А затем в Хэддоу на свой день рождения приехал Джесон и привез с собой целую ватагу буйных, как и он сам, гостей. Однажды вечером они решили поплавать под парусами, и вместе со всеми отправился Джордж. Неожиданно разыгрался шторм, перевернувший шлюпку, в которой находился Джесон. Джордж бросился на помощь, но, пытаясь спасти брата, утонул сам.
Дальнейшие воспоминания вспыхивали в голове Гвинет отдельными фрагментами. Жестокие слова бабушки Рэдли. Перекошенное лицо Джесона, выбегающего из комнаты. Сама Гвинет, бросившаяся искать его. Ветер, дождь, беспросветный мрак.
И, наконец, заброшенная рыбацкая хижина у подножия прибрежных скал.
Здесь воспоминания Гвинет наталкивались на невидимую преграду, которую выстроила она сама, запрятав события той ночи в самый дальний и темный уголок своей памяти. Насколько было известно Гвинет, Джесон так и не догадался, что именно она отыскала его той страшной ночью. Ей хотелось, чтобы он не узнал об этом никогда.
Гвинет смотрела в зеркало невидящим взглядом.
«Теперь мы будем встречаться гораздо чаще», — вспомнились ей слова Джесона, сказанные им сегодня.
Ей сейчас двадцать шесть. Она была замужем за капитаном Бэрри. Она повидала всякое, и ей приходилось делать такие вещи, о которых другие женщины даже помыслить не могут. Так ей ли пугаться слов Джесона?
Гвинет посмотрела на часы. Пора выходить. Перед уходом она еще раз обошла весь дом, проверила все запоры и задернула все шторы на окнах, скрывая свой замкнутый мирок от посторонних любопытных глаз.
Глава 3
Разумеется, он и не надеялся на то, что при встрече Гвинет сразу же кинется ему на шею. Слишком многое разделяло их, слишком долго они не виделись. Однако Гвинет встретила его настолько холодно, что Джесон едва не пришел в бешенство.
Впрочем, чего еще он мог ожидать от этой встречи, черт побери? Ведь он был совсем иным, не чета покойному Джорджу. Джесона всегда считали в семье исчадием ада, белой вороной.
В отличие от Джорджа, он остался в живых и, став хозяином Хэддоу-Холла, занял место, которое должно было принадлежать брату. С тех пор он невольно служил горьким напоминанием о Джордже всякий раз, когда казалось, что боль от утраты уже утихла.
Джесон взболтал на дне бокала остатки бренди и потянулся за новой порцией к подносу, который держал перед ним ливрейный лакей. Впрочем, Джесон уже понял, что ему не помогут избавиться от мыслей о Гвинет ни бренди, ни этот веселый дом, куда его занесла сегодня судьба.
Нет, этот дом не был притоном, хотя и имел сомнительную репутацию. Он принадлежал достопочтенному Берти Сэквиллу, холостяку, весельчаку и члену парламента. Его страстью были необычные вечеринки, на которые можно было прийти лишь по особому приглашению. Среди присутствующих здесь женщин встречались не только самые шикарные и дорогие лондонские куртизанки, хватало и знатных леди, скрывавших свои лица под масками. Они пришли поглазеть на непристойное представление, по окончании которого вольны были выбирать, присоединиться им к общей оргии или покинуть дом Берти Сэквилла.
Джесон оперся на подлокотник кресла и принялся рассматривать заполненный гостями зал. Горящих свечей было немного, и полумрак лишь сильнее подчеркивал царившую здесь атмосферу напряженного ожидания. Разговоры велись вполголоса, а смех, если вдруг и раздавался, непременно оказывался нервным. В середине зала возвышался деревянный помост, к которому постоянно обращались взгляды гостей, с нетерпением ожидавших начала представления.
«Какого черта я здесь делаю?» — в который раз за этот вечер спросил себя Джесон. С хозяином этого дома он был едва знаком — они только раскланивались друг с другом, встречаясь в знаменитом клубе «Уайтс», членами которого оба являлись. «Уайтс». Там бы сейчас и быть Джесону, а не здесь, черт побери. Нет, в самом деле, что он здесь делает?
Весь день настроение у Джесона было просто отвратительным, и потому, когда Брэндон предложил ему пригласительный билет на это представление, Джесон решил принять его. Ему просто необходимо было как-то развеяться, чтобы избавиться наконец от бесконечных мыслей о Гвинет.
«Почему бы и нет? — подумал Джесон, принимая из рук Брэндона глянцевый картонный прямоугольник. — В конце концов, я холостяк и не обязан отчитываться за свои поступки ни перед кем, а уж перед Гвин и подавно. Так почему бы и нет?»
— Тебя что-то беспокоит, Джесон?
Джесон повернул голову к своему кузену Брэндону. Они были не только ровесниками, они даже были внешне похожи — одинаково густые темные волосы, крупные серые глаза. В юности они были неразлучны, а потом родители Брэндона перевели его в другую школу, подальше от влияния Джесона. Впрочем, привязанность между ними осталась, и Брэндон был Джесону даже ближе родного брата.
Время, разумеется, внесло свои поправки в их отношения. Время, деньги и разница в положении. Будучи хозяином Хэддоу-Холла, Джесон нес на себе ответственность, чему Брэндон, мягко говоря, нисколько не завидовал. Ему было гораздо приятнее плыть по течению, наслаждаясь шумными компаниями, тонкими винами и доступными женщинами. Беда была лишь в том, что на все это у него катастрофически не хватало средств.
— Беспокоит? — переспросил Джесон.
— Вот уже пять минут, как ты барабанишь по креслу кончиками пальцев.
Джесон немедленно прекратил барабанить, поднес к губам бокал и сделал большой глоток.
— Это не от беспокойства, Брэндон. От скуки.
— Не верю своим ушам, — удивленно шевельнул бровью Брэндон. — Разве может нормальный мужчина из плоти и крови скучать в таком месте?
— Мне больше нравится, когда есть один мужчина, одна женщина и запертая на ключ спальня.
— Неужели тебе никогда не приходилось бывать на представлениях у Берти?
— Приходилось. Но это было несколько лет тому назад. Думаю, я перерос их.
— Почему же тогда ты принял сегодня мое приглашение?
— Нечем было себя занять.
Брэндон достал табакерку и принялся открывать ее, не сводя изучающего взгляда с лица Джесона. Когда Джордж утонул во время шторма, Джесону было всего двадцать три, и весь мир, который он знал, ограничивался тогда публичными домами на Сент-Джеймс да магистратом на Боу-стрит. Однако все круто изменилось, как только Джесон стал хозяином Хэддоу-Холла. Не успела упасть на могилу Джорджа последняя лопата земли, как в Хэддоу-Холл хлынула толпа кредиторов. Как оказалось, Джордж в последнее время постоянно играл, да так неудачно, что оставил за карточными столами едва ли не все состояние Рэдли.
Если бы Хэддоу был просто заложен, это было бы еще полбеды. Но родовое гнездо, в котором выросло не одно поколение Рэдли, должно было пойти с молотка.
Брэндон, узнав обо всем этом, первым делом подумал, что не было никакого несчастного случая во время шторма, что Джордж просто свел счеты с жизнью. Перед самой смертью Джордж искал — и безуспешно — банкиров, которые могли бы ссудить ему денег, чтобы он мог рассчитаться с долгами. Джордж лихародочно искал выход из сложившейся ситуации и, без сомнения, женился бы ради этого на любой богатой невесте, но, увы, в отличие от Джесона он не нравился женщинам.
Во время шторма он бросился спасать Джесона, и было это, по мнению Брэндона, поступком насколько героическим, настолько и глупым, потому что Джордж совсем не умел плавать. В результате смытому за борт Джесону пришлось пытаться спасти Джорджа, и они едва не утонули оба. Их приятели, оставшиеся в лодке, то ли слишком испугались, то ли были слишком пьяны, но только ни один из них не прыгнул вслед за братьями в бурлящую воду.
После смерти Джорджа Джесон потратил почти целый год на то, чтобы договориться с кредиторами покойного брата. Для того чтобы спасти Хэддоу-Холл, он продал все свое имущество, включая небольшое поместье в Дербишире. Заходила речь даже о женитьбе на богатой невесте, готовой обменять свое приданое на обручальное кольцо. До этого, правда, дело, слава богу, не дошло. Одних разговоров о предстоящей свадьбе хватило для того, чтобы кредиторы стали мягче и сговорчивей. Постепенно все наладилось, и в результате Джесону удалось спасти Хэдцоу-Холл.
Все это не могло не наложить отпечаток на его характер, но сегодня он был очень похож на прежнего Джесона, того, что был еще до смерти Джорджа, и Брэндону хотелось понять причину такой резкой перемены в своем кузене.
Брэндон закрыл табакерку и, постукивая ногтями по серебряной крышке, спросил словно невзначай: