Соня застыла, не зная, что сказать. Стояла с открытым ртом и тупила.
- Ясно, ладно, - вздохнул и протянул ей чашку с ароматным напитком, - показывай, что тут у тебя? Должно быть, что-то очень важное?
- Тосты с гуакамоле и яйцом-пашот, - промямлила Соня. - Я не знаю, что ты любишь на завтрак.
Моронский сделал кофе себе тоже и, наконец, посмотрел на результаты ее кулинарных стараний. Цапнул один с тарелки и крупно куснул.
- Это не тосты. Это гренки, - с набитым ртом проговорил Моронский, - и гуакамоле с рикоттой не катит, - он откусил ещё кусок, прожевал, - либо сыр, либо гуакамоле. Или поострее сыр надо, Горгондзолу, например, чтобы вкус не смешивался, контрастировал.
Раскритиковал в пух и прах, однако, схватил ещё один тост... то есть, гренку и тоже слопал ее в два укуса.
У Сони что-то пропал аппетит. Она вяло прожевала свой кусок и проворчала:
- Ну, извините, господин ресторатор, я не шеф-повар «Ришелье», чтобы разбираться в таких тонкостях, а всего лишь «охуительная телка»!
Сказала и бедром в сторону качнула, как в румбе.
- Да, и только поэтому я это ем! - он проглотил и хищно облизнулся, заметив движение, которое Соня сделала бёдрами.
Соня насупилась. Как можно быть таким невозмутимым и возмутительным типом одновременно?!
Макс открыл холодильник, достал из него синюю бутылку, налил из неё в два пузатых фужера на тонких высоких ножках. Один протянул Соне со словами:
- Не дуйся. У тебя тоже съедобно получилось.
- Спасибо, - на автомате поблагодарила Соня и сама не поняла, то ли за воду, то ли за «комплимент».
Снизошёл, называется.
Макс цедил минералку из бокала и буравил ее взглядом. Осмотрел ее сверху вниз, заглянул куда-то назад. Соня рефлекторно оттянула спереди край футболки вниз и скрестила голые ноги. Сердце ускорилось, дыхание участилось, стало жарко, а по спине пробежал озноб. Это когда-нибудь закончится? Или хотя бы будет менее горячо?
Он допил воду, поставил пустой бокал на столешницу бара, забрал у Сони ее бокал. Потом схватил за футболку и потянул на себя. И, прежде чем врезаться в его мощную грудь, Соня успела заметить, как сильно вздыбилась спереди ткань его шортов.
- Меня заводит твой острый язычок, - Моронский задрал футболку и втянул в рот правый ее сосок. Обхватил грудь ладонью и всосал левый. Затем зарылся лицом в ложбинку и простонал что-то среднее между «сссука» и «сссоня» - она не разобрала.
Сердце неслось куда-то, запинаясь и падая. Между ног пульсировало. Голова... покинула чат.
Макс подцепил края Сониных трусов и дёрнул вниз. Потом так же резко, быстро подхватил ее под бёдра и усадил на бар, стянув со щиколоток белье. Развёл широко её бедра, встал между ними и припал ртом к промежности. Соня, опираясь на локти, смотрела, что он там творит, прикрыв глаза. Он лизал ее жадно, проникал внутрь и втягивал плоть в рот, прикусывал даже и играл языком с чувствительным бугорком. Жмурился и облизывал губы.
«Как кот сметану...» - подумалось ей.
- Этот завтрак тебе нравится больше? - выдохнула Соня сквозь дрожь.
Макс оторвался от неё, поднял взгляд, глаза вспыхнули. Рукой он нашарил на баре ее бокал с недопитой водой, поднял его на Соней и плеснул прямо на распахнутую промежность. От неожиданности и контраста температур Соня громко охнула. А Макс снова припал к киске, втягивая ее сок в себя вместе со струйками воды.
Соня откинулась назад, сдавшись на волю ощущениям, готовая вот-вот взорваться, но Моронский резко отстранился. Стащил с бёдер шорты, освобождая торчащий колом член. Мгновенно приблизил своё лицо к Сониному и проник двумя пальцами в киску.
- Смотри на меня, - сказал он, кусая губу, - нравится? С этого я хочу начинать день.
Он вытащил пальцы, стянул ее с бара ниже навстречу своим бёдрам и резко вошёл. Край столешницы больно врезался в лопатки, но Соня, как будто, не замечала этого. Она была заполнена и растянута, и это было важнее всего остального.
Держаться, правда, было не за что и она обхватила запястья Макса, который сжимал ее бедра в руках, натягивая на себя сильнее.
Закинув ее ноги себе на плечи, он начал трахать ее ритмично, не быстро, не медленно, а в такт с секундной стрелкой на часах. Сильно, жестко, размеренно. Ни на мгновение не сбиваясь с темпа. Соня билась и ерзала спиной о столешницу и молила, чтобы он ничего не менял. Вот так! Ещё! Да! Не останавливайся! Прошу! Да!
И только по его рыку поняла, что выкрикивала все это вслух.
Они кончили вместе, сотрясаясь в конвульсиях и дыша друг другу в губы.
- Ты точно предохраняешься? - спросил Макс, задыхаясь, когда спазмы ее стали слабее. - Накачал тебя до краев...
- Не переживай, ты не тот, от кого я бы хотела рожать детей!
Он резко вскинул голову и Соне показалось, что зрачки его полностью заполнили и без того тёмную радужку глаз. Ещё раз толкнувшись в неё, он резко вышел и сказал сквозь зубы:
- Ты сама ещё от соски не далеко ушла, какая из тебя мать, - и впился в ее губу зубами, - пошли в душ и поехали! Много дел!
Что это было сейчас? От сОски? В каком смысле?
Он опустил ее на пол и потащил за собой в сторону ванной комнаты на первом этаже. А Соня уставилась ему в спину. В татуировку с двумя скрещёнными мечами.
Да, Моронский, один-один! Ничья!
Или нет?
Глава 30 (часть 2)
- Эти берём. Эти, с вышивкой себе оставь. Ещё такие же, только аквамарин и ботильоны тоже пакуй, - чеканил указания Моронский, сидя на мягком кожаном диване в салоне обуви.
Соня таких туфель никогда раньше не видела и брендов таких даже не знала. Это даже не обувь, это Теслы какие-то! Она даже заглянула через плечо, приподняв острый каблук, проверяя, нет ли там usb-разъёма. Изящные лодочки от Taro Ishida на убийственно высоких шпильках с носком, инкрустированным полудрагоценными камнями? На ногах у Сони? Она пыталась придумать, куда в таких ходить. А главное - как? В них она была одного с Моронским роста. Даже, казалось, выше. И боялась шаг в них ступить, просто стояла и переминалась с ноги на ногу, тыкая острыми каблуками в высокий ворс ковра.
- Здесь использована самая дорогая кожа, - тихо ворковал фальцетом жеманный парень-консультант и глаза его горели в предвкушении крупной выручки. - Бренд использует очень сложное окрашивание, это гарантирует, что цвет со временем не поблекнет и будет радовать вас очень долго.
Он часто-часто поморгал подкрученными ресничками и сцепил в замок тонкие, ухоженные пальцы.
Больше двухсот тысяч рублей за пару? Моронский с ума сошёл? У Сони закружилась голова и она побоялась, что упадёт с высоты обувного Олимпа, расквасив некрасиво свой плебейский нос.
- Макс. Послушай... - голос не слушался и дрожал, - мне все это не надо...
Она коротко глянула на консультанта, который вдруг начал потеть и заметно нервничать.
- Пожалуйста, давай уйдём! - прошептала она. - К этим туфлям нужен другой человек. Не я.
- Согласен, - Макс перестал лениво листать журнал и поднял взгляд на Соню. - К ним нужна осознающая свой статус Соня. Но это дело времени. Поэтому, - он перевёл взгляд на консультанта, - мы их берём, упакуйте.
Статус? А какой у неё статус? Статус чего? Предприятия? Гражданина? Социальных сетей? Ее самооценка перестала ей принадлежать? Теперь он, что ли, собирается решать кто она и чего стоит?
Соня подняла глаза к потолку, шумно выдула воздух на лоб и прижала ладони к пылающим щекам. Ей все это жутко не нравилось. Ее напрягали посторонние взгляды. Ее даже присутствие охранников напрягало. Она потела так же, как консультант, но в отличие от него, не от радостного возбуждения, а от неловкости и раздражения.
Ну, она ж понимала, как это выглядит со стороны. В любом магазине, в котором они побывали, на неё смотрели, как на тёлку, что вдруг, обзавелась состоятельным папиком. Перед ней лебезили, кланялись, пресмыкались, но холодные взгляды осуждающе шипели: «насосала, сучка»! Усугублялось все тем, что вопреки стереотипу, «папик» был молод, красив и весьма подтянут. На Макса смотрели с обожанием и рабским подобострастием. На неё - зло, завистливо и даже с некоторым недоумением. Этот консультант - первый, в ком она не заметила осуждения и оценивания. Может, потому, что он гей? Он лишь украдкой еле-слышно вздыхал, когда посматривал на Макса.