Клоуэнс так хорошо это восприняла, да благословит ее Господь. Но Стивен ходил по натянутому канату, его могло погубить одно неосторожное слово.
Тем вечером он встретился с братьями Калвертами, поторговался с ними, они наконец ударили по рукам, потом он поужинал и переночевал на постоялом дворе «Бойцовый петух». Встал он рано и зашел к Джорджу в девять.
Джордж тоже хорошо выспался, а все его предприятия процветали. Накануне вечером Урсула была нежной и внимательной, а утром перед уходом обняла его и поцеловала. И потому он поприветствовал Стивена без каких-либо признаков недовольства. Он вряд ли мог быть более приветливым, потому что отношения с этим молодым человеком уже начали порядком его раздражать. Мало того, что Каррингтон женат на Полдарк, так еще и ведет себя слишком вольно (можно сказать, вообще никакого воспитания), слишком высокого мнения о собственных способностях, слишком самоуверен и от малейшего поощрения весь из себя исходит. И естественно, Харриет делает вид, что он ей нравится.
Но всё же именно Джордж стоит за превращением Стивена Каррингтона практически в одночасье в потенциально процветающего коммерсанта.
В то первое утро, когда они встретились в кабинете над банком, Джордж еще не отошел после ужасной ссоры с сыном по поводу его женитьбы на Селине Поуп, и ему пришла в голову циничная мысль поставить на ноги этого молодого человека вместо Валентина. Теперь он держал Каррингтона на расстоянии — до сих пор тот казался неплохим вложением, скорее всего, так и останется. Но если он переступит границы, которые мысленно установил Джордж, то быстро получит от ворот поворот.
В то утро предстояло подписать несколько документов, и потому вызвали Гектора Трембата. Этот высокий, худой, молодящийся и жеманный стряпчий пятнадцать лет назад получил то, что осталось от практики Ната Пирса, и с тех пор верой и правдой служил Уорлеггану (Росс теперь обращался к Барринтону Бердетту). Он получил хорошее воспитание и обладал приятными манерами.
Документы подписали и заверили. Стивен Каррингтон стал официальным владельцем четырех акров земли рядом с Пенрином и дома, строительство которого банк Уорлеггана и Уильямса собирался профинансировать. Они выпили по бокалу канарского, и Стивен заговорил о надеждах вовлечь одно свое судно в торговлю гранитом. Он прекрасно знал, что Джордж может решить это дело в его пользу одним взмахом пера, но Джордж, зная, что Стивен знает, не был к этому склонен.
Под конец они пожали друг другу руки, и Стивен ушел.
— Целеустремленный молодой человек, сэр, — почтительно произнес Трембат.
«Он бы нравился мне больше, если бы обладал твоим почтением», — подумал Джордж. Но только хмыкнул и склонился над бумагами на столе.
— Одно меня поражает, если можно так сказать, — продолжил Трембат. — Мне просто пришло в голову...
— Продолжайте, продолжайте.
— Вы помните, сэр Джордж, как послали меня к мистеру Роузу, привезти его из Лискерда, чтобы он мог опознать... опознать...
— Разумеется, помню! Я же не старый маразматик, чтобы забывать такие важные вещи! Так о чем вы?
Кадык Трембата дернулся, когда он нервно сглотнул.
— Я не говорил вам, сэр Джордж, потому что в то время это казалось малозначительным, ведь мистер Роуз собирался лично приехать и опознать людей, подозреваемых в ограблении дилижанса. А после его смерти это совершенно вылетело у меня из головы. Когда мы ехали в дилижансе из Сент-Остелла в Грампаунд, до того как у него начался приступ головной боли, он рассказывал о людях, с которыми в тот злосчастный день сидел в карете. И он сказал... он сказал, что особенно хорошо запомнил флотского лейтенанта. Как там его звали? Лейтенант Морган Лин, да, точно, лейтенант Морган Лин. Мистер Роуз сказал, что обратил внимание — у лейтенанта отсутствовал один клык. Простите, если я поднимаю бурю в стакане воды, но этим утром, при разговоре с мистером Каррингтоном, это стало очевидно. То есть, ну, вы понимаете, о чем я, что он... что у него...
— Не хватает одного клыка, — подхватил Джордж. — Я заметил.
— Так значит, не было нужды об этом напоминать! — облегченно выдохнул мистер Трембат. — Прошу прощения.
— Я заметил отсутствие зуба у мистера Каррингтона, — тихо произнес Джордж. — Но не знал, что мистер Роуз заметил то же самое у лейтенанта Моргана Лина.
— Вот как. Понимаю. Что ж, хорошо.
— Что ж, могу я кое-что вам посоветовать, Трембат? Если вы хотите и впредь вести со мной дела, пожалуйста, никогда не забывайте сообщать мне о подобных вещах. Не позволяйте им вылетать из головы. Это неподобающая черта для стряпчего. И если подобное повторится, мне придется искать нового стряпчего.
— Да, сэр, — произнес вспотевший Трембат. — Простите.
— А вы не припоминаете, мистер Роуз говорил, какой именно зуб у него отсутствовал — правый или левый?
Трембат задумался.
— Кажется, левый.
— И у мистера Каррингтона отсутствует левый.
— Именно так, — сказал мистер Трембат, нервно потирая ладони. — Именно так.
Глава десятая
Наступил день рождения Кьюби. Ей исполнилось двадцать три, на десять месяцев меньше, чем мужу.
Джереми решил устроить праздник в ее честь. Когда она спросила, могут ли они это себе позволить, Джереми ответил, что они всегда могут позволить себе предметы первой необходимости, а празднование дня рождения любимой супруги — самая насущная необходимость на свете.
Он устроит ужин на десять человек в их любимом ресторане «Англетер» и пригласит туда ближайших друзей, появившихся у них в Брюсселе. В числе особых друзей был Фредерик Бартон из Тивертона, тоже лейтенант. Еще Джон Питерс, сын фермера, недавно женившийся на бельгийской девушке с труднопроизносимым именем, которую называли просто Денке. И Дэвид Лейк, знакомый Валентина по Итону. И еще трое мужчин и две девушки. Праздник начался оживленно и не выдохся до самого конца.
Джереми теперь знал, какие блюда предпочитает его жена, и заранее сделал заказ в ресторане. Они отведали пирожков с яйцами всмятку и креветками; котлеты из ягненка с гарниром из петушиных гребешков и куриной печени; затем голубиный пирог со шпинатом и сливками, а также французский открытый яблочный пирог. Выдержанное рейнское вино пили бутылку за бутылкой. А потом заказали орехов, пирожных и сыр. Они просидели за столом с восьми вечера до полуночи, болтали, смеялись, спорили, сплетничали. В десять Джереми встал и поднял тост в честь Кьюби, которая покорила его сердце четыре года назад, а четыре месяца назад принесла в его жизнь радость, вручив ему свою жизнь.
Демельза наверняка удивилась бы сердечности и чувству, с каким говорил ее сын, учитывая, что тот привык прятать свои переживания за маской дружеской беззаботной легкомысленности.
Но и сами Тревэнионы не меньше бы удивились, когда Кьюби, из которой клещами приходилось вытаскивать ответы, поднялась и, откинув волосы, тихо произнесла:
— В декабре я стала частичкой Джереми. И для меня не существует на свете иной жизни.
Разумеется, не обошлось без подарка. Это была рубиновая брошь, украшенная мелкими бриллиантами.
— Безумие, — с трудом вымолвила Кьюби. У нее перехватило дыхание, ведь она знала, что они и так в долгах. — Но прекрасное безумие. Я так сильно люблю тебя, Джереми.
Он накрыл ее ладонь, так что каждый палец лежал на ее пальце, как на клавишах фортепиано. Возбуждающая ласка.
— Позже расскажешь.
К одиннадцати большинство гостей развеселились и опьянели. Обсуждали пошлость пруссаков, бесполезность бельгийцев, вероломство французов, беспощадность русских, ненадежность австрийцев, измену ирландцев, хвастовство американцев, а сверх всего полную негодность англичан.
Каждый гость праздника опирался на какие-то воспоминания, подтверждая все эти мнения, каждое из которых казалось смешнее предыдущего. Смех стал еще громче, когда заметили появление молодого офицера по имени Карлтон с неизвестной девицей. Он помахал рукой, и они помахали в ответ. Дэвид Лейк знал его лучше остальных и подозвал. И тут ресторатор отвел их к столику в другом конце зала. Карлтон усадил девушку, извинился перед ней и подошел.
Группа обменялась с ним шуточками, а он поздравил Кьюби с днем рождения.