Уимси редко отходила от Дженевры и грозно рычала, стоило незнакомому человеку приблизиться к ее хозяйке. Впрочем, за Дженеврой присматривала не только Уимси. В Ардингстоне Сигрид также следовала за нею по пятам и Дженевра догадалась, что девушка получила такое указание от Роберта. Ардингстон был обширным поместьем, по его дворам, галереям и коридорам бродило множество всяких людей. Роберт, видимо, не хотел, чтобы хоть малейшая неприятность омрачила жизнь его жене.
Однако здесь, казалось бы, у него не было причин для таких предосторожностей. И все же оруженосцы постоянно дежурили у дверей господской опочивальни. Перед комнатой Уилла также была выставлена охрана.
– Неужели, муженек, даже в собственном владении ты опасаешься какой-нибудь беды? – спросила его Дженевра.
– Здесь есть люди, преданные сэру Дрого, любимая. Или готовые за мзду выполнить любое его поручение. Лишняя осторожность не повредит.
Роберт стремился показать жене Тиркалл во всем великолепии, и только через несколько дней Дженевре представилась возможность поближе познакомиться с его матерью и сестрой. Они втроем устроились в дамской беседке. Дженевра чувствовала, что Алида хочет с нею подружиться. Леди Сен-Обэн, напротив, проявляла к ней некоторую сдержанность, да и к Роберту она относилась холодновато.
Отдавая дань светским приличиям, обе дамы появились на ужине в большом зале в первый день их приезда, однако леди Сен-Обэн и Алида предпочитали обедать в маленькой гостиной, что и дало Дрого возможность распустить слухи о состоянии здоровья матери. Видимо, Алида предпочитала есть в одиночестве, стесняясь своих неловких движений во время еды.
– Ты ведь не всегда была слепой? Правда? – спросила ее Дженевра.
– Нет. Несчастье, из-за которого я ослепла, случилось со мной в двадцать лет.
– В этом несчастье я считаю повинным Роберта, – резко произнесла леди Сен-Обэн.
– Не надо, мама. Я уже говорила сотни раз тебе и Дрого, что это была лишь моя вина, но Дрого не верит и по-прежнему держит зло на Роберта. И бедный Роберт тоже обвиняет себя.
– И правильно делает. Его отправили к Нортемпстону, потому что он был неуправляемым. Даже ввергнув тебя в такую беду, он не унялся.
– Роберт просто был слишком живым мальчишкой, мама, полным веселья и отваги. Отец этого не понимал и превратил его жизнь в жалкое существование. Я думаю, у графа ему было лучше.
– Да, это так, – подтвердила Дженевра. – Роберт говорил, что Нортемпстон обращался с ним добрее, чем с собственными сыновьями. Но как же произошло это несчастье, Алида?
Алида улыбнулась.
– Роберт всегда с ума сходил по лошадям, наверное, он выучился ездить верхом раньше, чем ходить. Он гостил дома и устроил скачки с препятствиями – решил во что бы то ни стало перескочить через изгородь, позади которой был ров с водой и почти сразу же за ним – каменная стена, остатки разрушенного дома. Он в своей ловкости не сомневался, а я тоже считала себя прекрасной наездницей. Я согласилась принять вызов и…
– …и потеряла зрение навсегда, – мрачно закончила леди Сен-Обэн.
– Да. Но, мама, я была на десять лет старше Роберта, тем не менее разрешила ему прыгать, да еще и сама последовала его примеру. Я впала в азарт, даже грумы не могли остановить меня.
Она резко замолчала, и ее голубые, ничего не выражающие глаза всматривались в пространство, однако видели лишь события прошлого.
– Его лошадь перелетела через изгородь птицей. Мне показалось, что это так легко… Я пустила своего Аристократа на изгородь, он с ходу взял ее, однако стоявшая за изгородью стена оказалась для него непреодолимой. Конь оступился. Я упала и ударилась головой о каменную стену. Слава Богу, что я вообще осталась в живых. Роберт, конечно, получил страшную трепку.
– Которую он, безусловно, заслужил. Ты теперь осуждена жить затворницей в Тиркалле и никогда не сможешь выйти замуж.
Алида поспешила возразить матери:
– Я не могла вернуться ко двору, это верно, но навряд ли меня можно назвать затворницей. Я езжу верхом. И кавалеры у меня есть. А что я не замужем – ну, так уж мне нравится. Я довольна.
– Вы были при дворе? – спросила Дженевра с мгновенно вспыхнувшим интересом.
– Да, дорогая. Я знавала вашу тетю.
– Мою… тетю? – Дженевра была озадачена, поскольку у нее не было никакой тети, кроме Ханны, которая фрейлиной не служила.
– Да, дочь барона Хескита, Маргарет. Конечно, она уже умерла, а ваш отец – барон…
– Вы ошибаетесь, леди, Я дочь Маргарет. Разве вы не поняли? Разве Роберт не говорил вам? Я родилась вне брака.
Леди Сен-Обэн потрясенно вздохнула.
– Конечно, он ничего нам не говорил! Значит, мой сын имел глупость родить наследника, мать которого – незаконнорожденная? Думаю, Роберт совершил самый ужасный в своей жизни поступок!
Дженевра почувствовала, как в ней вскипает злость. Теперь она поняла, почему леди Сен-Обэн не была приглашена на их свадьбу и почему ей не сказали, на ком собирается жениться ее сын. Она наверняка устроила бы ему сценку. «И все же, несмотря на это, он относится к матери с таким почтением! Иначе почему он бросился в Тиркалл, узнав, что она больна?»
– Он сделал это, миледи, по просьбе графа Нортемпстона, – сказала Дженевра, – считавшего своим долгом устроить мою судьбу. Во время нашего последнего визита граф официально признал меня своей внучкой. Несмотря на мое незаконное рождение, граф Нортемпстон готов отдать мне все свое состояние. Он направил прошение королю, чтобы тот даровал графский титул Роберту после его, Нортемпстона, смерти.
Дженевра усилием воли заставила себя говорить ровным голосом. Но все равно в голосе ее зазвучали торжествующие нотки. К ее восторгу, леди Сен-Обэн была совершенно потрясена и не верила своим ушам. Эти слова явно поразили ее. Алида же наклонилась вперед, и лицо ее засветилось. Она протянула руку к Дженевре.
– Дочь Маргарет? О, моя дорогая, я знала, что она была беременна, конечно же, знала. Значит, ты все эти годы считала, что была рождена вне закона?
– Да, Алида.
– Но я точно знаю, что это не так!
– Ах! – Дженевра закрыла глаза и издала глубокий радостный вздох. – Все считали меня внебрачным ребенком. Мой дед, барон Хескит, всегда был добр ко мне, но жена моего дяди отправила меня в монастырь, когда дедушка умер, и дядя Джилберт унаследовал его титул. И только недавно я стала верить, что моя мать тайно обвенчалась с моим отцом.
– А кем он был? – порывисто спросила леди Сен-Обэн, к которой вернулся дар речи.
– Младшим сыном лорда Нортемпстона. Его звали Артур, миледи.
– Они были обвенчаны, мама! Я тоже была фрейлиной королевы, и Маргарет призналась мне. Обряд венчания состоялся в церкви возле дворца Элтам, где мы жили в то время. Священник взял с них брачные обеты и отслужил свадебную мессу. Церковь должна признать этот брак! – воскликнула Алида и задумчиво продолжала: – Нортемпстон и в самом деле был слишком суров со своими сыновьями, и Артур, во всем зависевший от отца, боялся пробудить его гнев.
– Да, – согласилась Дженевра. – Дед признался мне во всем. Характер у графа действительно очень непростой, при всей своей властности он терпеть не может тех, кто перед ним дрожит. Сейчас он искренне раскаивается в своей суровости. Мне жаль его.
– Но он вам нравится?
Дженевра на мгновение задумалась.
– Да, он мне нравится, хотя я не могу сказать, что люблю его. Граф приезжал в монастырь Пресвятой Девы, куда меня отправили учиться и где я плесневела почти до двадцати одного года! Мой дядя, лорд Хескит, не спешил выдавать меня замуж, поскольку не желал терять доходов с Мерлинскрэга, но воспротивиться графу Нортемпстону, устроившему наш с Робертом брак, не посмел.
– И мой сын согласился на этот брак, зная, что этим обидит меня?
– Согласился, миледи. Ведь он очень привязан к Нортемпстону, который стал для него вторым отцом. Он хранит ему преданность до сих пор. И я не могу не гордиться тем, что, невзирая на мое положение, он решил жениться на мне.
– Но, мама, у вас нет никаких оснований возражать против этого союза, потому что Дженевра родилась в браке, освященном церковью.
– Но может ли она это доказать?
На этот вопрос Дженевра не могла ответить.
Роберт, узнав об этом разговоре, ясно дал понять своей матери, что выбор жены его сугубо личное дело, которое больше никого не касается.
Позже, в их спальне, в присутствии одной только Алиды, Роберт подробно расспросил сестру. И только после этого он решил предпринять действия, которые помогли бы доказать законность рождения Дженевры.