— Ах! — вскрикнула она. — Эжен?
— Да.
— Брюнет?
— Да.
— Знакомый… Портрет… Инициалы Э. Б. на коробочке. Боже мой! Как я забывчива, как рассеянна! Ну, что же ты стоишь? Беги, проси, зови его! Пусть подождет в передней!
Корнелия, конечно, недослушала приказания хозяйки и унеслась как стрела, а потому, едва Фернанда разобралась с воспоминаниями, как на месте Корнелии появился брюнет с черными усами, карими глазами и с красной лентой в петлице.
— Виноват, милая Фернанда! — воскликнул молодой человек, улыбаясь. — Но, право, я не ожидал, что за время моего отсутствия ты станешь столь негостеприимна.
— Но кто же мог знать, что это вы, принц? — сказала Фернанда, протягивая молодому человеку руку для поцелуя. — Как можно представляться Эженом? Я знаю столько мужчин с этим именем…
— Мне очень лестно, что вы ради меня мысленно потревожили Эженов всего мира. Однако ваш портрет! Будьте так добры, верните его мне.
— Разве вы когда-нибудь смотрите на него? — кокетливо спросила Фернанда.
— Всегда, — ответил принц, двигая к ее креслам табурет.
— Корнелия, — обратилась Фернанда к горничной, появившейся в дверях, — пока его высочество у меня в гостях, меня ни для кого нет дома.
Субретка впервые видела, как ее госпожа принимает людей с такими громкими титулами, а потому еще раз взглянула на принца и вышла, не сказав ни слова.
— Давно вы в Париже, Эжен? Ах, виновата, принц: я говорю с вами, как если бы вы были только полковником консульской гвардии.
— И правильно делаете, прекрасная Фернанда! Когда я приехал? Вчера, и мой первый визит к тебе, неблагодарная!
— Как! Вы сразу отправились ко мне?
— О, нет! Вчера я не застал тебя — ты играла.
— Ах, да!
— Впрочем, я все-таки видел тебя. Я был в театре…
— В императорской ложе? Но я вас не видела.
— Потому что смотрела на одного Понятовского, вероломная!
— И его не видела.
— О! Ты лжешь! — вскрикнул принц. — Я был инкогнито в бенуаре.
— Один?
— Нет, с вашим портретом!
— Какая лесть!.. Мне, однако же, очень жаль, что вы видели меня вчера… Я ужасно играла…
— Нет, лучшей Заиры и Роксоланы невозможно даже представить.
— Я была не в духе.
— Не оттого ли, что Понятовский слишком часто говорил со своей соседкой?
— Нет-нет, я просто была не в духе!.. Я даже хочу оставить Париж и переехать в Милан.
— Что ж, тебя везде примут с распростертыми объятиями… Я приехал сюда, чтобы набрать новых рекрутов. После я отправлюсь в Эрфурт, в Дрезден. Ты будешь в Дрездене?
— Я знаю, что Марс, Жорж и Тальма там, но меня не приглашали.
— А ты и вправду хочешь?
— Хочу ли я? Откровенно говоря, я оттого и была вчера не в духе.
— В самом деле? Тогда я поговорю об этом с Ровиго. Ведь он этим заведует?
— Ах! Я не знаю, как вас благодарить …
— Надеюсь, и ты сделаешь для меня что-нибудь…
— Приказывайте…
— Подай мне афишу нынешней недели, я хочу каждый вечер наслаждаться твоей игрой. Хочу посмотреть «Тамплиеров». Ты же играешь в этой пьесе?
— Да, какую-то плаксу. Уж лучше вам посмотреть другую пьесу с моим участием.
— Я хочу видеть тебя во всем.
— Итак, вам нужен репертуар?
— Да.
— Пьесы подобраны ужасно: везде одни заговоры да интриги. Но куда же запропастился этот репертуар? Ах, вспомнила!
Фернанда протянула руку к шнурку, оканчивавшемуся позолоченными луком и стрелой, и позвонила. Корнелия не заставила себя ждать.
— Принеси репертуар, — приказала Фернанда, — он лежит на столике в спальне.
Корнелия вышла и через минуту вернулась с отпечатанным листом, который Фернанда передала принцу. Субретка же вместо того, чтобы удалиться, оставалась в дверях.
— Чего тебе? — обратилась к ней Фернанда.
— Простите, сударыня, — сказала субретка, — но вас опять спрашивают… — Тут она как-то особенно посмотрела на свою госпожу, что означало «доверьтесь мне, я знаю, что делаю».
— Что, снова принц? — пошутила Фернанда.
— О, нет, сударыня! Это просто молодая девушка, очень печальная и, кажется, совсем бедная.
— Как ее зовут?
— Цецилия.
— Я хочу знать ее фамилию.
— Просто Цецилия.
— Прекрасно, — сказал принц, — сегодня вам особенно везет на гостей без фамилии…
— И что же ей нужно? — спросила Фернанда у Корнелии.
— Она хочет показать вам одну вещицу, которая, могу вас заверить, вам непременно приглянется. Я, правда, уже сказала ей, что вам ничего не нужно и что вы с некоторых пор стали экономны, но бедное дитя так умоляет, что нет сил отказать. Я просила ее подождать, и она скромно уселась в углу с коробкой в руках.
— Если его высочество позволит… — проговорила Фернанда.
— Сделайте милость, — ответил принц. — Мне и самому любопытно взглянуть на эту особу и на то, что хранится в ее коробке…
— Зови же ее! — приказала актриса.
Через минуту Корнелия ввела посетительницу. Это была красивая белокурая девушка лет девятнадцати, с голубыми, как озера, глазами и станом гибким, как камыш. На ее платье и головном уборе отсутствовали всякие украшения: юная прелестница носила траур. Бледность ее лица и красные заплаканные глаза выдавали страдания.
Со слов Корнелии актриса решила, что это просто какая-нибудь уличная торговка, желающая сбыть дорогую вещь. Однако, взглянув на глубоко опечаленную девушку, Фернанда поняла, что ошибалась в своих предположениях. Принц, со своей стороны, был поражен кротостью и даже каким-то достоинством этой красавицы.
Цецилия безмолвно остановилась в дверях.
— Подойдите ближе и позвольте узнать, что заставило вас прийти ко мне, — спросила Фернанда.
— Я продаю платье, — ответила Цецилия, и в голосе ее скорее слышалась печаль, нежели смущение. — Но, кому я ни показывала его, все говорили, что не в состоянии купить это платье за ту сумму, которую я называла, хотя она гораздо меньше настоящей. Одна особа, проявившая интерес к этому наряду, сказала мне, что только какая-нибудь принцесса или королева сможет купить его. Вот я и пришла к вам…
Все это было сказано таким звучным голосом, с такой грустью и достоинством, что удивление принца и Фернанды удвоилось. Последние слова девушки, однако, заставили актрису улыбнуться.
— Да, да, — сказала она, — я и принцесса, и королева, с медной повязкой на голове вместо золотой короны, живущая в картонном дворце театрального царства с половины восьмого до десяти вечера. Однако вы не ошиблись, обратившись ко мне: хоть я ненастоящая королева, однако у меня самый настоящий принц.
Девушка подняла свои прекрасные глаза на принца, давая понять, что ничего не разобрала из того, что сказала Фернанда.
Корнелия тем временем открыла картонную коробку.
— О! Какое восхитительное платье! — восторженно вскрикнула субретка, раскладывая наряд на стуле, выставляя таким образом напоказ всю тонкость и изящество работы.
Поистине, даже для Франции, богатой подобными чудесами, это платье оказалось настоящим шедевром. Шитье на платье было таким мелким и частым, что кисея проглядывала только местами. По ней причудливо извивались изящные стебельки, листочки и цветы. Едва ли глазам дочерей Евы являлось что-нибудь подобное — такое могла сотворить лишь фея.
Принц, хотя и не был знатоком в таких вещах, прекрасно понимал, сколько терпения, труда и искусства потребовалось от мастерицы, чтобы сшить этот наряд.
Несколько минут Фернанда удивленно рассматривала дивное платье, после чего обратилась к Цецилии с вопросом:
— Кто же вышивал его?
— Я, сударыня, — ответила девушка.
— Сколько времени у вас ушло на работу?
— Два с половиной года.
— Посмотрите, принц, все это вышито, а не выткано. Это делает наряд дороже. Подумать только! Два с половиной года! Вы так много работали.
— День и ночь, сударыня.
— Вы хотели заработать, продав это платье?
— Нет! Сначала мной руководило совсем иное желание…
— Теперь я понимаю, почему вы не можете найти покупателей. Оно слишком драгоценно.
— Крайняя нужда в деньгах заставляет меня продать его…