— По-моему, ты уже на полпути к прощению.
— Пришло еще вот это, — произнесла Кьюби и передала ему клочок бумаги.
Там было написано:
Дорогая-предорогая Кьюби, милый Джереми, как же я вам обоим завидую!
С любовью, Клеменс.
По всей видимости, Генриетта Кемп сумела преодолеть вечное недоверие к французам и недовольство вырождением их столицы, за сутки обдумав и приняв приглашение Росса, и на рассвете следующего понедельника они впятером выехали из Нампары и потряслись по грязной дороге в Лондон. Они поселились в привычных апартаментах Росса на Георг-стрит в районе Адельфи. Росс сообщил в письме премьер-министру об их прибытии в столицу, и тот пригласил его к себе в Файф-хаус в десять утра субботы. Вечером в пятницу Росс повел Демельзу и Изабеллу-Роуз в припорошенный снегом театр «Друри-Лейн».
Они посмотрели комедию Томаса Мортона «Город и деревня» с мистером Эдмундом Кином в роли Рубена Гленроя, а потом музыкальную пьесу «Рубины и бриллианты». Росс втайне считал эти пьесы довольно убогими, но жене они понравились, а восхищение Изабеллы-Роуз позабавило обоих — глаза дочки сверкали подобно бриллиантам. Она восхищенно сцепила руки и светилась удивительной радостью. Словно ей, как Жанне Д'Арк, явилось видение, правда, не святое, а жизнь, воплощенная на сцене, среди мишуры. Спектакль ее поглотил. Она затерялась в блестках, свечах, пудре, краске, духах, репликах, произносимых неестественным голосом, во всей этой грандиозной и восхитительной выдумке.
В самом конце, когда они собрались уходить, кто-то окликнул Росса:
— Капитан Полдарк!
Это был крепкий и хорошо одетый молодой человек с резкими чертами лица. Он улыбнулся. Затем посмотрел на Демельзу.
— Миссис Полдарк. Какая приятная неожиданность. Эдвард Фитцморис. Вы помните...
— Разумеется, — ответила Демельза. — Как вы поживаете, лорд Эдвард? Вы, наверное, не знакомы с нашей младшей дочерью, Изабеллой-Роуз?
Они беседовали, одновременно продвигаясь с толпой к выходу. Поскольку Демельза не видела его с того дня, когда Клоуэнс ему отказала, то уж было подумала, что может возникнуть некоторая натянутость, как тем утром, когда они покинули Бовуд, но Эдвард явно уже давно оправился от разочарования. Он наверняка понял, с долей сожаления размышляла Демельза, что это к лучшему, и необузданная вольнолюбивая белокурая девица из Корнуолла никогда не привыкнет к блестящей, но ограниченной светской жизни, которую он ей предлагал. Теперь она жена молодого моряка-предпринимателя, живет в небольшом домике в Пенрине и выглядит (Демельза вспомнила ее последний визит в Нампару) менее оживленной, чем обычно, с кругами под глазами.
Само собой, вскоре прозвучал вопрос. Уставившись на скопление экипажей, Эдвард Фитцморис спросил, как поживает их старшая дочь. Она замужем? Что ж, это ведь неудивительно, верно? И счастлива? Хорошо, замечательно. Что ж, они провели чудесную неделю в Бовуде. Жаль, что вас там не было, сэр. И еще одна милая дочурка! Сколько ей? Пятнадцать?
Демельза улыбнулась Белле, которая сверкнула глазами в сторону Эдварда, а затем многозначительно улыбнулась матери, чтобы та продолжила игру.
Как здоровье леди Изабел? А лорда и леди Лансдаун? Его брат и невестка чувствуют себя хорошо. У них теперь двое сыновей, знаете ли. Тетушка Изабел переболела подагрой, но теперь совсем поправилась. У нее новая слуховая трубка, которая, как утверждалось, лучше усиливает звук, нежели предыдущая, хотя он не замечает разницы. Нет, он все еще не женат, но занят по горло в парламенте и другими общественными делами.
— Может, заглянете к нам с тетушкой на следующей неделе на чай в особняк Лансдаунов? Генри и Луиза в стране, но...
— Это очень любезно с вашей стороны, — ответил Росс. — Но мы направляемся в Париж. Скорее всего, в понедельник.
— В Париж? Я там был в октябре. Прекрасная мысль. Едете отдыхать, я полагаю?
— Да, отдыхать.
— Где поселитесь?
— Нам все организовали.
Фитцморис заметил нерешительность, с которой Росс отвечал на предыдущий вопрос, поэтому, чуть улыбнувшись и приподняв бровь, взглянул на него и не стал больше расспрашивать.
— Вы с удивлением отметите необычность города, миссис Полдарк. В каком-то смысле он старомоден по сравнению с Лондоном, как будто долгие годы войны затормозили его развитие. Город весьма суровый, но много приятных людей. Если вы не торопитесь, капитан Полдарк, позвольте дать вам имена пары моих друзей, которые будут рады познакомиться с вами и с удовольствием покажут в Париже все, что пожелаете.
— Благодарю. Я вам очень признателен.
— И не забудьте взять в поездку ножи и вилки. Во Франции они ценятся на вес золота по причине нехватки стали и прочих металлов.
Они разошлись через несколько минут, и как только оказались подальше от чужих ушей, Белла воскликнула:
— Какой прекрасный мужчина!
— По-моему, у Беллы входит в привычку находить всех мужчин прекрасными, — сказал Росс.
— Ой, папа, ты иногда такой гадкий! Но ведь он милый, правда?
— Очень приятный человек, — согласился Росс. — Побольше бы таких.
— Совершенно согласна, — прибавила Демельза.
Последний раз Росс встречался с графом Ливерпулем на Даунинг-стрит, но сегодня поехал в Файф-хаус, личную резиденцию премьер-министра, построенную около века назад в старом частном саду Уайтхолла. Его пригласили к премьер-министру минута в минуту, как только пробили часы в зале.
Лорд Ливерпуль, сидевший у камина, поднялся, чтобы поприветствовать его, и произнес:
— Хорошо, что вы пришли, Полдарк. Вы, конечно же, знаете Роберта Мелвилла.
Росс обменялся рукопожатиями с мужчиной чуть моложе его самого, высоким, с плотно стиснутыми губами и волосами с проседью.
— Да, разумеется. Как поживаете, Мелвилл?
Роберт Дандас был другом Питта и решительным сторонником лорда Ливерпуля. В 1811 году он унаследовал от отца титул, а на следующий год Ливерпуль, сформировавший свое первое правительство после убийства Спенсера Персиваля, назначил Мелвилла Первым лордом Адмиралтейства. Насколько было известно Россу, он все еще занимал этот пост. Можно только догадываться, почему он здесь...
— Возможно, вы решили, что у Адмиралтейства есть свой интерес в этом деле, но это не так, — сказал лорд Ливерпуль, положив конец его домыслам. — Но лорд Мелвилл помогал мне во многих ситуациях, касающихся Франции, и я позвал его как старого друга, чтобы он встретился с вами и послушал наш разговор. Как вы наверняка уже поняли, дело не касается Кабинета министров, вы отправитесь как мой личный представитель. Но если возникнут какие-то ситуации, о которых вы захотите доложить во время моего отсутствия, лорд Мелвилл выступит моим заместителем.
— Я был бы счастлив узнать, о каких именно ситуациях должен вам докладывать, милорд, — ответил Росс.
Ливерпуль позвонил в колокольчик.
— Не хотите ли бокал бренди, чтобы согреться?
— Благодарю.
— В Корнуолле идет снег? — спросил лорд Мелвилл.
— Нет, только дождь — очень сильный.
— Вы, должно быть, совершили длинное и утомительное путешествие. Оно занимает три дня?
— Именно так. Но я всё равно намеревался вскоре вернуться в Лондон. Палата общин ведь уже собралась?
— С прошлого четверга, — ответил Ливерпуль. — Но там нет такого неутомимого человека, как вы, Полдарк.
— Я далеко не всегда таков, — заметил Росс, — но слышал, что готовится билль о зерне, и собирался выступить против него.
Возникла пауза, когда вошел слуга и поставил поднос на столик. Росс отвлекся на несколько секунд, любуясь гобеленами, сделавшими известными и дом, и его хозяина.
— Несомненно, мы обсудим билль о зерне чуть позже, — сказал лорд Ливерпуль. Но сейчас, возможно, не время. Разумеется, я знаю, что вы симпатизируете реформам... Кстати, вы в курсе, что Каннинг благополучно добрался до Лиссабона?
— Да, я получил от него весточку две недели назад. Он писал, что слег в постель с подагрой, а потому еще не приступил к своим обязанностям. — Росс почувствовал боль в лодыжке. — Что до реформ, милорд, как вы и сказали, сейчас, возможно, не время их обсуждать, но, признаться, я разочарован и подавлен тем, что со времени провозглашения мира не произошло никаких улучшений в условиях жизни Англии.