- По-моему даже чересчур, - тихо буркнула Соня под нос. Но Анна услышала и опять засмеялась.
- Дорогая, ты мне нравишься! - Анна протянула Соне бокал с освежающим коктейлем и задела его край своим.
- А как его в искусство занесло? - спросила Соня.
- На сто восемьдесят, да! - восхитилась миссис Моронски, поправляя широкие полы шикарной чёрной шляпы на седовласой голове. - Натура такая! Весь в меня! - И опять засмеялась. - Сказал, что не видит себя в профессиональном спорте. На самом деле, - она наклонилась к Соне поближе и снизила голос, - он просто осознал свою привлекательность и начал ею пользоваться. Я сначала переживала, что его может затянуть в какой-нибудь эскорт для старых американских кошёлок, но он вовремя вырулил.
Она подмигнула Соне и тонкими пальцами унизанными дорогими кольцами сняла солнечные очки, откинулась на спинку и замолчала.
Соне стало интересно, это врожденные качества или приобретенные и можно ли этому научиться?
- А сколько вы женаты с папой Макса? - несмело проговорила она, и добавила: - И как вам удалось сохранить не просто отношения, но и чувства?
В том, что на седьмом десятке жизни и после стольких лет брака эти двое умудрились сохранить огонь любви не приходилось сомневаться, это было видно...
Анна усмехнулась.
- Тридцать пять лет вместе. Я бы могла книгу написать про успешный брак, но она бы состояла всего из одной фразы: «я не знаю»! Люди вокруг нас, Соня, менялись. Приходили, уходили, исчезали. Многие даже не запомнились. И только мы, по какой-то необъяснимой причине, вопреки закону природы остаемся вместе. Хотя, бывало, что балансировали на грани. А чувства... Вот тут скрыта логическая ошибка всех, кто считает, что чувства могут умереть. В живом организме химические реакции происходят непрерывно. Любовь - это та же химическая реакция. Если изначально для химии есть подходящие элементы и среда - будет и реакция. Отношения же - это серьёзная работа. И на девяносто девять процентов она женская! А когда твой «шеф» - Моронский, готовься гореть на ней круглосуточно.
Вот это последнее замечание было в точку. И она не могла не спросить:
- Вы счастливы?
- Я? Каждый день! - без тени сомнения ответила Моронская.
- Ну... - Соня смутилась, соображая, не будет ли слишком самонадеянно и глупо звучать просьба? Хотя, чего уж теряться... - Может, тогда дадите совет новобранцам? - ей, вдруг захотелось окунуться с головой в прохладную гладь бассейна.
- Совет... - Анна сделалась серьезной. - Я не уверена, что имею право давать советы. Это как раз тот случай когда жизнь с таким мужчиной, как Моронский одновременно и привлекательна и, что называется «не позавидуешь». Но, поскольку деваться тебе все равно некуда... Как жена Моронского, я бы пожелала тебе терпения. Как мать Моронского - смирения. Будь послушной, девочка, не спорь, он счастлив только, когда обладает. Но, как женщина я бы сказала: никогда не отдавай себя полностью, не растворяйся. Пусть у него всегда будет ощущение, что ты можешь упорхнуть в любой момент. Всегда рядом, но чуть в стороне. Покорность, приправленная легкой недоступностью - десерт для его демона. Усыпляй его бдительность сладким каждый день. Но смотри, не переборщи, а то врата ада слипнутся!
И Анна снова звонко засмеялась, отчего оба Моронских отвлеклись от игры в гольф и повернули в их сторону головы.
- Танкер терпения, немного любви и травки… - задумчиво проговорила мама Макса и помахала ручкой своим мужчинам, потом повернулась к Соне: - Предложение же не делал? - почти шёпотом спросила она, но так, будто знала ответ и просто хотела лишний раз убедиться в своей проницательности.
- Нет..
- И не сделает! - весело отмахнулась идеальным маникюром Анна и снова откинулась в шезлонге.
Соня потупилась и ощутила неприятный укол в груди. Ну, спасибо! Всегда мечтала услышать это от мамы своего парня! Прям в десяточку. Помнится, Клара Абрамовна тоже на что-то подобное намекала в первый же день их знакомства...
Анна заметила похмурневшее лицо Сони и затараторила:
- О, дорогая! Ты не так меня поняла. Ему нет необходимости делать тебе предложение, поскольку ему не нужно твоё согласие. Он уже все решил...
Анна поднялась с шезлонга. Повернулась всем корпусом к млеющей в тени зонтика Соне и, поправляя на бёдрах парео, задала неожиданный вопрос:
- Твой паспорт у него?
- Д... да, - запнулась Соня и вспомнила, что за неделю до отъезда он забрал все ее документы, якобы, чтобы решить вопросы с визой. И больше она их не видела. А дальше - зефир в голове. Все так стремительно развивалось. Самолёт. Первый класс. Шампанское на борту. Ее рука в его ладони, его пальцы в волосах. Жар его тела рядом, запах табака и мяты. И то, как в последние две недели странные, задумчивые взгляды сменялись пылким желанием в его глазах... И сама Соня чувствовала себя странно. Непривычно. Больше не нужно было никуда бежать, боязнь быть использованной и выброшенной больше не трепала душу. Какой паспорт? Она забыла, как ее зовут!
- Попроси у него при случае свой паспорт, - она подмигнула, подхватила со столика пустые бокалы из-под коктейлей и танцующей походкой направилась к дому. - Ну и жара...
Никакого особого плана в голове не было. Но розовый зефир, поразивший некоторые участки серого вещества, начал подтаивать. Она плохо представляла себе, что собирается делать, но фраза Анны про паспорт засела в мозгу занозой. Соня попыталась вспомнить, когда в последний раз Макс называл ее по фамилии. И не смогла. Уже не смутные, а вполне конкретные подозрения во всю хозяйничали в трезвеющем сознании. Да нет, не может быть этого! Просто не может быть! Он, конечно, тот ещё тип, но не настолько же!
Моронские оставили гольф в покое и переключились на содержимое гаража. Соня попробовала понизить градус кипения окунувшись в прохладную воду. Не помогло. Поэтому, пока старший показывал младшему за какой такой майбах он переплатил пятьдесят кусков сверху, Соня подхватила с лежака полотенце, наскоро завернувшись в него, понеслась наверх, в их комнату.
Дорожная сумка, в которую, как ей казалось, Макс убирал документы, лежала на полу в гардеробной. Соня, как была в мокром полотенце, упала перед ней на колени и, ломая ногти на трясущихся пальцах, принялась воевать с молниями карманов и отделений. Пусто! Заглянула внутрь. Пошарила руками по дну. Пошла по второму кругу... Вспомнила, что на Максе ещё была небольшая сумочка LV. Нашла ее на полке. Подумала ещё полсекунды, не слишком ли много на себя берет, запуская бесстыжие пальцы в кармашки… но было уже поздно. Она кое-что нащупала. Не то, что искала. А гораздо хуже…
- Я надеюсь, ты там совесть свою ищешь? - раздался сверху голос.
От неожиданности она вздрогнула всем телом. С трудом подавляя рвущийся наружу вопль, Соня отдернула руки от сумки, как от капкана, чуть не схватилась за сердце, которое ухнуло вниз. Делать вид, что она шла-шла и упала, случайно оказавшись в сумке по локоть, Соня сочла лишним. Медленно подняла взгляд на Макса. Он стоял, подперев плечом косяк двери гардеробной и играл желваками. Вытащил руки из карманов шорт, поднял ее за плечи и, не говоря ни слова, отстранил в строну. Сам сел на корточки перед сейфом. Набрал код на замке, открыл дверцу и достал... паспорт.
- Это искала?
Соня сделала рваный вдох и поджала губы.
- Ну, чего застыла? - он протянул ей книжечку. - Бери!
Момент истины. Сейчас Соня либо убедится в своей неадекватности, либо лишний раз в том, что связалась с абсолютно ненормальным типом! Она несмело протянула руку, стараясь не выдать волнения. Уже взялась за уголок, но Макс не выпустил документ. Притянул ее за полотенце к себе.
- Отцу в свое время пришлось доставать дефицитные шведские стенки для работниц загса и паспортного стола. - Проговорил он, выжигая взглядом на ее коже узоры. - Мне это обошлось чуть дороже.
Соня не знала, с чем бы сейчас охотнее смирилась: с тяжёлой степенью параноидальной шизофрении или с тем, что теперь является женой абсолютно ненормального типа.
Моронская. Софья. Павловна.
Горло, точно тисками сдавил болезненный спазм, предвещая возможное начало истерики.
- Самое интересное во всем этом... - невозмутимо заговорил Макс, убирая паспорт обратно в сейф, совершенно игнорируя бледность опешившей Сони, - что я уже две недели пялю свою жену в тайне от тебя. Прикольное чувство, надо сказать.