поднялись в квартиру. Он сказал мне чувствовать себя как дома и ушел на кухню.

Я поняла все дословно. Я прошлась по его комнате и остановилась у приоткрытого шкафа, где висело несколько курток, серый пиджак и валялись смятые джинсы. Рукав пиджака был неаккуратно завернут наружу – наверное, Набоков спешил куда-то и слишко быстро снял его. Я подошла ближе, оглянулась на дверь и поправила замявшийся рукав. Потом подтянула к себе вешалку, чтобы лучше рассмотреть лейбл.

Пиджак был из магазина «H&M».

Набоков носит сорок восьмой размер. Сорок восьмой – это нормальный или худой?

Наверное, от роста зависит. Рост Набокова – сто восемьдесят. И он худой. И у него отличные плечи.

В этот момент, стоя у раскрытой двери шкафа чужого парня, я почувствовала стыд за свои мысли. Стыдно, что за последний час я ни разу не вспомнила о Саньке. Стыдно, что трогаю вещи Набокова. Стыдно, что мне нравится их трогать. Не только потому, что это его вещи, но и потому, что они пахнут приятно.

Интересно, что это за туалетная вода?

Я помню этот запах. В тот вечер, когда мы поцеловались, я запомнила его. Он преследовал меня весь следующий день, пока я не вымыла голову.

Интересно, что чувствует его девушка?

Я не успела придумать ответ на свой очередной вопрос, потому что заметила под шкафом старую коробку с конструктором «Лего».

Через минуту коробка стояла посередине комнаты, а я сидела перед ней на коленях и разглядывала содержимое. Улыбалась как дура. Конечно, там не хватало половины разноцветных деталей, но то были мелочи.

Я так увлеклась, что не заметила, как в дверях появился Набоков:

– Что ты делаешь? – осторожно спросил он.

– Я строю дом.

– Я помогу тебе, – сказал Андрей, садясь напротив.

Он вдумчиво исправлял и дополнял мое кривое сооружение. Я подавала ему нужные детали, делилась мыслями и подсказывала. Андрей отмахивался. Так мы сидели минут пять, склонившись над пластмассовым домом, пока не столкнулись лбами и… поцеловались. Сначала один раз, потом еще раз и еще… а потом я уже не считала. Мы просто лежали на полу среди цветных деталек «Лего» и целовались.

В такие моменты понимаешь, что значит жить в настоящем. Был только этот момент. Он, я, наши губы и недостроенный домик из «Лего» рядом. Прошлое было где-то давно, а будущее еще не наступило. Это было волшебно и неповторимо. Просто поцелуи, от которых в голове и груди взрываются сотни маленьких фейерверков.

Когда запищал мобильник, я не сразу поняла, что мне звонят. Аппарат вибрировал больше минуты, прежде чем я нащупала трубку и нажала «прием».

– Малыш, я сдал на отлично! – сказала трубка голосом Саши. – Я уже освободился и ужасно по тебе соскучился. Стою у твоего подъезда с мороженым, сейчас поднимусь к тебе.

На этом месте я окончательно пришла в себя.

– Саш, это ты? – прохрипела я.

– Да, заюш, это я, – ответил он.

– Стой, нет… я ничего не понимаю. Ты где?

– Выгляни в окно. Я иду к твоему подъезду, смотрю на твои окна. Шестой этаж, третье справа. Так ведь?

Мне хотелось думать, что это какой-то неудачный телефонный прикол, которые часто рекламируют по телевизору. Отправляешь сообщение с номером мобильника и ждешь реакции.

– Саш?

– Да.

– Ты здесь?

– Нет.

– Что значит нет? – смеялся он. – Саш, не шути так. Мороженое тает!

– Нет значит нет, Саш, – ответила я. – Я у Алсу.

Я даже закашлялась.

– Понятно, – прохрипел Саша и положил трубку.

Позвонил бы хоть заранее! Или СМС скинул. Нет, блин, Саша сделал по принципу «сюрприз будет». И ведь как время угадал. Сюрпризы он делал редко, но метко.

Теперь надо спешить домой, придумать на ходу историю, что была у подруги, а потом так все рассказать, чтобы Саша поверил. Это самое трудное. Придумать-то легко, на фантазию я никогда не жаловалась. Хуже другое – хитрый Саня всегда просекал обман. С первых слов раскусывал. Это было у него на уровне инстинкта. Иногда мне казалось, что он читает мои мысли.

Я встала у зеркальной дверцы шкафа и завязала волосы. Набоков тем временем возился на кухне. Выходя из комнаты, я наступила на пластмассовую деталь из «Лего», вскрикнула от внезапной боли и села на пол. На пятке остался красный отпечаток. В носу защипало, хотелось плакать.

– Что случилось? – спросил Андрей, появившись в дверях комнаты.

– Наступила.

Я сидела на полу и всхлипывала. Набоков сел напротив и взял в руки мою ступню.

– Ничего страшного. Чего ты?

– Ничего, – отвернулась я. Не хватало еще разреветься перед Набоковым, который – я знала – смотрит на меня, изучает, улыбается и даже не думает выпускать мою ногу из своих ладоней, а они у него приятные. Большие, сильные и теплые.

– Красивая нога, – сказал он. – До ЕГЭ заживет.

– Я домой пойду.

Я поднялась и вышла в коридор искать туфли.

– Может, хоть кофе выпьешь? – предложил он. – Есть бутерброды с сыром. Еще горячие…

– Горячие, говоришь? – задумалась я.

– Да, – кивнул он. – Потом я отвезу тебя, а то поздно уже.

– И кофе… ты варишь кофе?

– Много вопросов задаешь, садись.

Я послушно забралась на диван и поняла, что сейчас снова заплачу. Запах кофе был сладким, крепким, теплым. Хотелось пропитаться им, запомнить его и Андрея. Запомнить, как он сидит напротив – тоже теплый и загорелый, пьет кофе и смотрит футбол. Санька никогда не кормил меня горячими бутербродами, не варил кофе, не смотрел так, как этот, который даже и парнем-то моим никогда не был.

Уезжать не хотелось.

В ближайшие часы меня ждет разгвор с Санькой, который захочет объяснений, а мне так лень выдумывать и оправдываться, что тянет сказать всю правду.

– Я сама доеду, – ответила я. – Тут две остановки всего.