Элоиза Джеймс - Поглупевший от любви

— Ты находила это занимательным, дорогая, потому что я не знаю более доброй и милой женщины в этой стране. Но я не могу вынести монотонного обсуждения вчерашней охоты по утрам и утомительного перечисления длинного списка убитых животных за ужином. Боюсь, моя вспыльчивость сыграет со мной дурную шутку.

— Только потому, что ты ни разу не влюблялась, — покачала головой Миллисент.

— Вполне возможно, будь у тебя дебют, ты влюбилась бы в первый же сезон, — мечтательно протянула Имоджин. — Прекрасный герцог покорил бы твое сердце и повел к алтарю.

Когда Имоджин забывала о необходимости высказываться капризным тоном и дерзить окружающим, она немедленно становилась страстным романтиком.

— Красивых герцогов не бывает, — засмеялась Генриетта. — Они все старые и скучные.

Она попыталась представить себя в Лондоне, объектом ухаживания древнего джентльмена. И всех охотников за приданым, подсказал ей назойливый внутренний голосок. Правда, отцовский титул переходил к дальнему родственнику, но неотчуждаемой части наследства более чем хватало, чтобы сделать ее богатой наследницей. Генриетта получала бы цветы и подарки от поклонников и танцевала бы на балах с изысканными джентльменами вроде Дарби.

Она едва не рассмеялась при этой мысли. Дарби и сам был слишком опасно красив. Какая здравомыслящая женщина захотела бы получить подобного мужа?!

Но Имоджин все еще оставалась погруженной в чудесные грезы.

— К этому времени ты уже была бы женой герцога, занималась бы только тем, что давала шикарные балы и танцевала с мужем. Может, даже с самим мистером Дарби!

— Дарби не герцог, — возразила Генриетта. — Кроме того, не дай мне Бог влюбиться в человека, который заботится о своем галстуке больше, чем о младшей сестре.

Имоджин пожала плечами:

— Он лондонский джентльмен, Генриетта. Не домосед вроде тебя. Только представь: ты дебютировала бы и на первом же балу встретила бы мистера Дарби. И тогда с полным правом заботилась бы о детях!

При этой мысли сердце Генриетты едва не разорвалось. Дети… и без всякого риска для жизни! Маленькая лысая Аннабел и угрюмая Джози.

— Ходят слухи, что у него в карманах одни дырки, — продолжала Имоджин. — А если леди Роулингс родит мальчика, он потеряет и наследство дяди. В настоящий момент он всего лишь временный наследник.

— Ненавижу злословие и сплетни подобного рода, — высказалась вдовствующая графиня.

— Да и одет он явно не в лохмотья, — вторила Генриетта.

— Я должна предстать перед ним в самом выгодном свете, — объявила Имоджин. — Подумать только, как было бы чудесно, если бы он обратил на меня внимание! Сильвия Фарли просто умерла бы от зависти! Как по-вашему, может, попросить Крейс завить мне волосы?

Крейс была горничной обеих сестер и слыла мастерицей на все руки.

— К чему это тебе? — удивилась Генриетта. — Твои волосы прекрасно вьются от природы.

Имоджин снова взглянула в зеркало и нахмурилась.

— Они не слишком хорошо лежат. А вот у Сильвии — идеальные букли и спадают на спину ровными рядами. Она сказала, что горничная завивает их нагретыми щипцами.

— На твоем месте я не стала бы трудиться. Минут через двадцать нам уже нужно выезжать, а Крейс ужасно расстраивается, если ее поторопить, и может назло устроить настоящий хаос на твоей головке. Пусть мне не суждено стать дебютанткой, — добавила Генриетта с лукавой улыбкой, — зато твой сезон начинается этой весной. А вдруг Дарби влюбится в тебя и поведет к алтарю? Имоджин удивленно уставилась на сестру.

— Одно дело — танцевать с мужчиной, и неплохо бы получить комплимент, который сразу сделает тебя объектом внимания всех поклонников. Но выйти за него замуж… ни за что!

— Но почему? — в свою очередь удивилась Генриетта, представив безупречную фигуру Дарби.

— Он слишком стар для меня. Да ведь ему уже за тридцать… а может, и все сорок! Он почти ровесник мамы! И возможно, уже вынужден удаляться в свою комнату сразу после ужина.

Она бросила мрачный взгляд в сторону матери, которая имела дерзость совершить непростительное преступление, уведя Имоджин с бала леди Уипплизер до того, как восточный горизонт окрасился розовым цветом.

— Мне он не кажется слишком старым, — начала было Генриетта, но, вспомнив о его заученной галантности, кивнула: — По-моему, ты права, Он слишком завзятый… повеса, чтобы стать хорошим мужем. Представляешь, прощаясь, целует самые кончики твоих пальцев!

— Погоди, он еще не видел Селину! — хихикнула Имоджин, коварно блеснув глазами. — У нее все швы на платье полопаются, когда он поцелует кончики ее пальцев.

— Имоджин! — возмутилась мать. — Веди себя прилично. Но Имоджин только фыркнула.

Первым, кого увидела Эсме, войдя вечером в гостиную, был ее племянник Дарби в обществе Селины Давенпорт, одной из местных матрон. Та, очевидно, изо всех сил старалась развлечь гостя. В данный момент она красовалась у большого окна в конце комнаты, где стояла в неестественной позе, откинув голову и выпятив груди так, что последние практически вывалились из выреза и предстали на обозрение Дарби.

— О Господи, — простонала Эсме.

— Едва появившись в гостиной, миссис Давенпорт мгновенно им завладела, — пробормотала Элен с тихим смешком. — Полагаю, она исполнена решимости покорить благородного джентльмена, который случайно оказался в нашем обществе.

К величайшему раздражению Эсме, Дарби был целиком поглощен беседой. Не может же он находить компанию Селины настолько привлекательной?! У нее имелось только две темы для разговора: она сама и ее неоспоримое мастерство в определенного рода деятельности. Некоторые виды этой деятельности, как ни странно, имели место вне стен спальни.

— Дарби! — воскликнула Эсме, приближаясь к нему сзади. Тот от неожиданности вздрогнул, повернулся и с поклоном поцеловал ее руку.

— Моя дорогая тетушка, — пробормотал он.

В голосе звенел лед. Элен права. Он действительно приехал убедиться, что она носит незаконного младенца!

Селина опустилась в реверансе, обнажившем е.е груди напоказ всему свету. И не важно, что сама Эсме была когда-то не прочь проделать то же самое. Ни один джентльмен не оставался равнодушным к столь великолепному зрелищу. Но это было до того, как она избрала карьеру циркового слона.

— Боже, — пробормотала Селина с ехидной усмешечкой. — Надеюсь, дорогая леди Роулингс, мне будет позволено упомянуть, что вы с каждым днем становитесь все… — Тут она запнулась и, поколебавшись, добавила: — Все прекраснее.

Эсме улыбнулась ей улыбкой, подобной стилету, отточенному долгими восемью годами плавания в опасных водах лондонского общества.

— Как мило с вашей стороны, — проворковала она, — тем более что вы, вне всякого сомнения, встречали так много прекрасных дам задолго до того, как состоялся мой дебют.

Улыбка Селины сложилась, как веер. Эсме снова обратилась к племяннику:

— Дарби, не хотите ли прогуляться по комнате? Надеюсь, вы подольше погостите у меня, и это прекрасная возможность представить вас кое-кому из моих соседей.

Они направились на другой конец комнаты.

— Леди Роулингс, мы не слишком нарушили ваш покой? — начал Дарби. — Я подумал, что детям пойдет на пользу сельский воздух, но мы не должны злоупотреблять вашим гостеприимством.

. — О, пожалуйста, зовите меня Эсме, — перебила она. — Здесь мы вдалеке от формальностей лондонского общества и в конце концов приходимся друг другу родственниками.

Похоже, ее слова застали его врасплох, но он быстро пришел в себя.

— Разумеется, — пробормотал он. — А вы должны называть меня Саймоном.

— Как малышка Джози? Майлз говорил, она чрезвычайно тяжело восприняла гибель матери, бедная сиротка.

— Он так сказал? — слегка удивился Дарби.

— Ну… да, — признала Эсме. — Он был очень расстроен, узнав, что вам в вашем холостом положении придется стать отцом двоих маленьких детей. Могу только надеяться, что сумею так же достойно воспитать своего малыша, трагически лишившегося отца еще до рождения.

Дарби глянул на руку леди Роулингс, покоившуюся на огромном холме живота.

Она беременна, никаких сомнений. За всю свою жизнь он еще не видел настолько беременной женщины. Элегантная светская львица выглядела так, словно собиралась родить через день-другой. Похоже, ребенок действительно незаконный. Майлз совершенно точно не спал с женой до того, как отправился на проклятую июльскую вечеринку.