- Объясняю, - он навис над ней сверху, - рот заклеил, чтобы не отыметь тебя при пацанах, потому что твой язык, пиздец, как меня заводит. Руки связал, чтобы ты не размахивала ими, когда я понесу тебя к себе домой, и не поранилась чего доброго, я не хочу сегодня долгих прелюдий. Ты, Орлова, видимо, вообще не поняла ничего. Сейчас приедем, - тон его вдруг стал ласковым, как у маньяка, - я тебе ещё раз подробно объясню суть наших… проникновенных отношений. Потом ещё раз объясню. И буду объяснять, пока ты, наконец, не поймёшь. Побудешь у меня  недельку-другую, подумаешь. И потом мы с тобой сядем и поговорим. Потому что, только как следует выебанная, ты становишься покладистой и способной на диалог.

Соня не верила, что все это происходит с ней на самом деле. Вся эта ситуация никак не укладывалась в ее голове. Она даже не хотела представлять, как это выглядит со стороны. Ну ладно Соне... (трупу уже всё равно, что его видят голым), но ему-то самому нормально, что всё это слышат его подчинённые? Сидите, сидите, вы нам не мешаете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Или для них подобные эпизоды в порядке вещей, обычная трудовая рутина? Ну, подумаешь, шеф едет играть с очередной мышкой. У богатых свои причуды. А когда у тебя часы чуть дешевле, чем у шефа, ты на эти причуды спокойно закрываешь глаза.

Машина тем временем остановилась у входа в фойе высотки. Макс выскочил быстро, подтянул Соню к выходу за лодыжки, наклонился и, подхватив за талию, поднял и сгрузил себе на плечо, как мешок картошки.

- Доброй ночи, Максим Андреевич, с возвращением. - Соня услышала мужской  голос и увидела внизу ноги в ботинках и край брюк с лампасами. Судя по униформе - военный. Судя по холопскому тону - консьерж. - Как съездили? - спросил тот же голос невозмутимо, будто владелец каждые выходные приносит на плече по связанной танцовщице.

- Как видишь, Иваныч, продуктивно! - бодро ответил Макс и звонко шлёпнул добычу по ягодице.

Соня уже не сопротивлялась. Она уже знала, что будет дальше. Никакой интриги. Ее только напрягало, что она висит вниз головой и в виски неприятно долбит кровь.

Пол лифта сменился мрамором холла, затем паркетом, ступеньками и ковром спальни. Соня упала спиной на мягкое. Со связанными впереди руками отползать от него пришлось сильно вихляясь по постели. Моронскому это понравилось.

Сильные руки дёрнули ее за ноги и, как тряпичную куклу, перевернули на живот. Она молчала. Только сильно сжимала веки и шумно пыхтела носом. С заклеенным ртом и так особо не поговоришь, но Соня решила, что он вообще ни звука от неё не услышит. Ни единого! 

- Шикарный вид, Орлова! - он потянул ее за щиколотки чуть вниз.

Две горячие лапы медленно и с нажимом поползли вверх по ногам. Миновали края кожаных чулок. Большие пальцы переместились на внутреннюю сторону бёдер, движения рук замедлились и стали чуть мягче. А Соня зажмурилась до головокружения. Она старалась думать о дохлых кошках, но его  пальцы у неё между ног сводили все попытки стать сию же секунду фригидной на нет. А она хотела превратиться в бесчувственное бревно, в манекен, в надувную женщину! Чтобы отомстить. Наказать. А как ещё маленькой слабой девочке сделать больно большому, сильному и грубому мужлану?

Соня собрала все оставшиеся силы и... расслабилась. Перестала напрягаться. Обмякла, как варёная макаронина. Хочет куклу? Пусть получает. В последний раз. Пусть наслаждается. Он же этого хотел?

Раскалённые ладони накрыли ягодицы. Стали мять их с явным наслаждением, затем быстро стянули с Сони трусы.

- Все забываю спросить, - услышала она низкий голос у самого уха и по телу рассыпались крупные бусины мурашек, - а тебе пожёстче больше нравится или помягче?

Двумя пальцами  Макс скользнул в уже очень влажную вагину и Соня прикусила язык.

- А, сорри, ты ж ответить не можешь. - Он проник глубже. -  Тогда можно я буду сегодня груб? - три пальца! - Можешь не отвечать. Очевидно, что ты не возражаешь!

Он резко раздвинул ее ноги и встал между ними на колени. Сначала в левую, а потом сразу в правую ягодицу с громким шлепком врезалась крепкая мужская ладонь. Соня только глаза прикрыла. Не дождёшься! Пусть ее выворачивало от желания, пусть внизу все томилось, как никогда, пусть она горела, пусть она хотела... Это не она, это ее глупое тело. Самой ее здесь нет. Она ушла с этой драмы. Она знает, чем все закончится. Поэтому отказалась в этом участвовать.

Новый шлепок и горячий, твёрдый ствол опалил, ворвавшись в неё до предела! Замер. Соня изо всех сил стиснула челюсти. Пыталась мысленно унять, готовые превратиться в экстаз, спазмы.

Она расслабилась там и начала потихоньку выталкивать его из себя, как учил он ее оттягивать финал. И пожалела. Бутоны оргазма  не успели распуститься, но ощущения стали в два раза острее. Была бы это такая ролевая забава, она бы уже кричала и извивалась от наслаждения. Но, увы, это была не игра. Это было настоящее подчинение. Так берет свою самку животное, чтобы она на инстинктивном уровне уяснила, кому принадлежит.

Макс начал двигаться в ней, сначала медленно, как бы устраиваясь поудобнее, потом толчки его стали агрессивнее. Он собрал Сонины волосы на затылке и потянул на себя. На удивление, не грубо, а даже можно сказать, ласково что ли, словно маньяк, оценивающий качество и ценность трофея...

Не дождёшься! Ни звука! Внизу отозвалось новыми бутонами. Макс, будто почувствовав это, отпустил рвавшегося с цепи зверя. Входил в неё жестко, сильно, резко, глубоко, одной рукой все также удерживая Соню за волосы на затылке, другой - через толчок награждая ее зад звонкими шлепками.

- Давай, детка... я же чувствую. Не сдерживай себя... - бормотал он над ней, задыхаясь, - давай, сладкая. Я с ума схожу... ты видишь? Что ты со мной делаешь? Ты ничего не изменишь… Пойми это! Я в тебе… ты моя. Такая тугая и горячая… Будь послушной... - бессвязное бормотание перешло в срывающийся шёпот, - и плохой...  только… для меня.  Я так... хочу тебя…сильно...

И Соня не смогла больше сдерживать букет. Внутри неё все сжалось, завибрировало крупно до боли и вспыхнуло, сливаясь в один большой ярко-алый цветок. Она с силой уткнулась в постель лицом, и выпустила глухой короткий рык в серую ленту, иначе, ее разорвало бы изнутри от неозвученных стонов.

Макс, упал на неё сверху всей своей тушей, содрогаясь и отрывисто рыча ей в шею. Лежал так на ней пока его дыхание не перестало угрожать жизни. Откатился на спину справа от Сони и с наслаждением выгнулся, словно он кот, только что поймавший и слопавший птичку.

Соня не шелохнулась. Так и лежала ничком распластанная, со связанными руками - бессловесная, безвольная тварь. Которая только что кончила, как никогда в своей жизни...

Макс шевельнулся рядом. Соня почувствовала мягкое касание его ладони на своём затылке. Он гладил и перебирал ее волосы. И это было так... так... прекрасно и так ужасно...

Не вовремя.

Даже если бы он сейчас встал равнодушно с кровати, бросив ей презренные сто евро, это было бы, наверное, лучше, чем вот это все, что он сейчас делает.

Он перевернул ее на спину, разгреб налипшие на лицо волосы. Осторожно подцепил уголок скотча и аккуратно отлепил. Приласкал раздражённую кожу легкими касаниями своих губ. Освободил руки.

- Что с тобой? - ей показалось, или он правда интересуется ее состоянием? Надо же! - Я что, сделал тебе больно?

Он серьезно? Действительно, откуда он может знать, что такое «больно»! Разве это в его жизнь ворвался псих? Не спрашивая, без звонка, без предупреждения, как к себе домой? Разрушил в ней все до основания, сжёг всё дотла, вместе с душой? А потом спросил у кучки пепла: «что с тобой?».

- Нет, что ты, - тихо, будто чужими губами проговорила Соня и пожала плечами, - ты не сделал ничего такого. Мне не больно, - она равнодушно хмыкнула, - я вообще ничего не чувствовала. Мне было никак!

Макс застыл. По его внезапной серости Соня поняла, что своим «признанием» сломала всю стратегию переговоров.

- И не только сегодня... - добила она.

Он навис на ней, заслоняя собой свет ночной лампы. Глаза его сузились в чёрные щелочки, челюсть заходила, как ковш у бульдозера.

- Ты когда обмануть хочешь, выбирай кого! - бросил Макс уверенно. - Я всегда чувствую тебя. И уж поверь, симуляцию я бы распознал сразу!