— А я рада, что она поправляется. Мама ее очень любит.
— Как и все мы, — согласилась Мэри.
За окном подул холодный ветер, и Кейтлин стало зябко. Она приспустила шторы, подошла к камину и свернулась калачиком в кресле напротив сестры.
Мэри не сводила с сестры задумчивого взгляда темно-карих глаз.
— Ты закончила вязать сумочку?
— Нет.
— Прочитала книгу, которую тебе принес Уильям? Про похищенную наследницу?
— Нет.
Мэри кивнула, словно ждала именно таких ответов.
— Полагаю, ты не сплела ни ярда кружев, не вышила…
— Сегодня я ничего не сделала, — быстро перебила ее Кейтлин.
— Мы очень тревожимся за тебя.
— Почему?
— Потому что ты не делаешь ничего, только слоняешься по дому. Ты даже почти ничего не ешь.
— Я в порядке! Это все погода.
Мэри приподняла бровь:
— Я думаю, это из-за Маклейна.
Закрыв глаза, Кейтлин в сотый раз пожалела, что доверилась сестре. Но ей просто необходимо было выговориться! Разумеется, кое о чем она умолчала — это было слишком личное, чтобы говорить о нем вслух. К тому же это воспоминание причиняло ей боль. Тем не менее Мэри знала достаточно, а об остальном могла догадаться.
— Мэри, не надо.
Сестра тяжело вздохнула:
— Да знаю я, знаю. Я только… — Ее брови сошлись на переносице. — Кейтлин, только не лги самой себе. Ты бы не страдала так, если бы…
— Если бы что? — с вызовом спросила Кейтлин.
Поколебавшись, Мэри тихо сказала:
— Если бы ты его не любила.
Кейтлин показалось, что ее сердце сейчас разорвется. Мэри вздохнула:
— Я просто подумала… прости. Я не хочу совать нос не в свое дело. Я уверена, ты и сама знаешь — проходит время, и боль притупляется. Возможно, тогда ты захочешь поговорить.
— Думаю, так и будет. Спасибо, Мэри.
Снова подступили слезы. Кейтлин торопливо поднесла кружку к губам и залпом выпила молоко.
Мэри встала и обняла сестру.
— Тогда я пойду. Спокойной ночи.
Дверь за ней затворилась, тихо щелкнул замок. Кейтлин снова предалась воспоминаниям — и хорошим, и плохим сразу.
Она любила Александра Маклейна, любила страстно и глубоко, всем своим существом. Слезы мешали видеть. Кейтлин на ощупь добралась до постели, бросилась ничком и зарыдала.
Когда сил плакать уже не осталось, она встала, умылась, переоделась ко сну и потушила лампу. Снова забралась в постель и лежала долго-долго. Жаль, нельзя перестать думать. Перестать чувствовать.
Постепенно она стала засыпать, но тут же проснулась. Ее разбудил стук ветки за окном. Она сонно поморщилась. Это не ветка! Похоже, кто-то запустил в окно камушком.
Звяк! Звяк! И снова — звяк, звяк…
Сбросив одеяла, Кейтлин спустила ноги на пол. Наверное, один из братьев снова задержался. Обычно они стучали в окно первого этажа, к Уильяму. Видно, уж очень крепко он заснул и ничего не слышит. Она набросила халат, нашарила туфли.
Крак! На пол брызнули осколки стекла. В комнату залетел небольшой кругляш. Следом ворвался поток холодного воздуха.
— Бога ради…
Запахнув как следует халат, Кейтлин сунула ноги в полуботинки и бросилась к окну. Под ногами захрустели осколки разбитого стекла. Она распахнула окно и выглянула наружу.
Ветер трепал волосы, раскачивал растущее под окном дерево. Внизу снег набегал, как волны в океане. И там, прямо под окном, в черном плаще на широких плечах, стоял мужчина ее грез.
Сердце глухо стукнуло, ладони сделались влажными. Может быть, он решил объясниться? Признаться, что жизнь без нее потеряла всякий смысл?
Александр повернулся, и она увидела его лицо. Но он не улыбался, как улыбался бы влюбленный, а… хмурился, словно грозовая туча.
— Вы надели туфли? — крикнул он ей.
— Тише!
Кейтлин оглянулась через плечо, опасаясь, что к ней ворвется Мэри.
— Нет, никаких «тише», — возразил он, понижая голос до громкого шепота. — Вы надели туфли? Должно быть, пол засыпано битым стеклом, и я не хочу…
— Да, я надела туфли! — отрезала она.
Как сурово его лицо, и как неприветливо он с ней разговаривает. Ее надежды таяли. Зачем он приехал? Уж точно не для того, чтобы признаваться в любви. Разочарование повисло горечью на ее языке. На какой-то миг надежда воскресла. Она ждала — всем существом! — вот он скажет что-нибудь, сделает жест, и она поймет, что он ее любит. Но нет. Кейтлин слышала только сердитый шепот. Он думал, что она настолько глупа, чтобы расхаживать босиком по осколкам стекла.
Пропади он пропадом!
Однако… о чем она только думает? Маклейна никак не назовешь обычным человеком. Он не из тех, кто писал сонеты в честь ее глаз, приносил цветы и посылал милые подарки в серебряной бумаге.
Он из тех, кто способен сделать комплимент, попутно заметив, что ее туфли немного поношены. Из тех, кто не смотрит женщине в глаза, признаваясь в любви, зато не отводит взгляда, срывая с нее сорочку.
Только так и можно привлечь его внимание. Он будет пожирать глазами свою добычу! Потому что в такие минуты уязвима женщина — но не он сам.
Но когда приходит время сказать, что и как он чувствует, язык у Маклейна заплетается, точно у зеленого юнца.
Ему неловко, потому что… потому что ему никогда еще не доводилось испытывать ничего подобного.
Само сердце подсказало Кейтлин эту мысль, и она воспрянула. Тогда в чем же дело? Маклейн не знает, что сказать, потому что она ему очень небезразлична?
— Перейдите к другому окну.
Он указал на второе окно ее комнаты.
— Нет.
Он поднял голову:
— Что «нет»?
— Если хотите мне что-то сказать, говорите прямо сейчас.
— Иначе?
— Иначе я пойду спать.
Дом заскрипел под напором внезапно разыгравшегося ветра. Похоже, Маклейн сердится. Но суровое выражение лица исчезло, в глазах появились смешливые искорки.
— Все еще пытаетесь командовать, не так ли?
— Прошла всего-навсего неделя.
— Восемь дней, четырнадцать часов и тридцать две минуты.
Кейтлин прикусила губу.
— Вы… вы считали дни?
К ней вернулась надежда.
— Да. А теперь идите ко второму окну, — приказал он.
Кейтлин не сдержалась:
— Если вы просто хотите сорвать на мне зло, поберегите усилия для кого-нибудь другого.
— Я скакал без остановки сквозь чертову метель и не собираюсь…
Кейтлин захлопнула окно. На пол упало еще несколько осколков. Потом она снова забралась в постель, сбросила обувь и нырнула под одеяло, не снимая, впрочем, халата. Он проделал такой путь лишь для того, чтобы кричать на нее? И почему заставил ждать себя так долго?
Снаружи завывал ветер, свистел сквозь дыру в стекле. Маклейн замерзнет, если сейчас же не отправится на поиски крыши над головой. Ей ужасно захотелось сбросить одеяло и выглянуть в окно, но она заставила себя оставаться в постели.
Если хочет торчать на холодном ветру в одном плаще и замерзнуть насмерть, то какое ей дело? Может быть, она его любит, но он ее — нет. Так что будет даже лучше, если Маклейн свернется где-нибудь калачиком и заснет вечным сном.
Кейтлин попыталась представить, как Маклейн лежит в постели, совершенно больной, измученный кашлем, а вокруг стоят братья. Вот это должно смертельно его разозлить. Стоят и смотрят, точно он убогий калека… Так ему и надо!
Однако мысль о том, что Маклейн может замерзнуть и умереть, заставила ее сердце тревожно вздрогнуть.
Вот незадача. Она даже не может на него как следует разозлиться, и это после того, как негодяй разбил ей…
За окном послышался шум. Кейтлин села. Рука в перчатке просунулась в разбитое окно и нащупала задвижку. Окно распахнулось.
И вот Маклейн в ее спальне. Закрыл окно, захлопнул ставни на разбитом окне. Повернулся к Кейтлин, высокий и грозный.
— Вам обязательно нужно было поселиться на третьем этаже?
Он жадно обежал глазами ее фигуру.
Кейтлин натянула одеяло до самого подбородка. Ее бросало то в жар, то в холод.
Кровь гулко стучала в висках. Александру казалось, что он готов видеть ее опять, но он ошибался. Разве можно было спокойно смотреть, как Кейтлин высовывается в окно, снег падает на ее золотистые волосы, на плечи, а в карих глазах бушует ураган чувств — злость, удивление, любопытство и тревога…