Мишель Лейтон - Поднимаясь ко мне

Через несколько секунд Кэш встает на ноги и бросается к кровати. Вся сцена кажется мне сюрреалистичной, пока он не пригибается и его лицо не оказывается вровень с моим. Кончики пальцев нежно гладят меня по щеке.

– С тобой все в порядке? – шепчет Кэш.

Его лицо – маска страдания. Я вижу, что его пожирает чувство вины. Он думает, что виноват во всем.

– Теперь да.

Кэш на миг закрывает глаза, а когда открывает вновь, я вижу в них всю его душу.

– О боже мой, Оливия, я не знал… я думал… Если бы с тобой что-нибудь случилось…

– Со мной все хорошо, – говорю я, точно не зная, так ли это на самом деле; просто чувствую потребность утешить Кэша, умерить его душевную боль.

И тут явственно вижу, что к нему возвращается способность рассуждать и подталкивает к действию.

– Надо забрать тебя отсюда.

Я понимаю, что он прав, и чувствую, как воздействие зелья уменьшается с каждой минутой, но все равно сомневаюсь, что смогу идти.

– Поможешь мне встать?

На лбу Кэша залегает складка.

– Помочь тебе встать? – переспрашивает он так, будто убит этой просьбой.

Я теряюсь, но Кэш не дает мне времени на разговоры. Вместо слов он подсовывает под меня руки и поднимает.

Как будто мне дали успокоительного или чего-то в том же роде, близость Кэша производит на меня немедленное и радикальное воздействие. Чувство такое, будто я рассыпаюсь на части и парю, танцую и плачу, живу и умираю. Завернуться в него, утонуть в руках этого плохого парня, раствориться в его прекрасном сердце – это мой мир.

Каким-то образом, сама проглядела, но я влюбилась, и влюбилась сильно.

В своего душевного друга. Единственного на всю жизнь. В моего героя.

Внезапно я поняла, что никогда никакой плохой парень не разбивал мне сердце. Я не была раздавлена предательством, обманута пустой игрой. Я ни одного из них не любила настолько, чтобы они могли принести мне реальный вред, причинить боль надолго. Слегка уязвленная гордость, глупые сердечные страдания да пара щелчков по самолюбию, но все это – детские игрушки в сравнении с тем, что могла сделать со мной утрата Кэша.

Какой урок извлекла я из своих ошибок в людях? А вот он: доверие не приходит сразу. Я обвиняла в своих проблемах мужчин, которые встречались мне в жизни. Все несчастья в любви я записывала на счет плохих парней, которые гоняются за каждой юбкой, когда на самом деле все ошибки совершала сама. Я подсознательно выбирала таких мужчин, которые докажут мне, что на плохих парней не стоит тратить время, а не тех, которые показали бы мне мою собственную ограниченность, вывели бы из подсознания мои страхи. Это был удобный способ уйти от реальных проблем, пока не появился Кэш. Кэш сломал все, нарушил все мои правила. Он не дает мне повода убегать. Наоборот, дает все основания остаться. И все, что от меня требуется, – набраться храбрости и сделать это, рискнуть и попробовать, хотя я могу получить очередной урок. Кэш предлагает мне нечто такое, во что можно вложиться, а от меня требуется только одно – доверие.

На этот раз настоящее.

Но могу ли я совершить отчаянный прыжок? Способна ли сказать ему: «Я тебя люблю», – когда смерть не стучится в дверь? Когда нам не грозит катастрофа? Могу ли я распахнуть перед ним сердце и стать уязвимой?

За какое-то мгновение между двумя ударами пульса, притом что Кэш смотрел мне в глаза, я умудрилась завести свой одурманенный рассудок в лабиринт сомнений и неуверенности. С легкой благодарной улыбкой кладу голову ему на плечо, и он несет меня из комнаты. Время для размышлений и выводов мы найдем позже.

Надеюсь.

Чувствую прикосновение губ Кэша к своим волосам, слышу тихий вздох, вырывающийся из его груди, и он лихо разворачивается, чтобы вынести меня наружу. Три длинных, мощных шага – и Кэш уже у двери, а в следующий миг – в коридоре. У ближайшего дверного проема Кэш на секунду останавливается и заглядывает внутрь, то же – у следующего. В комнатах пусто. Кэш прижимается спиной к стене и крадется вдоль нее к свету в конце короткого прохода.

Из-за угла появляется Гевин, я тихонько вскрикиваю от неожиданности. Лицо у него, как у Кэша, исполосовано краской, отчего голубые глаза кажутся непомерно большими. Хотя это не те сияющие, сексуальные голубые глаза, которые я привыкла видеть. Они холодны, серьезны и… грозны. Как будто за знакомым лицом мне вдруг открылась совершенно другая личность.

– Она в порядке? – спрашивает Гевин у Кэша и кивает головой на меня.

– Думаю, да. Я все проверю, когда привезу ее домой.

– Это будет скоро. Мне только надо… кое-что тут подчистить.

Не говоря больше ни слова, Гевин заходит в комнату справа от меня, берет за руки лежащего на полу человека и тащит его в коридор. Кэш идет вперед, его цель – входная дверь. Я слежу за Гевином через плечо Кэша.

Гевин дотаскивает своего пациента в отключке до гостиной, где нет никакой мебели, кроме старого коричневого дивана, и прибавляет это тело к рядку уже лежащих на полу. Они уложены плечом к плечу, лицом вниз, словно погибшие на переднем крае. При мысли о том, какая участь им уготована, меня пробирает дрожь. В этот момент я понимаю, что, несмотря на всю свою к ним враждебность – ведь они похитили меня и удерживали силой, – я совсем не хочу знать, что с ними будет. Появляется ощущение, что мне лучше просто не иметь об этом представления.

Выйдя из дома, Кэш останавливается на крыльце и смотрит по сторонам. Обнаружив искомый объект, он выходит на улицу и припускает по ней со скоростью, удивительной даже для его длинных ног. Вот показывается «хаммер» Гевина, и тут же раздается писк сигнализации – мы можем сесть в машину, не доставая ключей. Кэш быстро открывает дверцу со стороны пассажира, усаживает меня и пристегивает ремнем безопасности с такой сокрушительной нежностью, что у меня разрывается сердце.

Он поднимает голову и смотрит мне в глаза – выглядит усталым, но довольным и криво усмехается.

– Отдыхай, малышка. Ты в безопасности.

Мазнув губами по моим губам, Кэш закрывает дверь, а я засыпаю еще до того, как он успевает сесть за руль.

В раздражении хватаюсь за руль и сжимаю его несколько крепче, чем нужно.

«Ты говорил как баба!»

Едем довольно долго, напряжение постепенно спадает, и все мои мысли обращаются к Оливии. Могу поспорить, я бросал взгляд на ее лицо раз тридцать за поездку. Может, больше. Просто обычно так говорят.

Просто она такая прелестная, и смотреть на нее… хочется, и все тут. Я, конечно, отказывался даже в мыслях допускать, что могу не вытащить ее из этой заварухи, но где-то в глубине души сомнения оставались. Теперь же я разрываюсь между двумя мыслями: какое счастье, что с ней все в порядке, и «я не должен допустить, чтобы подобное случилось впредь».

Сегодня мы сделали первый шаг к этому. Благодаря видеозаписи Нэша выторговали время. Гевин устранил угрозы нижнего уровня и оставил весьма внятное послание, хотя это было опасно. Теперь пора тряхнуть крупную дичь и сделать так, чтобы больше никто и никогда даже не думал покушаться на Оливию, если только они сами не хотят нарваться на серьезные неприятности.

Я все еще надеюсь, что второе объявление, которое я дал, сработает и у меня появится новый козырь в игре, второй туз из отцовского рукава. Если нет, придется использовать то, что есть, пока план не будет доведен до конца. Теперь Оливии ничто не грозит, и я могу лучше сконцентрироваться.

Мысль о ней заставляет меня скосить глаза на пассажирское сиденье. Оливия мирно спит. Пальцы так и тянутся погладить ее кожу, но я отдергиваю руку. Не хочу будить.

Но, черт возьми, мне хочется до нее дотронуться!

Это как наваждение – чувство, что мне необходимо прикоснуться к ней, чтобы удостовериться, что она действительно со мной и с ней все в порядке. Какая глупость.

«Боже правый! Однажды я проснусь и обнаружу у себя месячные, если это дерьмо не прекратится!»

А дело в том, что я не знаю, как это остановить. Я никогда не хотел чувствовать такое по отношению к женщине. Даже сейчас не уверен, хочу ли. Но сомневаюсь я и в том, есть ли у меня выбор. Такое ощущение, что Оливия навела на меня чары, одурманила приворотным зельем. Мне не нравится чувствовать себя таким беспомощным, преданным… эмоциональным. Я никогда не хотел потерять себя вот так, раствориться в женщине.

Никогда.

Решительно сжав зубы, заставляю себя смотреть вперед, на дорогу. А не на Оливию.