— Ты не мог бы одеться? Не хотелось бы смотреть на твою бледную задницу, — сказал я.
Шон рассмеялся:
— Точняк. Просто не хотел заставлять тебя ждать. Входи, Флинн.
Я вошел в захламленное жилище, обходя кучи одежды и другого дерьма на полу. Шон жил в квартире-студии, а значит, все его жилище состояло буквально из одной комнаты, причем, довольно маленькой.
— Цена проживания в центре города, — сказал он, заметив, как я осмотрел все вокруг. — Но, на самом деле, я живу над очень хорошим китайским ресторанчиком, где можно заказывать еду на вынос, так что это того стоит.
— Шон, ты когда-нибудь приводишь сюда девушек?
— Иногда. — Он пожал плечами, схватив с пола черную футболку с логотипом «Jameson Irish Whiskey». Быстро понюхал ее, и, видимо, посчитав вполне пригодной, натянул через голову.
— Однако, я неплохо убираюсь, дело доходит до этого.
— Чертовски на это надеюсь. Это место мгновенно портит настроение, — сказал я, прогуливаясь по жилому пространству. И, черт возьми, чуть не вляпался в коробку из-под пиццы.
— Твою мать, ты — грязный ублюдок. Чувак, имей хоть каплю самоуважения.
— Ну, это был сегодняшний ужин, я как раз собирался выбросить ее, — сказал он, подскочив и схватив коробку.
Он надел темные джинсы, разорванные на коленях, затем быстро прошел, прихватив коробку из-под пиццы с пола, и закинул ее в уже переполненное мусорное ведро. Пол вокруг туалета устилали бумаги и пивные банки, на что я только покачал головой. Этот парень был гребаной свиньей.
Я презрительно посмотрел на двухместный диван, прежде чем решился рискнуть и сесть на него. Из того, что я смог заметить, не было похоже, что на подушках было что-то слишком сомнительное. Я просто мысленно сделал пометку, бросить одежду в стиральную машину, когда вернусь домой. Или, пожалуй, прямо в мусоросжигатель.
На экране телевизора была какая-то видеоигра, наполненная взрывами и бегающими вооруженными людьми. Она все еще работала без него.
— IrishBloke, ты там? Ты нужен нам, чувак, — позвал голос из телевизора.
— Позволь мне только сказать парням, что я должен отойти ненадолго, — сказал он, стоя передо мной, и схватил наушники, лежащие на игровой приставке.
Я никогда не понимал популярность видеоигр. Если я хотел испытать насилие и смерть, все, что мне нужно было сделать, это выйти за дверь. Вокруг меня и без того было полно подобного дерьма. Оно витало в воздухе весь день, каждый день. Видеоигры были пустой тратой времени. А миллионы людей посвящали играм долгие часы, но что я знал об этом?
Шон надел гарнитуру и поговорил с ребятами по телевизору, давая им понять, что вернется позже, после чего выключил X-Box и с тупой долбаной ухмылкой на лице переключил внимание на меня.
— Извини, просто немного порубился с товарищами в сетевую игру, — сказал он.
Я пожал плечами:
— У каждого из нас свои увлечения.
— Так, что привело тебя, Флинн? — спросил он, с легкой нервной дрожью в голосе, пробежав рукой по темно-рыжим волосам.
По мере того, как я сидел, не говоря ни слова, я мог видеть, что он нервничал, и его напряжение росло. Я был не из тех, кто на досуге захаживает в гости. Если я хотел пообщаться, то все сводилось к Гиннессу или чистому ирландскому виски. Поэтому, если я показывался на пороге вашего дома, то с уверенностью можно было предположить, что обнаружилось какое-то дерьмо.
— Присаживайся, Шон. Нам нужно поговорить, — сказал я.
Он покраснел, и я увидел, что его нервозность возросла. Прекрасно. Шон вытащил стул из-за барной стойки (я предположил, что там была кухня) и сел. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и облизнул губы.
— О чем, Флинн? Что-то случилось?
— Не совсем, Шон, — сказал я.
Я чувствовал свой пистолет, припрятанный в кобуре, на поясе. Это была тяжелая, но хорошо знакомая и даже приятная ноша. Единственное, к чему я привык за эти годы, что он всегда был со мной, на случай, если понадобится. Но надеюсь, мне не придется им воспользоваться. Шон был всего лишь глупым парнем. Но «крысой»? Я не был уверен. Во всяком случае, пока.
— В чем дело, Флинн? Что-то с синдикатом?
Он выглядел на самом деле растерянным, словно понятия не имел, что случилось, или почему я был здесь, задавая ему вопросы. Было ли это всего лишь игрой? Шон никогда не производил на меня впечатления отличного лжеца, и часто говорил неподходящие вещи в неподходящее время. Он был хорошим парнем, но зачастую бестолковым. Я с трудом верил, что его ложь была просчитана и заранее спланирована. Но с другой стороны, возможно, я просто подыскивал любую причину, чтобы не верить в то, что он был стукачом. Я мысленно напомнил себе, что должен был оставаться беспристрастным и принять любой возможный ответ, чтобы докопаться до истины.
— Шон, я буду говорить с тобой прямо и начистоту. Русские предполагают, что среди нас стукач, — сказал я, внимательно наблюдая за его лицом, ожидая какого-либо сигнала или признака в его поведении, когда говорил эти слова. Его глаза становились больше и испуганнее, он был в шоке, во всяком случае, так казалось. — И мне не нужно объяснять тебе насколько это плохо было бы для нас, не так ли?
— Нет, нет, не нужно, — тихо сказал он, вновь облизнув губы, когда уставился на меня, словно боялся сказать слишком много. Или слишком мало. — Кто… кто это, по-твоему?
Я пожал плечами:
— Если честно, пока не знаю. Поэтому я здесь.
— Почему? Ты думаешь, я могу что-то знать?
Я, опять же, неопределенно пожал плечами. Я больше ничего не говорил. Только пристально смотрел на него и ждал ответа. Время от времени молчание могло быть лучшим твоим другом. Иногда виновный сам выдавал себя, если дать ему время.
Не дождавшись ответа от Шона, я спросил:
— Ты что-то знаешь?
— Черт, мужик, — вставая, сказал он и начал мерить комнату шагами. — Я не знаю, черт возьми. Клянусь, Флинн. Никто не говорил мне ни слова насчет работы на копов. Ты же знаешь, я сказал бы тебе, если бы что-то услышал.
Я хотел верить ему, хотел. Но он запаниковал. Он расхаживал по комнате то вперед, то назад, словно тигр, запертый в клетке, и каждый раз, когда направлялся в сторону двери, я опасался, что он может сбежать. Я встал и подошел к нему, схватив его за плечи. Его глаза были широко раскрытыми, почти безумными, а на лбу выступили капли пота.
— Возьми себя в руки, Шон, — сказал я, немного встряхнув его, чтобы он прекратил бормотать. Теперь он вел себя странно. Слишком странно, как по мне. — Возьми, черт побери, себя в руки. Это серьезное дерьмо, и если ты что-то знаешь или же сам обращался к копам — я должен знать!
Он уставился на меня так, словно был удивлен видеть меня, стоящим здесь:
— Ты думаешь, это я гребаный стукач? За кого ты меня принимаешь? Флинн, я могу быть кем угодно, но не долбаной «крысой».
Он боролся с моей хваткой, пытаясь вырваться из рук. У меня не было иного выбора, как толкнуть и прижать его к стене. Я наклонился ближе и прищурился, пытаясь просто донести до него, насколько серьезным было все это дерьмо.
— Послушай, Шон, если ты не расскажешь мне, мать твою, правду, ты будешь мучиться от боли, ты слышишь меня? Братья, они не церемонятся со стукачами и не позволят тебе умереть быстрой и спокойной смертью. Ты можешь быть нашим братом, но если у нас возникнут какие-то сомнения, то твоя смерть будет гораздо мучительней, чем у некоторых обычных врагов, — прорычал я полным ярости голосом. — Мужик, мы не просто пристрелим тебя и выбросим тело в гребаную реку. Такое для шпаны и отбросов. Если ты гребаная «крыса», мы удостоверимся, чтобы ты, в первую очередь, раскаялся в своем жизненном выборе. Мы, безусловно, точно знаем, как сломать человека. Как заставить его пронзительно кричать и рассказать нам все, что он, черт возьми, знает. Это то, чего ты хочешь, Шон? Мы должны заставить тебя кричать для того, чтобы ты заговорил, а?
— Какое это имеет значение, Флинн? — спросил Шон, и по его щекам потекли слезы. — Какая, нахрен, разница? Я умру в любом случае, неважно, что сделаю или скажу. Очевидно, вы всё итак уже решили.
— Мы пока еще ничего не решили. Ты расскажешь мне, причастен ли ты к этому, Шон?
— Колин назвал меня? — спросил он переходящим в отчаянье голосом. — Это был он?
Его вопрос застал меня врасплох.
— Какая разница, кто назвал твое имя, а?