Скомкав ночнушку, Ник бросил ее на журнальный столик и поднялся наверх. Надо покончить с этим наваждением. Избавиться от Билли, как от вредной привычки.
— Билли, — окликнул он. — Я ухожу на работу. Если хочешь позавтракать, там… — Его голос оборвался.
Перед Ником предстала тихая, опустевшая спальня. Он распахнул дверцу стенного шкафа. Вешалки были пусты. Чемодан и одежда Билли исчезли. Осталась только чертова ночнушка. Чтобы помучить его.
Ник сразу все понял, как если бы она исписала всю стену прощальным посланием. Она вернулась домой… к Шефферу… чтобы выйти замуж.
Словно пелена спала с его глаз. Он увидел ее, идущую по проходу в церкви к своему жениху. Представив, как она целует Дуга, обнимает его, Ник испытал жгучую ревность. Словно перематывая кинопленку, он видел картины ее будущего: деловые ужины, учеба, открытие собственной ветеринарной клиники и дети — маленькие лохматые ребятишки, унаследовавшие от Билли нахально вздернутые носики и огромные голубые глаза. Дети Шеффера. Сердце Ника облилось кровью.
Нет, Билли должна рожать детей от него, принадлежать ему, пока смерть не разлучит их. Наконец, устав бороться с собственными чувствами, Ник понял правду. Он любит Билли… не как сестру… больше, чем друга. Он хочет, чтобы она стала его женой.
Но этого не будет. Ведь она собирается замуж за другого… за Дуга Шеффера… какими бы ни были ее причины.
Разве Ник сможет любить ее так, как она того заслуживает? Он понимает ее еще меньше, чем свою бывшую жену. Если он проиграл в прошлый раз, то где уверенность в том, что не потерпит поражение и с Билли? А ведь она значит для него больше… гораздо больше.
— Билли? Билли Рэй?
Билли почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо, и с трудом продрала глаза. Борясь с желанием накрыть голову подушкой, она заставила себя сесть.
— Что ты делаешь дома так рано? Когда ты вернулась? Ночью? — Голубые глаза Марты Гюнтер были полны материнской тревоги. Она плотнее запахнула бордовый халат, на котором ее растрепанные волосы напоминали серебристые полосы лунного света. — Ты заболела? — Ее прохладная ладонь коснулась щеки дочери.
— Нет, мама, — пробормотала Билли, чувствуя себя как в лихорадке. У нее болело все тело. Гудела голова. Сердце ныло, словно пронзенное стрелой. — Все в порядке.
Она протерла глаза, сгоняя остатки сна, и спустила ноги с дивана. Было еще темно, когда она вернулась домой. Со слипающимися глазами она вошла в дом и прилегла на диван, чтобы хоть чуточку вздремнуть до рассвета, прежде чем взяться за работу. Судя по солнечному свету, пробивающемуся сквозь шторы, она поняла, что проспала.
— Ты плохо выглядишь, — заметила мама, недовольно сдвинув брови.
Пораженная словами матери, Билли удивленно подняла глаза.
— Мамочка, я так рада тебя видеть.
— Ой, лапочка, а как я по тебе соскучилась! — Чмокнув дочку в лоб, Марта метнулась к кухне. — Может, сварить кофе, и мы обсудим, что случилось?
А что случилось? Билли села ровнее, ее лицо горело. Ей тут же вспомнился поцелуй Ника, сладкий вкус его губ, прикосновение его руки к ее груди. Даже сейчас, спустя несколько часов, тело откликнулось на это воспоминание, наполнившись жарким, мучительным желанием. Она как будто заново переживала настойчивое объятие Ника, разгорающуюся страсть.
— Что ты имеешь в виду? — робко спросила Билли, беспокоясь, не догадалась ли мать о ее чувствах к Нику.
— Разве ты не поссорилась со своим возлюбленным? — Марта засунула фильтр в кофеварку.
Билли моргнула. Неужели кто-то знает о ее чувствах к Нику?
— Н-наверное. — Она провела рукой по спутанным волосам. — То есть нет, не совсем. — Она покачала головой. Разве можно называть это ссорой с возлюбленным, когда у них нет никакой любви? И никогда не будет. Эта мысль была невыносима.
— А выглядело это именно так, — пробормотала мама, отмеряя нужное количество молотого кофе. — Дуг швырнул телефонную трубку и выскочил отсюда вчера, ругаясь, как…
— Дуг? — переспросила Билли, до нее наконец дошло. Она вздохнула с облегчением, но тут же на нее навалилось чувство вины.
— Что происходит? — раздался низкий мужской голос со стороны материнской спальни. Билли подскочила от неожиданности. — Что за шум, а драки нету? — повторил мужчина. — Где ты, сладенькая моя пышечка?
— М-мама? — запинаясь, воскликнула Билли, похолодев от изумления. — Мистер Джейкобсон? Гарольд Джейкобсон и моя… моя м-м-мама!
Взгляд Билли метался между двумя пожилыми людьми, одетыми в халаты и шлепанцы. От ее внимания не ускользнуло, что Гарольд Джейкобсон, ее сосед, когда-то учивший ее земледелию, надел старый папин халат. Нет, это уже слишком!
— Что за… — Она вскочила и уперлась руками в бока. — Что происходит? Почему ты в папином халате? Мама, почему этот мужчина разгуливает по твоей спальне в папином халате?
— Ой, милая… — Марта вышла из-за кухонного стола и двинулась к дочери, сконфуженно хлопая голубыми глазами. — Прости, что так неудобно получилось. — Она махнула Гарольду рукой. — Гарри, иди оденься, пока я поговорю со своей дочерью… — Надо отдать ей должное, вид у нее был смущенный.
Шмыгнув носом и откашлявшись, Гарольд Джейкобсон пробормотал:
— Доброе утро, Билли Рэй. — Он повернулся и побрел по коридору к спальне матери.
Изогнув бровь, Билли взглянула на мать. Она чувствовала себя неуверенно, как стреноженная лошадь.
— Ты что-то забыла мне рассказать?
— Нет, киска, просто я… Нечего было рассказывать… до прошлой ночи. — При этом признании Марта густо покраснела, а глаза вспыхнули бриллиантами в солнечном свете. — Видишь ли, после того, как Дуг ушел вчера, я так переволновалась… — Она заломила руки, словно выкручивая свое любимое посудное полотенце. — И позвала Гарольда. Ты знаешь, что твой папа дружил с Гарольдом. И он всегда помогал нам после смерти твоего папы, когда был нужен совет. Он сразу пришел. Я так беспокоилась о тебе, и о ранчо, и о свадьбе… обо всем, и… в общем…
— И прогулка в конюшню закончилась в твоей спальне? — спросила Билли. От удивления она уже не соображала, что говорит.
Марта скрестила руки на груди.
— Мне не нравится твой тон, юная леди. Я взрослая женщина, и у меня есть определенные желания. Я вдова уже пять долгих лет. И не обязана отчитываться перед тобой или кем бы то ни было.
Вспомнив, что сама произносила почти такие же слова меньше суток назад. Билли улыбнулась.
— Прости, мам. Просто… ты меня удивила, вот и все. Дай мне минутку, чтобы прийти в себя.
— Ой, Билли, ты же знаешь, я любила твоего отца и ужасно по нему тосковала. И сейчас тоскую. Никто не сможет мне его заменить. Но это не значит, что я не могу полюбить кого-нибудь еще. А потом умер твой брат. Нет ничего тяжелее, чем смерть ребенка. Хоть Джейк уже стал взрослым мужчиной, все равно это был страшный удар. К смерти родителей еще можно как-то себя подготовить. И супруга, пожалуй, если живешь достаточно долго. Но ребенок… — Она вытерла слезы. — Когда умерла жена Гарри, мы с ним понимали друг друга, потому что оба пережили потери.
Взгляд Билли метнулся к тому месту, где секунду назад стоял Гарольд Джейкобсон.
— Так как же, — она покачала пальцем, — это получилось?
— Что ж, в конюшне мы этим не занимались. — На губах Марты появилась смущенная улыбка. — Ну, ты понимаешь меня, конечно. Все-таки ты уже невеста. И знаешь, что делает с человеком любовь.
Любовь? Билли чуть не задохнулась, услышав такое от матери.
— Мы начали обсуждать родительские заботы. — Марта похлопала Билли по руке. — Не важно, что дети вырастают, у нас все равно болит душа за вас. Говорили о смерти наших супругов, о том, как тяжело работать на ранчо, о трудностях и проблемах, и… — Она пожала плечами, как будто после такого разговора они с Гарольдом не могли не оказаться в халатах. — Мы с Гарри любим друг друга, — заявила Марта. — Мы давно уже играли в кошки-мышки, переглядывались в церкви, в магазинах, везде, где нам удавалось встретиться. И каждый раз, конечно, когда он заглядывал к нам на ранчо, чтоб убедиться, не нужно ли тебе чего, он оставался на чашечку кофе. Должна признаться, во второй раз это происходит по-другому. То есть мы ведь оба были женаты и овдовели. И оба знаем, чего хотим. И когда поняли, что наше чувство взаимно, то… — Она прикрыла рукой вырез своего халата, словно испугавшись собственной откровенности.
— Не думай плохо о своей матери, Билли Рэй. — Приглаживая на ходу волосы, в комнату вошел Гарольд, одетый в привычные джинсы и клетчатую рубашку. На ногах у него были только носки. Он опустил взгляд, заметил под журнальным столиком свои потерявшиеся сапоги и задвинул их подальше, с глаз долой. — Она прекрасная женщина. И у меня честные намерения. Мы собираемся пожениться.