Скверно, что пока его спецы все почистят, эти фотки успеют расползтись по сети своими метастазами копий! Скверно. Ладно, чёрт с ними, с фотками можно смириться. Чёрный пиар - тоже пиар и неизвестно, где и как выстрелит. И хоть Макс и ставил всегда между собой и СМИ различного рода барьеры, а Батянин правильно сказал: Моронскому Максиму Андреевичу нужно жить у подножья Гималаев, если он желает оставаться в тени. Рано или поздно за его частной жизнью все равно начали бы охотиться жадные до рейтинга СМИ сомнительной репутации. Вероятно, когда-нибудь, он бы все равно угодил в объектив камеры с какой-нибудь голубушкой (а то и не одной). И не исключено, что в более подходящей для разных смелых интерпретаций сцене, нежели акт похищения Зевсом Европы.
Но всё усложнялось тем, что это именно Соня на фотках! Его Соня. Не надо, чтобы ее видели. Не надо.
И дело не в выжигающем желании всечь каждому, кто смотрит на неё больше пяти секунд. Тут было что-то другое. Он не мог объяснить сам себе, что происходит. И это очень нервировало... даже пугало.
Просто он для неё сейчас - не лучшая компания для совместных публичных снимков.
Пока ты в мире один, тебе все по барабану! Твои враги - это только твои враги. Ну, ёбнут тебе завтра пулей в лоб, ну и ладно. Адьёс, Амиго! Зато сегодня ты живешь на полную катушку! Вертишь мир, как хочешь и покуриваешь. Никому ничем не обязан. В какой-то момент становится даже скучно. И ты осознанно ищешь острых ощущений, играешь в рулетку со смертью. Потому, что ты один! Ты ни к чему и ни к кому не привязан. Сожрет тебя акула или поглотит лавина в горах - никто о тебе не вспомнит, кроме родителей. Да и они не вечные. Поэтому ты гонишь под двести двадцать по встречке! Или да, или нет. И только когда ровненько так входишь на полной скорости между двумя фурами, начинаешь снова ценить жизнь. Чувствовать себя человеком из плоти и крови, а не печатным станком.
Жаль, что опять ненадолго.
И только эта девчонка одна возвращала ему вкус к жизни снова и снова. Ее энергия была чистая, свежая, как неиссякаемый горный источник. Только с ней он мог чувствовать себя живым и... нужным.
Теперь ее нет и все изменилось. Все стало пресным. Пустым. Бессмысленным. Безвкусным.
Макс вдруг перестал ощущать себя целым. Он осознал смысл оксюморона «живой мертвец»! Это когда все что ты делаешь - есть посмертные конвульсии, которые сильно затянулись и ты не знаешь, что ещё нужно сделать, чтобы вернуть в тело душу. Гвозди в розетку сунуть?
Моронский был зол сам на себя за эти откровения. В конце концов, он не сопляк какой-то там, чтобы пускать слюни по какой-то там девчонке. Которая ещё и обманула его! Дважды. Трижды!
Обещала быть послушной девочкой, сама, как дрянь, на сцену танцевать выперлась. Ну, допустим, это она границы дозволенного прощупывала, да промахнулась. Это все прекрасно корректируется ремнём, просто до Орловой с первого раза туго доходит.
Наврала, зачем-то, что притворялась. Как будто он школьник, блять, не может отличить экстаз от симуляции. Задеть его хотела этим, глупая? Зачем?
Обещала, что не уйдёт! Ушла. Ни одна телка до неё не срывала стоп-кран на полном ходу!
Макс плеснул в бокал ещё виски. Четвёртый или уже пятый пошёл?
«Не улетай, Орлова. Давай поговорим…» - это он хотел сказать. А получилась какая-то хрень. От злости. От её слов. Думал, на понт его берет девчонка, хотел остудить, ждал, что назад сдаст. А она махнула гривой и вышла.
Не думал он, что позволит себе когда-нибудь увязнуть в этом дерьме. По самую «бабочку».
Две недели тотального целибата по Орловой. Не отпускала, держала. Макс бы и рад, но чередовать наркотики с фрикциями - не самая лучшая стратегия выхода из кризисной ситуации.
Гордая. Чистая. Чистая помыслами своими, но порочная под ним. Стерва, язва, но без двойного дна. Бескорыстная, что сейчас такая же редкость, как естественная красота. Искренняя. Мысли ясные, глубокие, как ее глаза пугливой горной лани. Он хотел испортить ее для себя. Сделать из скромницы этой свою шлюху. Сделал. Так сделал, что сам охуел!
И теперь он должен ее отпустить?
Когда он уже готов поделиться частью себя. Тогда, когда он уже может показать себя настоящего. Когда не хочет больше прятать свою боль и слабость или полноценной силы своего внутреннего зверя перед той, что не боится своих внутренних желаний.
Не дам!
Даже сама мысль о каком-нибудь смерде рядом с ней, как апперкот в корпус - воздух вышибала, заставляя складываться пополам от боли.
Королева. Вспышка. Идёт вперёд, смотрит всегда немного сверху вниз, будто люди все на голову ниже ее. Он видел, как она несёт себя. Он в курсе, как на неё смотрят все половозрелые яйценосцы. А она их не замечала никогда. Свободная. Ветер в волосах. А ночью под ним распластанная, со связанными руками так кончала, так сжималась...
Она мелкая ещё, не понимает. Ей ведь нравится подчиняться ему. Она ведь кайфовала, когда он трахал ее, как хотел. Плавилась, таяла. Она, может, и косячит специально, чтобы он ее наказывал!?
«Детка, ты б сказала, я б тебя каждую ночь наказывал, как ты хочешь!»
Красивая, покорная, невыносимо-сексуальная, полностью в его власти, на его территории и готовая играть по его правилам она и переиграла его, когда полностью и бескорыстно отдалась.
Яйца заныли. Макс тяжело выдохнул алкогольными парами и мучительно икнул.
Кобра. Укусила и в кусты. А у Моронского уже вся нервная система ядом поражена. Душу вскрыла! Да ладно бы аккуратно, ножичком, а то ведь бабахнула динамитом и теперь она зияла рваными краями наружу. Ушатала!
«Знал бы - мимо прошёл на той грёбаной выставке...»
Он ещё глотнул из стакана - надо завязывать, лучше уже не станет.
Да, кого он наебать хочет?! Не прошёл бы! Закинул бы на плечо и вынес без слов. Все! Увидел, секунда и пиздец. Он такую искал!
Да. А как ещё назвать весь этот марафон шлюх, как не бесконечным бегом с препятствиями на пути к ней?
А теперь что? Тёлка больше не его? Не его девочка?
Нет, он ещё не готов был отпустить ее! Не готов был остаться без источника живительной энергии. Нет! Он ещё не выпил ее до дна, до боли!
Макс осушил стакан и сильно размахнувшись запустил его в стену напротив. Тот разлетелся стеклянными искрами в стороны.
В дверь осторожно постучались и в проёме появилась седая укладка Антонины.
- Максим Андреевич, извините за вопрос... у вас все хорошо?
- Да! - пьяно заверил Макс. - А почему я должен извинять вас за ваш вопрос, Антонина Семёновна?
Она зашла в кабинет, сделала шаг и остановилась, глядя на Макса, согнувшегося на диване.
- У вас вид... в общем, не очень здоровый, - с тревогой призналась она. - Это из-за партии поддельного алкоголя, надеюсь, а не что-то серьёзное?
Он поднял на своего секретаря, ставшие тяжелыми, веки.
- Конечно из-за неё! - кивнул Макс. - Вот, видите, уничтожаю.
Он указал на почти пустую бутылку.
- Может, вам помощь какая нужна? Вы скажите, Максим Андреевич...
- Да. - дёрнул головой. - Вызовите клининг сюда, мне машину. И отмените все на сегодня.
Дверь за Антониной закрылась.
Макс потёр лицо ладонями, взъерошил себе шевелюру. Неужели он так хреново выглядел, что даже персонал разжалобил?
- Моронский-с, вы пьяны! - усмехнулся он и тяжело поднялся с дивана, подхватывая пиджак. - Выговор вам со взысканием.
Дома упал на диван. Наверх не пошёл, решил сэкономить конечности и время и умереть прямо здесь, не приходя в сознание часов на пять-шесть.
Ему снился тот день в Аргентине. Он летел в небе, ловя потоки воздуха, кайфуя от ощущения свободы, невесомости и власти! Небо покорялось ему. И он самонадеянно упивался этим чувством. Чересчур уверенный в том, что ему все подвластно, он решил что может устанавливать в небе свои правила. Слишком круто взял. И начал падать, как будто попал в воздушную воронку, с каждой секундой набирая скорость.
Его уже не просто несло, а засасывало вниз, как в чёрную дыру. А птицы все не было. В тот раз она появилась за мгновение до точки невозврата. А сейчас все точки уже пройдены, а ее все нет. Его повернуло в воздухе несколько раз. Далекая птица, почти точка на фоне солнечного диска - последнее, что увидели его глаза в этой жизни.