Все что оставалось - надеяться, что раз на голову надели мешок, значит, есть маленький шанс остаться в живых. Хотя, не факт. Убивать прямо сейчас ее и так никто не станет. Она «им» нужна, как приманка. А вот сделать с ней что-нибудь, после чего она сама жить не захочет... Господи, помоги! Соня проговорила про себя «Отче наш» почти без запинки, хотя раньше никогда не могла вспомнить молитву целиком до конца.
Вскоре автомобильные шины зашуршали, как по брусчатке, остановились. Послышался звук разъезжающихся ворот, лязг металла и цепей. Машина вкатилась куда-то и ворота сзади закрылись.
Частный дом? Гараж?
Дверь микроавтобуса отъехала. Ее выволокли из машины за шкирку и потащили куда-то быстро - она едва успевала перебирать ногами. Потом она упала, все-таки, когда ровный пол под ногами без предупреждения превратился лестницу, ведущую вниз. Соня больно сосчитала ступеньки коленями, а этот, кто тащил ее, даже, кажется, не заметил - поволок дальше, как мешок с тряпьем.
Стало душно и влажно. Запахло подвалом и мышами. К нестройному дуэту шагов похитителя и ее неуклюжему шарканью подошвами кроссовок по бетонному полу теперь присоединился тихий бэк-вокал люминесцентных ламп. Наконец, они остановились. Скрипнуло чем-то ржавым. А потом ее толкнули в спину куда-то вперёд в пустоту. Соня влетела в неё головой, как тореадор, запуталась в ногах и в чем-то мягком, и падая, больно ударилась обо что-то макушкой. Хорошо, сознание не потеряла. Хотя, лучше бы потеряла. Потому что лежать с мешком на голове, со связанными руками за спиной и глотать слёзы, ожидая конца - было невыносимо.
Дверь позади с шумом захлопнулась, лязг затвора коротким эхом отразился от стен и стало тихо, как в вакууме. Соня слабо заскулила. Так не хотелось умирать. Так, вдруг, захотелось жить. Любить! Кричать о любви! Вернуться на несколько часов назад и там... на груди у Макса сказать ему эти три слова, не дожидаясь, когда он сделает это первым! Задушив гордость, просто сказать: «я тебя люблю» и пусть весь мир подождёт. А дальше будь, что будет. Вот о чем она жалела - что сгинет, так и не сказав ему о своих сильных чувствах! А он так и не узнает о них... никогда.
Видимо, потрясение, страх, отчаяние, ожидание развязки исчерпали все ее физические силы и она не заметила, как провалилась в тяжёлый полуобморочный сон, словно в бездонный, ледяной колодец.
- Вставай! - Соня очнулась от того, что кто-то тряс ее за плечи и орал басом над самым ухом.
Она замычала. Голова болела. Пить хотелось нестерпимо. Сколько минут прошло? Часов? Дней?
Соню опять подняли за капюшон толстовки и поволокли куда-то, но уже по лестнице вверх, затем какими-то коридорами. Звуки шагов теперь тонули в ворсе мягких ковров. Запахло сигаретным дымом, но воздух при этом показался гораздо свежее, чем там, откуда ее только что вытащили. Хлопнула дверь. Она ещё несколько метров проехала коленями по полу, прежде чем ее кинули на что-то мягкое, пахнущее старой прокуренной кожей. Диван Сталина? Соня попыталась зацепиться за эту ассоциацию, проанализировать ее, лишь бы не потерять сознание от страха.
Руки страшно затекли, буквально до боли, которую становилось все труднее терпеть. В голове все звуки отдавались, как в цинковом ведре. Или сразу в двух.
- Оооо, а вот и рыыыба! - противно нараспев протянул голос из телефонной трубки. Именинник, значит?
С Сониной головы сорвали мешок и дёрнули за капюшон вверх, поднимая в вертикальное положение. Да, спасибо, присяду, пожалуй, посижу, а то устала! Сквозь спутанные и налипшие на лицо волосы, Соня смутно различала незнакомую комнату а-ля «Кабинет хозяина сочинского ресторана «У Аштона»». За окнами особняка сгущались сумерки. Это же сколько она была в отключке? Часов десять, не меньше?
В кресле, напротив дивана, в который ее бросили, развалившись, сидел плотный бородатый мужчина и курил. Соня не сразу узнала. А потом как мороз прошёл по коже. Это же этот... как его? Каха! Из Шафрана. Да! Потому что в следующую секунду на диван рядом с ней упал лысый. Тот самый, которого потоптал Макс в тот вечер. Ком подкатил к горлу, глаза зажгло от подступающих слез. Нет! Боже. Нет! Это она во всем виновата? Это она подставила и его и себя ещё в тот день, когда так неосмотрительно повелась на Нелькину просьбу?
Дверь позади открылась и в неё вошло несколько пар ног. Соня не видела вошедших, она сидела спиной к входу. Но лысый Камиль вдруг оскалился и перестал крутить в руках чётки. Поднялся навстречу входившим.
- Ты сегодня без вертухаев?- почти не открывая рта произнёс Каха, и даже не шелохнулся. По всему видно, мужчина очень уверенно себя чувствует в этой ситуации. Он - хозяин положения. - Проходи, дорогой, присядь.
- Спасибо, я постою! - Соня медленно повернула голову и прищурилась воспалёнными глазами. Макс был в той одежде, в которой он к ней пришёл накануне. В бейсболке. Со связанными за спиной руками. Соня зажмурилась. Он не смотрел на неё. Он изучал сидящего напротив Каху, а вокруг него акулой кружил Камиль.
- Слушайте, за антураж, конечно, респект! Похищение, связанные руки, мешки… Каха, ты турецких сериалов пересмотрел что ли? На домработницу бы мою большое впечатление произвели!
Обойдя Макса сзади, лысый задрал ногу и сильно пнул башмаком в сгиб коленного сустава. Макс рухнул коленями в пол. Но даже не моргнул, только челюсти сжал.
- Присаживайся, слушай, что тебе говорят вежливые люди! - прогавкал шакал.
Едкая пелена застилала Соне глаза, собиралась за веками и в носу и очень неэстетично выливалась наружу. Немые рыдания перешли в мучительную икоту, от которой уже болел живот. Однако, Камиль решил добить сразу обоих - подлетел спереди и тем же башмаком пнул Макса в солнечное сплетение!
Соня взвыла, затряслась, глядя, как он сложился пополам и заваливается набок. Боль в животе усилилась и она согнулась точно так же.
- Кепочку уронил, дрогой? - прокукарекал нависший над ним Камиль. Обошёл лежащего на полу Макса, сел на корточки и снял с его запястья часы.
Макс зашевелился. Подтянул колени к груди, перекатился на них и начал подниматься.
- Ничего, - сдавлено выговорил он вставая на ноги, - она дешёвая, примерно, как твой унитаз во рту. Теперь вот Ролексы толкнёшь - нормальные вставишь!
Лысый опять оскалился и уже занёс руку, чтобы ударить Макса, но Каха пролаял что-то отрывисто по-турецки.
Камиль послушался. Опустил руку. И... плюнул Максу в лицо. Мразь!
Моронский даже не дрогнул. Но взгляд! Соня уже видела однажды у него такие глаза. Он его убьёт! Точно. Убьёт! С того света достанет. И убьёт!
Веки отекли, глаза почти не справлялись со своей функцией. Соня отчаянно вглядывалась в лицо Макса, ловя каждое его движение, каждый взмах ресниц. Но он так ни разу и не посмотрел на неё. Он, наверное, ненавидит ее...
- Вот, в гости тебя решил позвать, Мор, - невозмутимо проговорил Каха, выпуская дым. - День рождения у меня.
Он протянул руку к пепельнице, небрежно стряхнул пепел.
- Девочку твою взяли напрокат. Говорят, хорошая девочка. Слишком часто тебя с ней видеть стали. А ты с плохими так долго не кувыркаешься. Камиль имеет огромное желание прокатиться. Да, брат?
Тот не ответил. Только втянул воздух зубами и скосил глаза на Соню.
Макс его убьёт... Точно убьёт.
Лысый заржал, подошёл к Соне и схватил граблей больно волосы на макушке. Поднял, развернул и перебросил животом через подлокотник дивана.
Соня не пикнула, только плотнее сжала зубы и ноги и уже не сопротивлялась. А что толку?
Камиль смачно харкнул себе на ладони, растер, так, будто он дрова рубить собирается, и ухватил этими грязными руками Соню за пояс джинсов.
- Смотри, сейчас драть буду твою суку! - дёрнул ткань на себя. Что-то треснуло, но штаны не поддались. Плотно сидели, оказавшись неожиданно сильнее «дрателя». Тогда грязные противные лапы заползли наверх под толстовку. Холодные, влажные пальцы коснулись кожи и Соню передернуло, она едва не подавилась отвращением...
- Каха, давай заканчивай глодать кости моего уважения! - раздался позади ледяной голос и она была даже рада, что не видит сейчас Макса. - К тому же, мы оба знаем, что телки переговорам только мешают. Скажи своему утырку-брату, чтобы руки свои поганые от девочки убрал...