Александра Торн - Поединок страсти

Была ли в его взгляде благодарность, признательность или благоговение? Увы! В глубине души Мимс знала, что ни одно из этих трех чувств не были бы ей достаточны. Даже три сразу. Мимс хотела больше, настолько больше, что это пугало ее все сильнее и сильнее.

— Это место вряд ли можно назвать сказочным. Неужели вам нравятся пластмассовые столики и эта безвкусная лепнина на стенах?

Байрон широко улыбнулся.

— Дело не в месте, — произнес он, — дело в том, что вы рядом.

— Вы льстец, однако, — Мимс попыталась цинично улыбнуться и опустила глаза. Всеми силами она пыталась скрыть свои чувства.

— Почему вы никогда не говорите со мной серьезно? — Байрон, казалось, обиделся. — Чего вы боитесь?

— Боюсь? Вы думаете, я боюсь?

— Без всякого сомнения, многие мужчины уже говорили, что вы красивы. Но разве хоть один из них назвал вас доброй, честной, щедрой?.. Знаете, я вижу вашу душу.

Мимс грациозно повела рукой, что в прошлом неизменно привлекало к ней внимание мужчин.

— Вы и так знаете обо мне больше, чем многие мои самые близкие друзья.

— Вы сказали мне лишь то, что можно узнать, пролистав любой из выпусков справочника «Кто есть кто». Вы родились и выросли в Броннее, получили диплом бакалавра в колледже Хантер и магистра экономических наук в Гарварде. Безусловно, это впечатляет. Но факты и цифры никак не способны воссоздать образ живой и прекрасной женщины. А все, чего я хочу — это узнать вас.

Чем, черт побери, он занимается?! Попивает кофе, порет всякую чушь до головной боли. Нет бы прямо сказать ей, что она великолепна и что он любит ее. Байрон сходил с ума, представляя, как спадает накидка с ее плеч.

— Может быть, отобедаем вместе? — Мимс отвела взгляд.

— О чем ты! — забыв о безликом «вы», воскликнул Байрон. — Ты же знаешь, единственное чего я хочу, так это тебя.

Мимс почувствовала, как заливается румянцем, как теплеет у нее в груди.

— Я польщена…

— Неужели ты не можешь отличить искренних слов от лести?

— А как же Кэйт?

Он ошеломленно посмотрел на нее.

— А что с ней?

— Разве вы не близки?..

— Конечно, близки. Я работаю на нее — и я восхищаюсь ею. Но не более того.

— Значит вы с Кэйт не?..

— Да что ты! Она очаровательная девочка. Но посмотри на меня. Я слишком стар для девочек. Я хочу женщину. Я хочу тебя, Мимс. С тех самых пор, как увидел тебя впервые в аэропорту Сан-Антонио. Мне так хотелось, чтобы именно ты была той самой Кэйт Прайд!.. — Глаза их встретились. Не в силах бороться со своими чувствами, Байрон резко встал из-за стола. — А теперь, как бы нам поскорее выйти отсюда? Незачем шокировать слабонервную публику.

— Ты о чем?..

— Скорее, любимая. Нам нечего тут делать. — Желание сделало его голос более хриплым и глубоким.

Байрон взял ее за руку и помог выйти из-за стола. Они быстро вышли из кафе. Пятнадцать минут спустя такси остановилось напротив Трумп Тауэра.

— Это не похоже на мой отель, — Байрон с недоумением огляделся.

— Просто до меня ближе.

Он едва успел прихватить с собой сумку — так быстро повела его Мимс к кабине лифта. Хотя тот поднимался с захватывающей сердце скоростью, эта скорость не могла сравниться со скоростью поднимавшегося в нем желания.

К тому времени, как Байрон переступил порог ее квартиры, он уже чувствовал, что едва сдерживает себя. Уже очень давно ему не приходилось испытывать столь сильных чувств по отношению к женщине.

— Может, ты что-нибудь хочешь? — страстным шепотом спросила Мимс. Она указала в сторону окна. — Хочешь взглянуть? Там очень красиво.

— Спасибо, но незачем, — Байрон не сводил с нее глаз. Мимс была самой роскошной женщиной на земле. — Когда мы были в кафе, я никак не мог избавиться от желания снять с тебя это платье.

Мимс двинулась к нему бесшумной кошачьей походкой, чуть покачивая бедрами.

— Это платье снять не так-то просто.

— Увидим, — он улыбнулся и прижал ее к своей груди. О! Как она была прекрасна…

— Надеюсь, что не испорчу тебе настроения, но хочу предупредить: я практикую безопасный секс. Ты…

— Мужчина в моем возрасте, — усмехнулся Байрон, — редко позволяет себе обширную практику. Знаешь, я тоже не против того, чтобы предохраняться. — Он погладил свой нагрудный карман. — Вообще-то я думаю, это понадобится еще не скоро.

— Не понимаю…

— Подожди. — Погладив Мимс по спине, он потянул вниз язычок молнии и, чуть отстранившись, обнажил ее плечи и грудь.

— Ты ничего не носишь под платьем?!

— Под платье из салона мистера Мэки мало что можно надеть.

— Да благословит Господь мистера Мэки!

Байрон нежно дотронулся до ее плеч. Когда его руки коснулись груди, Мимс застонала.

— Знаешь, я всегда думал, что темные соски — признак страстной женщины, — прошептал Байрон и наклонился, чтобы коснуться их губами.

— Этот признак распространяется и на мужчин, не так ли? — она развязала галстук и, расстегнув рубашку, провела ладонью по груди.

Байрон почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Боже мой, что ты со мной делаешь… — хрипло сказал он, опустив руки и позволив ей сбросить пиджак с его плеч.

Теперь пришла его очередь. Байрон больше расстегнул молнию, обнажая ее тело до талии. Руками опускаясь все ниже и ниже, он гладил ее бедра.

Мимс отвечала с такой страстностью, что у него дух захватывало.

— Не торопись, — прошептал он ей на ухо. — У нас впереди целая ночь, и я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— А как же ты?

— Разве этого мало?.. — пробормотал он, еще больше расстегивая платье Мимс.

Байрон отступил назад и бросил на нее горящий взгляд. Она стояла перед ним, закинув голову и опустив руки. Его руки следовали взгляду и обводили каждую линию, каждый изгиб ее прекрасного тела. Он потянул язычок молнии в последний раз, и платье, извиваясь змейкой, упало на пол. Бедра охватывали изящные подвязки. Бежевые кружевные трусики буквально сводили сума.

— Ты само совершенство, — восхищенно произнес он, гладя ее бедра, живот, скользя рукой все ниже и ниже… Боже, как тут горячо!

Мимс была наверху блаженства. Ей никогда не приходилось испытывать такого сладостного мучения.

— Теперь я, — сказала она, расстегивая ему брюки.

Обняв Байрона одной рукой, она другой гладила его плоть. «Не торопись, не торопись», — уговаривала себя Мимс. Как долго мечтала она об этой ночи!

Байрон медленно, дюйм за дюймом снимал с нее трусики.

— Да ты настоящая блондинка! — восторженно прошептал он.

Байрон подхватил Мимс на руки и, сев в кресло, раздвинул ноги, посадив ее к себе на колени.

Она была открыта, как цветок. Он гладил ее лобок и ласкал складочки горячей ложбинки.

— Я больше не выдержу, — стонала Мимс.

— Потерпи, любимая!

Обхватив ягодицы, Байрон, приподняв, поставил ее себе на колени и приник губами к самому центру ее женственности.

От наслаждения Мимс готова была потерять сознание. У нее никогда не было такого трепетного мужчины. Байрон словно вдохнул в нее новую жизнь, он заставил ее почувствовать себя вновь молодой и красивой.

«Возможно, — подумала Мимс, — эта ночь — самое прекрасное, что мне пришлось испытать в жизни».

Сенатор в беспокойстве метался по своему роскошно обставленному офису. В это время он должен был присутствовать на заседании и заниматься обсуждением текущего бюджета. Однако единственное, что волновало его в данный момент, это собственное материальное положение. Ему нужны были деньги «Нишиды», и как можно скорее.

Несмотря на немалый труд, Блэкджек не продвинулся в осуществлении своих планов. То, что шесть месяцев назад казалось забавой, теперь грозило перерасти в грандиозную головную боль. Он много бы отдал, чтобы избавиться от Точиги, от Детвейлера и от Кэйт Прайд.

Тон Точиги становился все более зловещим и даже угрожающим. А агент по недвижимости, которого Блэкджек нанял, действовал так же бездарно и безрезультативно, как и Детвейлер.

Детвейлер. «Да, видимо, я уже совсем выжил из ума, раз доверил такому остолопу серьезное дело», — размышлял Блэкджек. Однако последний его телефонный звонок немало порадовал сенатора. Дет рассказал, что нападение на загоны было невообразимо успешным. Байрон Невилл покинул ранчо на следующий же день. А в конце разговора Детвейлер клятвенно заверил, что вскоре и Кэйт Прайд непременно пойдет на попятную. Выслушав Детвейлера, Блэкджек, не теряя времени, позвонил Кэйт, собираясь утешить ее обычной ерундой вроде: «Ты сделала все, что можно. Не беда, девочка, что Бог не делает, все к лучшему».