– Потому что не хочу проходить через все это снова. Одного раза вполне достаточно. Ты даже представить себе не можешь, с чем мне пришлось столкнуться. Да еще и Оливия. Отец с Элис скоро прилетят вместе с последними гостями, да и ты не захочешь быть здесь, когда я расскажу обо всем.
Кейт шагнула назад. На лице застыло удивленное выражение.
– Оливия? А что с ней?
Хит двумя пальцами сжал переносицу.
А что с ней? А то, что моя девушка решила бросить меня за несколько дней до отцовской свадьбы. Вот и все. Я, кажется, слишком холодный и закрытый. Но это все ерунда, нет повода переживать. Просто закончились очередные отношения, и ничего более.
Он зажмурился, тщетно пытаясь вернуть контроль над своими чувствами. Ничего не выходило, в голове все звучали слова, брошенные Оливией. Ни о чем, кроме них, он думать не мог.
Холодный и закрытый.
Две девушки, которые были до Оливии, жаловались на то же самое. Неужели он действительно холоден? Закрыт, да. Но это его защита, таким образом он отстаивал право не зависеть ни от кого, в особенности от женщин. И с какой стати ему вести себя иначе? Он видел ту боль, которую такая зависимость может причинить, видел урон, какой она наносит семье и мужчине, и потому бы ни за что не согласился полюбить одну женщину и одно место. Всего этого можно лишиться моментально, и что-либо исправить, предотвращая кошмар, будет невозможно.
Хит открыл глаза, чтобы ответить на вопрос Кейт какой-нибудь обычной фразой, но, увидев открытую коробку, замер. В ворохе бумаги что-то блестело и переливалось.
В два шага он подошел к столу и, не веря своим глазам, изумленно уставился на бледно-розовое кружево и атлас.
– Что это? – спросил он, указывая на лиф и рукава платья.
Завитки кружева были расшиты переливавшимися серебристыми жемчужинами.
– Декор, что же еще? – улыбнулась Кейт.
Хиту следовало бы это предвидеть! Все ведь шло слишком хорошо! А теперь декор!
Эмбер доверяла Кейт, но на это не следовало обращать внимания, поскольку она обожала всех своих друзей и потому не могла объективно оценивать их способности.
После того, что выкинула Оливия, Хит совершенно не хотел возиться с неудавшимися платьями подружек невесты. Он взял со стола планшет и стал что-то искать в электронной почте.
– Элис отправила мне четкое описание платьев, которые она хочет видеть на подружках на своей свадьбе. Все четыре должны быть одинаковыми и очень простыми. Слово «декор» в том письме точно не значилось. – Хит посмотрел на Кейт, вскинув брови. – Она тебе что-нибудь сказала по поводу первых трех?
Кейт кивнула.
– Элис путешествует с твоим отцом последние две недели, так что я вчера отправила платья в имение. Она прислала мне эсэмэс, в котором сообщила, что все коробки доехали в целости и сохранности, их откроют только тогда, когда приедут подружки невесты.
– То есть Элис еще не видела платья?
– Конечно же нет! Это испортило бы все веселье! Коробки нужно открывать вместе с подружками. Это похоже на рождественское утро!
– Понятно. Сшить четыре очень простых платья – это все, о чем я просил тебя, Кейт. И ведь совсем не трудно, правда? – Хит посмотрел на расшитую горловину. – Я и не думал, что ты вместо этого сделаешь нечто настолько замысловатое.
– Ты забыл кое-что очень важное! – Кейт бросила на него суровый взгляд. – Люди платят мне именно за то, чтобы простая идея превратилась в нечто удивительное. Если это не нужно, зачем шить платье на заказ? Можно просто сходить в магазин, там полно подобных платьев. Но она захотела что-то особенное, нестандартное. Разве это плохо – мыслить творчески?
Творчески? Мать Хита была художницей и потому очень творчески подходила к своим обязанностям, полагала, что в доме всегда должны быть холсты и краски, а все остальное значения не имеет. Распорядок дня – это для других людей, не для нее. Она была талантлива, обожаема, очаровательна и совершенно невыносима, с точки зрения подростка, который хотел хоть какого-то порядка в жизни.
Кейт Ловат, очевидно, вылеплена из той же глины.
И даже элегантный серый костюм в тонкую белую полоску не может скрыть того, что она по-прежнему та же безответственная и очень творческая девочка, какой была во время их последней встречи.
Конечно, следовало бы догадаться, что Кейт не изменилась. Разве нормальный человек наденет ярко-красные кожаные ботильоны с открытым носом в дождливый июльский день?
Взгляд Хита пополз вниз по телу Кейт и, прежде чем добраться до обуви, надолго задержался на точеных икрах. Ногти на пальцах ног были покрыты лаком, цвет которого совпадал с цветом обуви.
Цвет пожарной машины.
Пылающий красный, символизирующий отношение Кейт к жизни.
Да, он действительно отлично подходил к данной ситуации. Кейт чиркнула спичкой и спалила последний кусочек терпения, который Хит припас на самый крайний случай. Только пепел остался, и это плохо. Больше всего на свете Хит ненавидел неожиданности.
– Остальные три такие же? – спросил он сквозь стиснутые зубы.
– Естественно. Ты же заказывал четыре одинаковых платья.
У него между бровей залегла глубокая складка, а воздух буквально заискрился.
– Кейт, Элис заказывала простые платья! Я не очень разбираюсь в моде, но эти явно непростые!
Кейт шагнула вперед, теперь их разделяло всего несколько сантиметров, и он увидел, что пламя в ее глазах такого же ярко-красного цвета, что и ее ногти.
– А я разбираюсь в моде! Элис понравятся эти платья! И подружкам невесты они понравятся! И всей родне, которая приедет на это торжество, тоже понравятся! Свадьба произведет фурор, Хит! Все, моя работа сделана.
– Сделана? Я так не думаю! Ты хоть представляешь, какое значение для меня имеет эта свадьба? Впервые за десять лет отец попросил что-то для него сделать! И я не позволю тебе с твоим творческим подходом испортить ему праздник! Платья надо перешить!
Уверенность в собственной правоте подпитывала его злобу, а ответ Кейт подлил только масла в огонь.
Она не отвернулась и не отступила назад, смотрела прямо, и в этом взгляде обнаруживалось что-то новое, чего Хит не видел раньше. Перед ним предстала не та девочка, которую он помнил. Маленькая Кейт выросла.
– Перешить?! Да ты не понимаешь, о чем говоришь! – Ее слова звучали четко, холодно и резко, хотя Кейт и пыталась себя сдерживать. – К выходным я не успею перешить даже одно из них! Не успею! Так что никаких возражений и переделок!
Хит не верил своим ушам. Он уже был готов разразиться в ответ целой тирадой, как вдруг зазвонил его мобильный телефон.
– Никуда не уходи, – приказал он, ткнув Кейт в грудь телефоном, а потом сел за стол и вернулся к графикам продаж.
Кейт отчаянно пыталась придумать какой-нибудь ответ, но вскоре была избавлена от этой необходимости, Хит отошел к столу. Тогда она, повернувшись на каблуках, бросилась к ближайшему стеллажу и, схватив первую попавшуюся книгу, притворилась, что с увлечением читает. Но ни разобрать названия произведения, ни восхититься качеством бумаги не смогла, все плыло перед глазами. Случилось то, чего она втайне опасалась уже много лет. Оказалось, она недостаточно хороша для Хита.
Он даже не представлял себе, через какую боль, унижение прошла Кейт из-за того, что он высказал неодобрение. Потратив лишь несколько секунд своего драгоценного времени, Хит отказался принимать платье, над которым Кейт работала много часов. Неужели он не понимал, что, отвергая ее работу, отвергает ее саму, ее убеждения, идеалы?
Уже не раз она сталкивалась с подобным отношением, не раз слышала эти жалобы и требования, дескать, будь проще, не умничай, делай то же, что делают другие. Тогда, возможно, мы примем тебя, будем относиться к тебе серьезно. От одной мысли об этом сердце Кейт сжималось.
Даже родители считали, что ей следует приспособиться, принести оригинальность в жертву на алтарь банальщины, старья и посредственности. Кейт надеялась, что Хит поведет себя иначе, потому невероятно больно было выслушивать, как он ее отчитывает. От разочарования у нее подкосились коленки, и она недолго думая опустилась на ступеньку винтовой лестницы. Если бы она не сделала этого, то упала бы и выставила себя полной дурой.
Нужно уходить.
Дело сделано. Она привезла платье. Ее работа закончена.
Если ноги снова станут слушаться, Кейт может вернуться домой, запереться и от души посмеяться над тем, что когда-то давно влюбилась в мужчину, который оказался этого недостоин.