Кейтлин невольно рассмеялась:
— Нет-нет! Вы должны поехать.
— Да, конечно! — вмешался Фолкленд. — Нельзя не посмотреть виды. Во всей округе нет ничего подобного.
Салли колебалась.
— Если вы полагаете, что мне стоит поехать…
Кейтлин кивнула.
— Мы с вами попросим самых медлительных, самых упитанных мулов во всей конюшне, и все будет в порядке. Если у них найдутся пони, мы попросим пони.
Салли рассмеялась:
— Для меня пони будет в самый раз, но не для вас. Однако ваше предложение очень любезно.
Кейтлин пробормотала что-то невнятное. Она была рада, когда герцогиня поднялась со своего места. С завтраком было покончено, и леди Кинлосс предложила всем встретиться в фойе через час, чтобы отправиться на прогулку. Остальные гости выразили согласие и разошлись, чтобы переодеться для верховой езды. Дервиштон и Фолкленд проводили Кейтлин до фойе, но Александр остался сидеть, где сидел, следя за ней мрачным взглядом.
Джорджина тоже наблюдала, как Кейтлин наслаждается всеобщим мужским вниманием, покидая столовую в сопровождении двух холостяков, каждый из которых — завидная партия. Как трогательно! Мужчины — слабые создания, юной красавице так легко с ними сладить…
Конечно, они оба сущие болваны, но жало сидело по-прежнему глубоко. Джорджина привыкла, что внимание мужчин принадлежит безраздельно ей одной. Пусть граф Кейтнесс ухаживает за мисс Огилви, ведь всем известно, что он охотник за богатым приданым. Но ей было мучительно видеть, как холеный красавец лорд Дервиштон суетится вокруг этой дебютантки мисс Херст с ее бесцветным лицом. Однако больше всего герцогиню тревожил тот факт, что Маклейн следил за каждым движением Кейтлин, а его зеленые глаза смотрели задумчиво… оценивающе… заинтересованно.
Леди Кинлосс взяла салфетку и завернула в нее ломтик ветчины.
— Маффин обожает ветчину. Но я боюсь давать ему слишком много, у него делается вздутие. У Маффина очень нежный желудок! Он никогда не жалуется, но я-то знаю, когда…
— Диана, вы не будете возражать, если я останусь с лордом Маклейном наедине на пару минут? Мне нужно с ним посоветоваться насчет пары серых, которых я только что купила. Один прибыл хромым, и я не знаю, то ли оставить его, то ли отослать назад.
С нервным кудахтаньем Диана вскочила из-за стола:
— Ах, конечно!
Дождавшись, пока Диана не исчезнет за дверью, Джорджина обошла вокруг стола и присела возле Маклейна, который по-прежнему смотрел в сторону полуоткрытой двери, словно забывшись в мыслях.
Сидя рядом с ним, Джорджина проследила направление его взгляда и увидела в холле мисс Херст, занятую серьезной беседой с лордом Дервиштоном. Губы Джорджины изогнулись в усмешке. Глупая девица и понятия не имела о непостоянной натуре Дервиштона, и это было на руку герцогине, чтобы заставить Маклейна ревновать. Дервиштон был весьма привлекателен, но ему не сравниться с сидящим возле нее Александром, олицетворением мужской силы и чувственности.
Она рассматривала Маклейна из-под полуопущенных ресниц, и ее сердце пронзил укол незнакомой доселе тоски. В глазах света она была герцогиней Роксбург, самой богатой и красивой женщиной во всей Шотландии и, быть может, всей Англии. Лишь ей да ее трясущемуся от старости мужу было известно, что он впервые увидел ее в нежном четырнадцатилетнем возрасте, девчонкой с хлопкопрядильной фабрики, почти в лохмотьях, грязную и босую, незаконную дочь городской шлюхи.
Роксбург был пресыщенным лордом, утомленным жизнью и причудами высшего света, которого остряки того времени прозвали идиотом за то, что он слегка шепелявил и густо краснел каждый раз, когда на него кто-нибудь смотрел. Но Роксбург был далеко не идиот и умел ценить красоту во всех ее проявлениях—даже в девушке в лохмотьях, которой не на что было купить пару обуви.
В тот же день он отвез Джорджину в свой дом и женился на ней, как только была готова поддельная запись о ее рождении. Так явилась миру герцогиня Роксбург. Первые два года она провела в уединении в северных владениях, где ее отмывали, обучали и совершенствовали до блеска, пока даже сам герцог не начал забывать, откуда она взялась. Брак был не из тех, что заключают по большой страсти. Ни она не любила его, ни он ее. Но это был взаимовыгодный союз. Роксбург получил юную красавицу жену, и лорды из его окружения отчаянно ему завидовали. В свою очередь, Джорджине достались титул и щедрое ежемесячное содержание. Сделку скрепило рождение здорового красивого младенца мужского пола с фамильной родинкой на левом локте.
Когда пришло время, герцог представил свою прекрасную герцогиню лондонскому высшему обществу, которое, как он и ожидал, она взяла приступом. Если кто-нибудь интересовался предками Джорджины — нашлись любопытствующие! — он распускал слухи, что его жена происходит из древнего семейства из дальних северных пределов Шотландии, намекая на родство с нежной и несчастной красавицей Марией, королевой Шотландской.
Джорджина смело пустилась в плавание по мутным водам светского общества, где ее охотно принимали благодаря красоте и манере держать себя с некоторым превосходством, которую она выработала, чтобы осаждать особо любопытных. Такое интригующее сочетание открывало перед ней больше дверей, чем могли обеспечить только мужнина родословная и его деньги. Она быстро поняла, что для подлинного успеха ей необходимо выбирать любовников с особой осторожностью, заслужить репутацию женщины прозорливой и иметь в друзьях самых разборчивых людей. Именно так она себя и повела и вскоре сделалась одной из цариц большого света.
У нее было все, что ей хотелось иметь, и даже больше, и она от души всем этим наслаждалась. Затем у нее возникло ощущение, что не все идет так, как надо. Красота начала блекнуть, а муж сделался редким болваном, который едва держался на ногах от старости, пускал слюнки при виде горничных и засыпал за обеденным столом, широко разинув рот.
Джорджине захотелось чего-то большего, того, чего у нее никогда еще не было, — настоящей любви. Ей казалось — но она не была уверена, — что нашла ее в Александре Маклейне. Это был загадочный, головокружительно красивый и неуловимый шотландский лэрд, мужчина, душа которого казалась еще чернее, чем его волосы, а взгляд зеленых глаз манил обещанием глубокой страсти и пугал холодной жестокостью.
Александр словно прочел ее мысли, потому что наконец отвел взгляд от полуоткрытых дверей и повернулся к ней:
— Да?
В его голосе она слышала лишь скуку. И без того раздосадованная его невниманием, Джорджина была готова дать выход гневу:
— Любуетесь победами мисс Херст? Или жалеете, что не пали к ее ногам?
Он сощурился, в зеленых глазах появился ледяной блеск.
— Как это на вас не похоже, Маклейн, — резко заявила она. — Никогда не думала, что вы способны волочиться за школьницами. Я полагала, гибель Гумбольта послужила вам уроком.
Он холодно улыбнулся:
— В чем дело, Джорджина? Ревнуете, потому что Дервиштон больше не молится у вашего алтаря?
Пораженная ледяным блеском его глаз, она сумела удержаться от резкого ответа.
Взгляд Александра был снова направлен в сторону открытой двери. Там герцогиня видела Кейтлин Херст, которая сейчас была просто ослепительно хороша, смеясь над шуткой Дервиштона. Ее платье отличала особая простота — явный признак того, что оно вышло из мастерской первоклассной модистки. Как она умудрилась заполучить такой гардероб?
Джорджина барабанила по столу пальцами.
— Вы говорили, Маклейн, что решили преподать урок Кейтлин Херст?
Он бросил на нее скучающий взгляд:
— Что я делаю, чего не делаю — вас не касается.
— Нет, касается, если это мне приходится уговаривать девицу приехать в мой дом! А потом остается лишь сидеть и смотреть, как вы увиваетесь за ней, как и все остальные присутствующие здесь мужчины. Вы в нее влюблены! Признайтесь же!
В его глазах полыхнул зеленый огонь; губы побелели от гнева. Оконные стекла задрожали под внезапным порывом ветра. Солнечный свет померк, откуда ни возьмись налетели тучи.
Джорджина поежилась. Она почувствовала страх и… возбуждение. Властвовать над таким мужчиной! Как же вышло, что она его упустила? Он был головокружительно красив, само воплощение мужественности, но именно эта его загадочная сила заставляла плавиться ее кости. Коснувшись его руки, она вся подалась вперед, дразня низким вырезом шелкового голубого утреннего платья.