Он слушал что-то в телефоне и тоже разглядывал Соню. Медленно поднимал взгляд снизу вверх, скользил по ногам, будто просвечивал насквозь одежду, ощупывал силуэт девушки. Когда он поднял взгляд выше, задержался на ее лице, Соня опустила голову и уставилась на кроссовки. Невозможно было выдерживать его пристальный взгляд дольше нескольких секунд.
- Да, спасибо, - услышала она голос Моронского снова, - я знал, что мы поймём друг друга. Единственная просьба... мне не нужна огласка. Можно сделать это так, чтобы ни мое имя ни мой ресторан не фигурировали? Даже не упоминались!
Он опять замолчал. Походил. Сунул руку в задний карман. Достал чёрную плоскую коробочку, зубами вытянул из неё сигарету.
- Спасибо, не сомневаюсь. Доброй ночи.
Он облокотился на байк, подкурил, глубоко затянулся сразу шумно выдохнул.
- Проблемы? - тихо пискнула Соня.
Он коротко мотнул головой, сжал челюсть.
- Не важно. Иди сюда, - твёрдо, властно сказал Макс.
Соня поежилась. Но подошла. А был выбор?
Зажав сигарету в зубах, Моронский поднырнул руками ей под край футболки и по-хозяйски начал там шарить. Скользнул за спину, ловко расстегнул лифчик, грубо смял грудь ладонями. Одну руку вытащил, чтобы перехватить пальцами сигарету. Другой продолжил рыскать за пазухой у Сони. Грубо, дерзко, как у продажной девки.
И Соне бы задуматься, почему ей это нравится, но...
- Почему «Ришелье»? - спросила она, чувствуя, как сознание ускользает. Может, если говорить о чём-то интеллектуальном, оно как-то замедлит своё бегство?
- В детстве запоем читал. - Макс бросил сигарету и затоптал. Юркнул пальцами за пояс ее джинсов, провёл вдоль, забираясь глубже. - Уже тогда он казался мне самым адекватным из всех персонажей. Государственник, которому всю жизнь мотали нервы четыре алкоголика, дегенерат в короне и три проститутки, - все это он сказал, расстёгивая на Соне штаны и стягивая их с бёдер. Вместе с трусами.
- Он всю жизнь безответно любил Анну! - выдохнула Соня, когда Моронский резко развернул ее и нагнул над корпусом байка.
- Единственный его минус! - он покрыл поцелуями ее ягодицы.
А потом Соня услышала, как вжикнула молния на брюках Макса. Тяжёлая лапа Моронского опустилась Соне на поясницу и придавила к холодной коже сидения. Лапа скомкала край толстовки и футболки и одним движением задрала их до лопаток. Пятерня медленно поползла вниз вдоль голой Сониной спины туда, где она расходилась. Джинсы съехали до колен.
Она обязательно бы спросила себя, почему ведёт себя так, почему позволяет ему вести себя так с собой. Если бы не большой палец Моронского, проникший между ее складками, размазывающий обильно проступившую влагу.
- Люто мокрая Соня, - шепнул он, наклонившись к Сониному уху, - очень хорошо тебя понимаю. - Он прикусил мочку ее уха. - Тоже хочу тебя люто!
Она почувствовала у самого входа горячую, гладкую головку. Макс медленно водил ею вверх-вниз по губам, скользя от клитора до попки и обратно, с каждым движением усиливая нажим. Соня заерзала в нетерпении. Макс несколько раз пошлепал ее по попе членом, снова скользнул к входу.
- Ну, ты бомбовая! - хрипло отвесил комплимент и вошёл, заполнив ее полностью.
Соня сжалась там. Выгнулась, подставляясь задом, как кошка. И заскулила, когда Моронский начал двигаться. Медленно и глубоко, задерживаясь внутри.
Левой рукой Макс схватился за ее грудь. Теребил поочерёдно соски. Правую спереди опустил ей на лобок, пальцами нащупал розовую горошинку клитора и начал ласкать, кружить кончиками пальцев, толкаясь в Соню сзади. То грубо и резко, то нежно и медленно.
Соня готова была раствориться в ощущениях, улететь, разлететься, но он удерживал ее на грани, не давал соскользнуть. Мучил. Изводил. Он будто предвидел тот момент и всякий раз останавливался у входа, продолжая ласкать рукой киску.
- Нам хорошо, потому что мы очень плохо себя ведём... Соня.
Джинсы, спущенные до колен мешали развести шире ноги. А ей хотелось их развести, чтобы лучше чувствовать, глубже впускать в себя его. Ей не хватало. Хотелось, чтобы он сильнее, глубже врезался в неё.
Поэтому, Соня начала нетерпеливо двигаться назад, навстречу бёдрам Моронского, потеряв всякий стыд. Ничто больше не было так важно, как то, что она ощущала между ног. Первобытное. Животное. Инстинктивное желание покориться сильному властному самцу. Принадлежать. Сдаться. Поддаться. Прогнуться.
Отдаться...
- Я знаю, что ты кайфуешь! Тебе нравится, когда я беру тебя так. Не спросив, - рычал сзади Макс. - Я же говорил. Зачем ты бегала от меня так долго? Соня...
Он шумно выдохнул ее имя туда, где прорезались крылья, обхватил руками ее голые бёдра и сам стал натягивать ее на себя. Сонины ягодицы со шлепком бились о его мощные бедра. И ей хотелось кричать, вопить, но она боялась - вдруг кто услышит.
- Дай мне руки! - приказал Моронский.
Макс сцепил ее запястья своими ладонями в замок над ее поясницей, как наручниками, и ускорился еще. Ее болтало и бросало над сидением байка вперёд и назад. Грудью и животом по кожаной обивке. Грязно. Запретно. Горячо.
- Бомбита моя! - сквозь сжатые челюсти выдавил Макс. - Видела бы нас сейчас твоя мама! Видела бы она тебя... - он продолжал неистово вдалбливаться в нее.
Макс отпустил ее руки, прильнул к ее спине, накрыл ладонями ее грудь, сжал. Соня почувствовала укус сзади на шее. Больно. Но внутри острой стрелой прошило от низа живота до того места, где смыкались на коже зубы зверя.
- Ты не киса совсем, Соня. Ты тигрица дикая. Только маленькая ещё. Я тебя выращу. Воспитаю правильно... - бормотал он ей в затылок между укусами и толчками. - Давай! Кончай! Отпусти себя!
Он сильно двинулся в неё. Замер. Отстранился мучительно медленно. Снова резко толкнулся вперёд до конца, растягивая ее в длину до самой души. И Соня вспыхнула внутри. Светом тысячи солнц. Сжалась, распрямилась, выгнулась. Закричала, не узнав себя. Разлетелась эхом над миром.
- Тихо, тихо, не шуми, маму разбудишь - прошептал Макс и быстро вышел, не дав Соне докайфовать, не дождавшись, когда закончатся все ее спазмы. - Мы же не хотим испачкать новые трусики?
Он быстро поднял ее и развернул к себе.
- Давай ротиком, - неожиданно ласково произнёс зверь, - я быстро.
Горячий, влажный, очень твёрдый он вошёл в ее рот, направляя ладонью ее голову на себя. Всего два глубоких толчка в горло и он выстрелил, притянул и сильно прижал ее к бёдрам за волосы.
Отпустил ровно за секунду до потери сознания. Быстро и легко подхватил ее за талию, опустил на сидение, прижав ее голову к своей груди. А Соня хватала ртом воздух с запахом их безумия, ощущая во рту терпкий вкус... той самой жизни.
Макс гладил ее по волосам и спине и что-то шептал. Но она не слышала. Он закрыл ее ухо своей щекой. А она так хотела слышать, что он шепчет...
- Моронский, что у нас с тобой? - выпалила Соня, когда отдышалась. Выпалила и пожалела, что никакой кирпич не прилетел ей в голову секундой раньше.
Макс застегнул ширинку. Потом оторвал ее голую попу от сидения, поставил на ноги, заботливо натянул на неё трусы, потом джинсы, как будто она была маленькая девочка. Залез под толстовку, мастерски застегнул лифчик.
Да, паузы он держать умел и любил.
- В смысле, между нами, ты имела ввиду? - наконец, заговорил он.
- Да.
- Секс, - уверенно ответил Моронский. - Самый охуительный секс в мире, Соня!
И поцеловал в губы. Нежно.
Вот дура! Сделала подкоп во вражеский тыл? Получи! Идиотка. Сама всю жизнь презирала баб, которые лезут к мужикам с разговорами «о нас» сразу после секса. А чего она хотела? Это ж и так понятно было.
«Ну, хорошо, Моронский! Секс - так секс.»
***
Улетим вместе в бесконечность
С тобой летать так безупречно, мм
Границы очерчены, о
Дороги указаны
Но мы с тобою навеки венчаны
Но мы тобою крепко связаны
Улетим вместе в бесконечность
С тобой летать так безупречно
Безупречно
Passmurny «Улетим»
Они зашли в лифт. Встали друг напротив друга. Он молчал. Она молчала. Что-то происходило между ними незримое. Какие-то волны вибрировали. Или резкий выброс химии. Он смотрел на неё. Она смотрела на него. Старалась изо всех сил не отводить глаз. Гордо вздернула подбородок, а внутренне вся тряслась, как осиновый лист.