– Ой, Надь, прости, что спрашиваю, я же не знала!


– Не переживай, мы с мамой уже привыкли, переболели.


Она посидела немного молча и печально, тихо сказала:


– Знаешь, Оль, папа до самого последнего дня был в прекрасном состоянии и настроении. Он после операции и рождения Катюши просто, помолодел. Она ведь одна у родителей за всех внуков, вот ей они себя и посвящали полностью.


– Это хорошо! Только сейчас понимаю, что если бы тебя не было рядом с ними, как бы им было тяжело.


– Одно дело – тяжело, Оленька! Страшнее то, что если бы я не приехала, что было бы с папой? Как вспомню, что мы тогда пережили! Ему после операции обещали не больше пяти лет жизни, а он прожил в два раза больше и чувствовал себя прекрасно, как будто и не болел совсем. Вот такие дела!


– Да, Надюша, получается, что он выжил благодаря тебе! Не зря ты так рвалась домой. Так что не расстраивайся, а благодари судьбу, что он столько ещё прожил.


Надя покивав, соглашаясь с подругой, вздохнула и ответила:


– Да, я это очень хорошо понимаю и маму, как ни странно, мне удалось очень быстро вернуть к нормальной жизни.


Замолчала и, вздохнув, произнесла:


– Что-то мы опять о грустном! Ты про Веру спросила? Так у них всё хорошо, даже очень: с мужем живут прекрасно, сын Лёшка женился, молодые живут с ними, ждут внука или внучку, ещё не знают. Так что там всё нормально!


– Хорошо, что хоть у кого-то всё хорошо, есть же счастливые женщины!


– Да, ты права! У нас Вера прожила всю жизнь, как у Христа за пазухой. Всегда все здоровы и счастливы в их семье, всегда покой и мир в их доме. Это мы с Любашей не на ту дорожку встали, когда пошли!


– Как это?


– Так баба Катя говорила! Это её выражение, что на какую дорожку встанешь той и пойдёшь по всей жизнь. Вот и получается что у Любаши вдовья дорожка, а у меня…


Улыбнувшись, она посмотрела на Ольгу и добавила:


– Меня баба Катя называла вековухой!


– Почему?


– У нас в деревне, женщин никогда не выходивших замуж, называют – перестарком. Но бабе Кате это выражение не нравилось, и она называла меня «Вековухой», значит – одинокой женщиной или старой девой. Так и приговаривала, что судьба, видно, у меня такая – век одной куковать. Но я думаю, что не может быть так, будет ещё и на нашей улице праздник!


Печально ухмыльнувшись, Ольга сказала:


– Я значит тоже вековуха или того хлеще – перестарок! Ну и названьеце, кошмар! Я думала, что перестарок – это старый человек, а оказывается – это просто-напросто старая дева.


Надя более оптимистичная в этом вопросе, чем подруга, улыбаясь, ответила:


– Оля, не отчаивайся, я верю, что и у нас с тобой тоже будет счастье – настоящее, женское счастье!


– Ты, правда, в это ещё веришь?


– Да, верю, даже очень верю! И любить мы с тобой ещё будем по-настоящему, и счастье у нас с тобой будет самое настоящее!


– Молодец ты, Надька, не унываешь!


– И ты не унывай! Главное жди, надейся и верь, подруга!


Глава 18


С того времени, как Надя с Катей прожили у Ольги в Москве целую неделю, прошло уже больше десяти лет. И вот сегодня, спустя годы, подруги должны встретиться вновь. На этот раз Ольга приезжает к ней в Крым.


У Нади случилась большая беда, и она уехала из родной деревни. Окружающие на работе и на улице, постоянно спрашивали, выражали своё сочувствие, жалея её; от этой жалости и внимания, стало просто невыносимо, и она не смогла больше там жить. К тому же, последнее время Семён Григорьевич не давал ей проходу. У него умерла жена, и он уговаривал Надю выйти за него замуж. Тогда, когда она была молодой, и отношения у них были тёплыми и нежными, она мечтала об этом и была готова выйти за него и прожить рядом с ним всю жизнь. Тогда ей было двадцать семь, а ему чуть больше сорока, он был красивым, очень интересным мужчиной, а сейчас, когда ему шестьдесят четыре и он: постаревший, облысевший пенсионер, ей совсем не хочется выходить за него замуж.


Надя сердилась на Семёна из-за того, что в такой трудный для неё жизненный момент, он просто донимал её своим вниманием и совершенно не нужными признаниями. Время думать о личной жизни было совсем не подходящее, потому что с того самого момента, как пропала её дочь, она не могла ни о чём думать, для неё жизнь остановилась и всё в ней померкло.


Анна Семёновна – её мама, умерла от инфаркта, как только узнала страшное известие о предполагаемой гибели любимой внучки. Оборвалась единственная ниточка, связывающая Надю с родным домом. Она осталась одна! Не выдержав одиночества и чрезмерного сочувствия, продала дом и уволилась с работы. Пожила несколько дней у Веры в Снежинске и уехала в Крым, убегая от всех и от всего.


Когда-то дядя Саша бросил всё и уехал в Крым, чтобы вылечить единственную дочь. Прошли годы, но они так и не вернулись больше на родину. Маша живёт и работает в Евпатории уже много лет. К ней Надя и приехала в поисках если не спокойствия, то хотя бы уединения. Здесь её никто не знает и ни о чём не спросит.


В санатории, где работали Маша с мужем, Надя устроилась массажистом и с утра до самого вечера занималась больными детьми. Эта тяжёлая и физически, и морально работа отвлекала её, она хотя бы на какое-то время забывала о своём горе. Забывала о том, что вот уже год как её дочь Катя, с подругой Ириной, в свой первый отпуск поехали отдыхать за границу и не вернулись домой, а потом выяснилось, что они пропали по дороге в аэропорт. Их искали, долго искали, но никаких результатов. Наде и родителям Ирины – Зое со Славой, сообщили, что найти их, нет никакой надежды, скорее всего девушек выкрали, чтобы продать в рабство. Из-за этой, самой страшной трагедии в своей жизни, Надя и бежала в Крым.


Узнав о случившемся несчастье, Ольга приехала, чтобы как-то поддержать подругу. Надя жила в санатории, в небольшой комнатке в общежитии для персонала. Приехав к ней, Ольга на месте оплатила путёвку и жила рядом с подругой, стараясь постоянно быть возле неё.


Вечерами, ссылаясь на сильную усталость, Надя прощалась с ней, но не шла спать, а ходила на набережную. Она уже привыкла ходить туда каждый вечер и, глядя на звёздное небо, разговаривать с дочерью. Ей казалась, что Катя слышит её и от этого ей становилось легче.


В один из таких вечеров она задержалась на набережной дольше обычного. Стояла глядя на звёздное небо и тихо шептала:


– Звёздочки, милые, вы ходите по небу, видите всё, может, видели мою дочку, мою Катеньку?! Передайте ей, что я знаю, что она жива и рвётся домой. Я жду её, очень жду!


Надя не плакала, она печально смотрела на звёздное небо, пытаясь найти там хоть какой-то ответ. Глубоко вздохнув, солоноватый воздух, уже собралась уходить, как услышала за спиной мужской голос:


– Всё дышите и не можете надышаться этим чудным воздухом!


Она повернулась и увидела высокого, худощавого мужчину средних лет. Он смотрел на неё и улыбался доброй, мягкой улыбкой. Надя молча, с интересом разглядывала внешне очень приятного, симпатичного мужчину: не крупные черты лица, черные, коротко стриженые волосы, шорты до колен и белая футболка, прилипшая к мокрому телу, типичная одежда для Крыма в это время года.


Улыбаясь глядя на неё, мужчина сказал:


– Я первую неделю тоже не мог надышаться, потом привык.


Надя молча посмотрела на него и перевела взгляд на воду. Мужчина подошёл к перилам и, продолжая смотреть на неё, спросил:


– Вы здесь тоже с ребёнком?


Она ответила:


– Нет, я здесь работаю!


– Вот как, а я вас ни разу не видел!


– Я малышам делаю массаж, а вы, как я поняла с ребёнком?


– Да, я здесь с сыном! Вот, по вечерам прихожу сюда искупаться. Последние несколько дней я наблюдаю за вами, и вижу, как вы смотрите в небо, как будто что-то ищите там.


Она коротко, равнодушно спросила:


– Зачем?


Он, не поняв её вопроса, переспросил:


– Что зачем?


– Зачем наблюдаете за мной?


– Не знаю, вы так красиво стоите, белый шарф развивается на ветру. Не знаю, просто любуюсь и всё!


– Понятно. Простите, мне пора.


Они вместе пошли с набережной, разговаривая о жизни в санатории, о жаркой погоде и почти горячей воде в море. Подходя к своему корпусу, Надя сказала: